Платон, сын Аполлона

Платон пришёл к назначенному месту встречи раньше, чем Сократ, потому что торопился, боясь опоздать. Но ждать ему пришлось недолго. Едва он отдышался после продолжительной и быстрой ходьбы, как из-за угла Помпейона вышел Сократ в сопровождении Критобула, Аполлодора, Федона, фиванцев Симмия и Кебета и конечно же Критона.

   — По пути сюда мы постучались в ворота дома богоподобного Софокла, — сказал Платону Сократ, когда они направились к Дипилону. — Привратник нас в дом не пустил, сказал, что Софокл спит, что будить его нельзя. Старик Софокл, которому недавно исполнилось девяносто, спит уже несколько месяцев, — добавил он со вздохом сочувствия. — Интересно, какие сны видит он, о чём оповещают его боги перед тем, как позвать к себе. Перикл плакал, слушая его «Электру».

   — А ты? — тихо спросил Сократа Платон.

   — Я — нет, — ответил Сократ. — Смерть вообще не стоит слёз.

Дипилонские ворота были заперты, как, впрочем, и другие врата города: в окрестностях Афин постоянно рыскали отряды спартанского царя Агида, засевшего в Декелее. Афиняне и сами редко теперь покидали город, так что надобности держать ворота открытыми не было. Тех же, кому требовалось зачем-либо выйти за пределы городских стен, пропускали через калитку в правой башне, выдав в качестве обратного пропуска красный черепок с именем начальника стражи.

В тот день на пропусках значилось имя «Ферон».

   — Этого Ферона я не знаю, — глядя на черепок, сказал Сократ, — но помню другого, который умер в год и день моего рождения. Тот Ферон был тираном Акраганта, что в Сицилии, и прославился тем, что, захватив Гимеру, сделал свой город столицей. Теперь столица Сицилии — Сиракузы, и правит там тиран Дионисий Первый, сочиняющий стихи. — Сократ хихикнул и покачал головой.

   — В этом есть что-то смешное? — спросил Платон. — В том, что тиран пишет стихи?

   — Смешное в другом: Дионисий, как я узнал, намерен участвовать в состязании поэтов в Афинах. Славы в своей столице мало для него, хотя Сиракузы превзошли Афины в блеске и могуществе. Он ищет признания в Афинах, откуда сбежал во Фракию поэт Агафон, где спит великий Софокл и где ты, — добавил Сократ после паузы, — сжёг свои стихи. Зачем ты это сделал, Платон?

   — Чтобы мыслить, а не рифмовать, — ответил Платон. — Слова надо собирать не по созвучию, а по другому родству. Ты сам это сказал.

   — Да, я это сказал, — согласился Сократ. — Так должны поступать философы. Да и поэты соединяют слова не только по созвучию, но и по мысли. Хорошие поэты. И философы, ты знаешь, записывали свои мысли стихами, за что их никто не осуждает.

   — Но ты этого не делаешь, Сократ. Ты вообще не записываешь свои мысли. Почему?

   — Сначала я пользовался чужими мыслями и потому не считал нужным их записывать. Теперь же я понял, что все необходимые знания давно записаны в душах людей. Душа, как известно, самый надёжный папирус, вечный. Я лишь помогаю собеседнику найти эти знания в себе, помогаю им вылупиться из скорлупы глупости и неведения. Моя мать Финарета была повитухой, и я ходил с нею по домам принимать роды. Теперь я принимаю роды души... Что же тут записывать, Платон?

   — Ты не сможешь помочь каждому.

   — А вы на что? — засмеялся Сократ. — Вас много, у вас будут ученики, у ваших учеников — тоже. Так всё и случится: каждая душа родит малыша. Или плохая рифма? — захохотал Сократ, но тут же осёкся — они уже достигли цели.

Могила Перикла находилась слева от дороги, ведущей в рощу Академа, среди других знаменитых погостов. Рядом разместилось братское захоронение афинян, погибших во времена правления Перикла на Самосе. Над их гробами Перикл произнёс знаменитую речь о славе, о прошлом и будущем Афин.

   — Он видел далеко вперёд, — сказал Сократ, когда все остановились у могилы Перикла, — но своего будущего не знал. Кто верит в науку, как верил Перикл, следуя своему учителю Анаксагору, тот может предвидеть многое: естественное течение событий определяет будущее так же хорошо, как предсказания оракулов. Но оно не способно предсказать судьбу отдельного человека. Она в руках богов. Как человек науки, Перикл не доверял прорицателям. Учёные мужи читают в книге природы, а прорицатели — в душе и ещё в тех знаках, что подают нам боги. Можно, пожалуй, согласиться с Анаксагором: славы и могущества человек добивается сам. Но к падению и смерти его ведут боги, потому что не может быть ни вечной славы, ни вечного могущества: всё земное проходит. Мы говорили: Перикла погубила глупость народа и чума. Но на самом деле — предопределение судьбы.

Молчавший всё это время Критон воспользовался наступившей паузой и сказал:

   — Теперь мы, пожалуй, можем разделить его жизнь на ту, которой он управлял сам, и на ту, что определили боги. Если потрудиться и припомнить всё как было.

   — Давай потрудимся, — согласился Сократ. — Только ты да я знали Перикла при жизни, были очевидцами его дел. Все остальные присутствующие здесь родились уже после его смерти: Платон, Аполлодор, Критобул, Симмий, Кебет и, конечно, Федон.

Платон отметил про себя, что Сократ назвал его имя первым. Он не был честолюбив, да и факт этот мало что значил сам по себе. Но в данном случае речь шла о том, что все перечисленные — молоды и родились после смерти Перикла. Платон среди них — не самый молодой и не самый старший: моложе всех Федон, а старше — Кебет, и всё же Сократ первым назвал его, Платона. Это случалось и прежде и, возможно, означает, что Сократ думает о нём чаще, чем о других, вспоминает о нём быстрее, раньше, чем на других, останавливает свой взгляд на нём. Впрочем, ведь он уже рассказывал Платону сон о лебеде, белой птице Аполлона.

Сократ и Критон принялись вспоминать из жизни Перикла то, чем он был обязан своему таланту, усердию, мужеству, любознательности, трудолюбию, терпению, справедливости, чувству меры, красоты и правдолюбию, а также то, чему научили его мудрые наставления Анаксагора, Аспасии, Геродота, Софокла и Фидия. Благодаря этим слагаемым Перикл достиг славы и власти. А затем перечислили всё, что привнесли в его жизнь боги и судьба — непредвиденное, тайное, роковое, чудесное. Вспомнили, как прорицатель Лампол принёс Периклу голову однорогого барана и истолковал этот знак богов как скорую победу над политическими соперниками. Вспомнили, что, по замыслу богов, Периклу выпала удача заняться общественными делами в то время, когда Аристид умер, Фемистокл был изгнан из Афин, а Кимон отправился в поход за пределы Эллады. Парфенон, храм в Элевсине, Одеон, Пропилеи Акрополя были построены так быстро, что это не могло произойти без участия богов: прежде столь великие сооружения возводились на протяжении жизни нескольких поколений.

   — Да вот случай! — вспомнил Критон. — Один из лучших мастеров на строительстве Парфенона упал со скалы и, казалось, обречён был умереть. Но тут Периклу во сне явилась сама богиня Афина и рассказала, как излечить несчастного. Все сделали тогда по её совету — и травы нужные собрали, и масла, и чудодейственную воду. Мастер сказочно быстро поправился, и строительство Парфенона не застопорилось.

   — Перикл смеялся, когда женщины надели ему, уже больному, на шею ладанку. «Такой пустяк, — говорил он, — не может избавить от смерти». И смерть пришла. Ему нужно было поверить в могущество ладанки, — сказал Сократ и добавил: — А может, это был знак смерти, посланный богами.

   — Где теперь душа Перикла? — глядя в небо, проговорил со вздохом Аполлодор.

   — Не там ищешь, — заметил ему Сократ. — Царство Аида не на небе, а под землёй.

   — Разве его душа там?

   — В одном я уверен, — сказал Критон, — когда говорят об умершем, его душа с теми, кто его вспоминает. Он здесь. — Критон сказал это с такой непоколебимой уверенностью, с такой значительностью произнёс слово «здесь», что все невольно, затаив дыхание, стали настороженно искать глазами душу Перикла. Увы, никто её не увидел.

Постояв ещё какое-то время у могилы и поглазев на другие надгробия, спутники решили идти дальше, в рощу Академа, к речке, чтобы там пообедать. Слуги Критона тащили на себе корзину со съестным и два кувшина вина.