Дата Туташхиа. Книга 2

– Если так,– донесся к нам голос Мускиа,– значит, вам удалось решить вечную загадку рода людского, главную заботу – со дня сотворения мира и до наших дней. Я встречал еще нескольких человек, которые утверждали нечто подобное. И был бы чрезвычайно благодарен вам, клянусь честью, если бы вы объяснили, каким образом вы стали свободны.

Нано задумалась, видно, сомневаясь, стоит ли отвечать на этот вопрос. И все-таки сказала:

– Я не отказываю себе никогда и ни в чем. Делаю, что хочу. Разве это не свобода? И потом... Я победила страх! Вам понятно?

Арзнев Мускиа молчал. Пауза затягивалась, и я решил ее прервать:

– Продолжай, Нано! Я понимаю, что все, что ты рассказала,– только вступление.

– Ты прав,– сказала она.– Я буду продолжать. После той стычки Ветров почему-то стал вести себя со мной более развязно, более фамильярно, что ли. Я заметила, что он старается встречаться со мной чаще, и насторожилась, чтобы не дать ему повода для новых сплетен. Но когда мы оказывались с ним в одном обществе, болтовня его сводилась только к сплетням, слухам да служебным анекдотам. Он делал все, чтобы остаться со мной наедине, а когда это получалось, то вел себя как заговорщик, так, будто у нас с ним общие тайны. Сначала я думала, честно говоря, что он в меня влюбился, и из себя выходила, что он медлит с объяснением. Это дало бы мне возможность поставить его на место и прервать эти дурацкие отношения раз и навсегда. Но потом я заметила, что он и к другим дамам нашего города относится точно так же, что вызывало среди них ожесточение, а вокруг него создавало определенный ореол, шумиху, какую-то возню. Тогда я подумала: может быть, Ветров – просто опытный Дон-Жуан, и в этом вся загадка. Но скоро мне пришлось убедиться, что и это не так, что у него вообще нет никаких любовных целей. Сначала я сама пришла к этой мысли, а потом совсем случайно получила подтверждение. На ужине у Переваловых я заметила, как у Ветрова из внутреннего кармана мундира выпала какая-то бумага. Я хотела было сказать ему – возьмите, мол, подберите, но почему-то не сказала. А когда кончился ужин, подняла сама. Как ты думаешь, что это было? Список! Список с именами восьми женщин, около каждого имени стояли точки. Эту бумагу я принесла тебе. Вот и весь мой рассказ. Я хочу, Ираклий, чтобы ты помог мне понять, выражает ли поведение Ветрова какой-нибудь особый интерес его к моей личности, скажем, служебного характера... А если это так, чего он ищет, чего хочет от меня? Только не думай, что это бред взбалмошной дамочки. У меня есть веские доказательства... Во-первых, Ветров жандарм по особым поручениям, переодетый в полицейский мундир, а во-вторых, и это самое главное,– интуиция никогда меня не обманывает.

Нано замолчала и провела платком по лбу.

Есть женщины, красота которых открывается не сразу, а в постепенном общении. Именно такой женщиной – я это сейчас почувствовал – была Нано, с каждой минутой она казалась мне все более привлекательной.

Трудно было не прийти ей на помощь.

– Попробуем вместе разобраться во всем этом,– сказал я,– но, прежде чем приступить к анализу, я бы хотел задать один вопрос: есть ли у тебя основания думать, что жандармерия может интересоваться твоей личностью?

– Да, такие основания есть, они могут мною интересоваться!

Я был несколько обескуражен и, растерявшись, мог только промямлить:

– Понятно. Но необходимо при этом понять...– Тут я запнулся, но все-таки сказал то, что хотел сказать: – В той области твоей жизни, что представляет интерес для жандармерии, не нарушила ли ты правил конспирации, не переступила ли границ осторожности? Ну, например, не доверила ли тайну какому-нибудь третьему лицу? А кроме того, может быть, твое имя фигурировало в связях подпольных или тюремных?

Нано задумалась и молчала, видно взвешивала про себя слова. Вот что я услышал в ответ:

– Видишь ли, хотя я женщина, но хорошо разбираюсь в политических течениях нашего времени. Если живешь в Европе, то без этого не обойтись, надо понимать, что к чему, надо быть в курсе жизни. Да и у нас тоже... Но нет ничего такого, что было бы мне по душе, что выражало бы именно мои взгляды и представления. Потому, наверно, сама я не могу принять участия в борьбе, не то, думаю, могла бы на что-нибудь пригодиться. И вместе с тем мне не дает покоя способность ненавидеть зло и против него ополчаться. Я все не могу постичь себя, понять, как мне жить, как найти собственную форму жизни, действия, ты понимаешь? Человеку, который находится в таком душевном состоянии, как я, не остается ничего другого, кроме благотворительности. В ней он может найти для себя призвание. Так я живу, и такая идет обо мне слава... Однажды пришел ко мне, человек, который убежал из тюрьмы, и попросил спрятать его... С того момента я поняла, что помощь гонимому – тому, кто борется, не щадя себя, ни во что не ставит смерть, сидит в тюрьме, убегает из тюрьмы, потому что не может не делать так, как велит ему совесть, что помощь такому человеку – это самое святое, потому что, как сказал поэт, «...мы сыны земли, и мы пришли на ней трудиться честно до кончины» [Н. Бараташвили. Раздумья на берегу Куры (перевод Б. Пастернака )].

Я виновата перед законом в том, что за четыре года укрыла двух людей, находящихся вне закона, дала им кров, еду, все, что нужно для жизни, и отпустила их тогда, когда можно было отпустить. Странно, но ты и твой друг – первые, кому я доверила эту тайну. Те двое – не в счет, перед ними я чиста, я выполнила долг любви к ближнему и уверена, они и сегодня хранят обо мне добрую память и берегут мое имя. Для этого нужно немного благодарности и немного благоразумия. Они обладают и тем и другим. Это порядочные люди. И я отвечаю на твой вопрос: что же может знать обо мне жандармерия?

Нано вдруг замолчала и повернулась в сторону задней комнаты.

На пороге стоял Арзнев Мускиа.

– Разрешите мне, сударыня, выйти из своей засады...– сказал он. – Простите, но я ведь и так все слышу...– Мускиа улыбаясь глядел на мою собеседницу. – Я очень хочу быть здесь... С вами! Вот Ираклий осудил меня на заточение, а я сбежал, и, может быть, вы приютите меня?

Нано молчала и сосредоточенно, пристально разглядывала Мускиа.