Эсперанса

Эсперанса высунула голову из-за угла и увидела Жозефину, которая стояла, руки в бока, и ждала веревку.

— Иду! — крикнула она, схватила моток и вернулась к работе, как будто ничего не произошло.

Эсперанса лежала в кровати и слушала, как остальные обсуждают в соседней комнате депортацию забастовщиков.

— Они приезжали на автобусах ко всем крупным землевладельцам и забрали сотни людей, — сказал Хуан.

— Некоторые считают, что это они таким путем создают больше рабочих мест для тех, кто приезжает сюда с Востока, — заметила Жозефина. — Нам повезло, что компания сейчас в нас нуждается. А то бы и до нас добрались.

— Мы были верны компании, а компания будет верна нам, — сказал Альфонсо.

— Хорошо, что все закончилось, — облегченно вздохнула Гортензия.

— Вовсе не закончилось, — возразил Мигель. — Через какое-то время они вернутся, особенно те, у кого здесь остались семьи. Они станут более организованными. Станут сильнее. И нам снова придется решать — присоединяться к ним или нет.

Эсперанса попыталась заснуть, но события дня всплывали в ее памяти. Она была рада, что продолжала работать, и благодарна, что ее лагерь решил не участвовать в забастовке, но она знала, что при других обстоятельствах сама могла оказаться в автобусе. И что бы тогда стало с мамой? Мысли перескакивали с одного предмета на другой. Некоторые из депортированных совсем не заслуживали такой участи. Почему Соединенные Штаты могут отправлять в Мексику людей, которые там никогда раньше не были?

Ее мысли постоянно возвращались к Марте. Совсем не важно, согласна с ней Эсперанса или не согласна. Никого нельзя разлучать с семьей. Удалось ли Марте вернуться на ферму бастующих? Не поймали ли ее? Нашла ли она свою мать?

Почему-то Эсперансе было совершенно необходимо это знать.

На следующее утро она упросила Мигеля отвезти ее на ферму. Поле все еще окружал забор из проволочной сетки. Но сейчас вход никто не охранял. Следы людей виднелись повсюду, но им никто не попался на глаза. Постиранное белье висело на веревках. На ящиках стояли тарелки с рисом и бобами, по ним ползали мухи. Перед палатками осталась обувь — как будто ждала, что сейчас кто-то выйдет и наденет ее. Легкий порыв ветра подхватил валявшиеся газетные листы и понес их в поле. Было тихо и безлюдно. Только блеяла коза, все еще привязанная к дереву.

— Иммиграционные власти побывали и здесь, — сказал Мигель. Он вылез из грузовика, подошел к дереву и отвязал козу.

Эсперанса оглядела поле, которое недавно было заполнено людьми. Они попытались привлечь внимание землевладельцев и властей, они думали, что смогут изменить ход вещей и улучшить условия жизни — не только для себя, но и для нее.

Эсперанса надеялась, что Марта и ее мать снова вместе, но теперь ей уже не узнать, так ли оно на самом деле. Возможно, со временем это станет известно тетке Марты.

Что-то яркое привлекло ее взгляд. С ветки дерева свисало то, что осталось от маленького ослика, игрушки, которую она отдала детям. Лоскутки трепались на ветру. Ослика, как и положено по игре, побили палкой и вывернули наизнанку, чтобы достать конфеты.

ПЕРСИКИ

Теперь у грота Богоматери Гваделупской за их домом Эсперанса молилась не только за Абуэлиту и маму, но и за Марту и ее мать. На папиных розах, все еще невысоких и припадающих к земле, появились бутоны, но они были не единственными цветами у грота. Эсперанса часто находила перед статуэткой Богоматери то ветку с кустика лобулярии, то цветок ирис, то ветку жимолости. Потом она увидела, что каждый вечер после ужина туда приходит Исабель и опускается на колени.

— Исабель, ты что, произносишь новену? [5]— спросила Эсперанса, когда как-то вечером застала ее перед статуэткой. — Кажется, ты уже девять дней молишься?

Исабель встала с колен и посмотрела на Эсперансу:

— Я могу стать Королевой Мая. Через две недели, первого мая, в моей школе будет праздник с танцами вокруг столба, украшенного цветными лентами. Учитель выберет в королевы лучшую ученицу третьего класса. Сейчас я единственная, у кого «отлично» по английскому языку.

— Тогда ты можешь стать королевой! — воскликнула Эсперанса.

— Друзья сказали мне, что обычно выбирают девочку, говорящую по-английски. И у которой красивые платья. Поэтому я молюсь каждый день.

Эсперанса подумала о всех тех прекрасных платьях в Мексике, из которых она уже выросла. Как бы ей хотелось передать их Исабель. Эсперанса испугалась, что девочка может расстроиться.

— Но даже если ты не станешь королевой, ты все равно будешь красавицей, которая прекрасно танцует, правда?

— О, Эсперанса! Мне так хочется стать королевой! Я тоже хочу быть ла реина, как ты!

Эсперанса рассмеялась:

— Что бы ни случилось, ты всегда будешь нашей королевой!

Эсперанса оставила Исабель, которая продолжила благочестиво молиться, и вошла в дом.

— Скажи, мексиканскую девочку когда-нибудь выбирали Королевой Мая? — спросила она Жозефину.

Жозефина с грустью посмотрела на нее и отрицательно покачала головой:

— Нет, я уже выясняла. Они всегда выбирают голубоглазую девочку со светлыми волосами.

— Но это неправильно, — возмутилась Эсперанса. — Они же сами говорят, что главное — хорошо учиться!

— Ну, объяснение-то они найдут всегда и всему. Так уж это устроено, — сказала Жозефина. — Мелина рассказывала, что в прошлом году самые лучшие отметки были у японской девочки. Но ее все равно не выбрали.

— Тогда зачем они твердят, что главное — успеваемость! — воскликнула Эсперанса, понимая, что ни у кого нет ответа на этот вопрос. Ее сердце уже болело за Исабель.

Неделю спустя, закончив работу, Эсперанса, положила пучок спаржи на стол. Эти стебли казались такими же сильными, как и желание Исабель стать королевой. Рабочие не успевали собрать спаржу, как буквально через несколько дней им приходилось снова возвращаться на поля, потому что показались новые ростки. А Исабель говорила только об одном — сможет ли она заслужить цветочную корону победительницы.

— Я ненавижу спаржу, — сказала Исабель, едва подняв глаза от домашнего задания.

— Во время сбора винограда ты ненавидишь виноград, когда мы собираем картошку, ты терпеть не можешь картошку, а в сезон спаржи ты ненавидишь спаржу. Думаю, когда будет урожай персиков, ты возненавидишь персики.

Исабель рассмеялась:

— Нет, персики я люблю.

Гортензия помешивала бобы в кастрюле. Эсперанса сняла грязный фартук, в котором работала под навесом, и надела другой. Она начала отмерять муку, чтобы испечь тортильяс. Через несколько минут она раскатала свежее тесто и обваляла его в муке, после чего ее руки выглядели так, как будто на них были белые перчатки.

— Моя учительница выберет Королеву Мая на этой неделе, — сказала Исабель. Она была очень возбуждена.

— Да, ты уже говорила, — сказала Эсперанса. — А есть ли еще какие-нибудь новости?

— Строят новый лагерь для приехавших из Оклахомы, — сказала Исабель.

Эсперанса посмотрела на Гортензию:

— Это правда?

Гортензия кивнула:

— Об этом объявили на собрании лагеря. Владелец фермы купил несколько армейских бараков, и их поселят туда, поближе к нам.

— У них будут туалеты в домах и горячая вода! А еще — бассейн! — воскликнула Исабель. — Наша учительница все нам рассказала. И мы все сможем в нем плавать!

— Раз в неделю, — сказала Гортензия, глядя на Эсперансу. — Мексиканцы смогут плавать в этом бассейне только по пятницам днем, а утром в субботу бассейн будут чистить.

Эсперанса слишком сильно надавила на скалку.

— Они думают, что мы грязнее других?

Гортензия не ответила. Она отвернулась к плите, чтобы заняться лепешками, но перед этим многозначительно посмотрела на Эсперансу и поднесла палец к губам — мол, не стоит обсуждать это в присутствии Исабель.