Ставрос. Падение Константинополя (СИ)

В первую ночевку, в чистом поле, опять приболел Александр – заставив мать на долгие часы забыть о внешних опасностях; но он скоро поправился. Но у малыша резались зубки, и он тревожил взрослых до самого конца дороги.

Когда перед ними наконец заблистали Капитолий и базилика Святого Петра на Ватикане, древнейший христианский храм и такой же символ Рима, Феодора пожелала вылезти из повозки и проехаться верхом, усевшись по-мужски. Отличная мощеная дорога была пустынна до самого горизонта… а в другое время на ней наверняка попадались такие же лихие всадницы, как она: и даже не в штанах, а просто с подоткнутым между ног подолом.

Никто ей не возразил. Феофано отмолчалась, увидев порыв подруги; лакедемонянка, устроившись на добротном кожаном сиденье, мрачно смотрела в окно и все время, казалось, высчитывала что-то в уме.

“Так же, как Фома, когда мы с ним путешествовали между Константинополем и Мореей… кажется, сто лет назад!” - подумала Феодора.

Фома Нотарас! Это имя, казалось, более не принадлежало живому – а витало над ними непроизносимым запретным заклинанием, затеняя солнце, отравляя воздух. Если патрикий желал как можно больше испортить им жизнь своим отсутствием, он своего добился…

Но Феодора сомневалась, что ее первый – и самый законный! – муж, отец ее детей, этим удовольствуется.

Если только он еще жив.

“Господи, только бы он был жив”, - взмолилась про себя Феодора, видя, как все яснее выступают из дымки кровли Рима. Рим был прочно связан в ее мыслях с Фомой; и рабыня Желань по-прежнему любила этого человека, как любила и Валента, и Леонарда!

Они остановились в гостинице за городом – как знать, не той ли самой, где жил Леонард? Но, конечно, путники не могли о нем спрашивать.

В гостинице опять устроили совет – снова недолгий: Феофано прекратила споры, заявив непререкаемым тоном, что сейчас следует отправить людей к Мелетию Гавросу, чтобы найти Леонарда и удостовериться, все ли обстоит так, как было расписано в письме.

Конечно, это был самый разумный план: смельчаков, чтобы исполнить его, в отряде было все еще достаточно. Марк вызывался исполнить приказ василиссы вперед всех, но Феофано удержала фаворита при себе.

Она тревожилась… очень тревожилась, хотя и не показывала этого!

Выбрали троих человек, чтобы сопровождать Феодота к Замку Святого Ангела – к дому Мелетия. Если комесов посланец окажется предателем, там его и похоронят… в Риме еще хватало земли, чтобы незаметно складывать трупы!

Феодот, хотя и был угрюм и бледен, как человек, гнетомый общим несправедливым подозрением, не выказывал чрезмерного страха. Феодора в глубине души уже вовсе перестала подозревать его – они, за месяцы, проведенные в бегах, научились бояться собственной тени! Разве способен этот простой матрос, который наверняка и неграмотен, на такие папские или сенаторские хитрости?

Феодот и его спутники уехали – и беглецы остались ждать. Эти часы показались им бесконечными – они не могли ничем заниматься, даже разговаривать друг с другом; женщины сидели по углам, унимая хныкающих детей, которым передались страхи взрослых, а воины прохаживались по комнатам, то хватаясь за оружие, то принимаясь ругаться сквозь зубы.

Наконец, когда стало темнеть за и без того подслеповатыми окнами, Феофано подозвала к себе Марка; царица и ее возлюбленный стали совещаться вполголоса о том, как поступить, если посланные не вернутся. Феодора нетерпеливо приподнималась со скамьи, пытаясь уловить, о чем идет разговор: пора бы всех посвятить в это дело!

Все сильнее был общий страх, что посланные не вернутся.

Но они вернулись. Вернулся Феодот; с ним все трое мужчин, которых отрядила Феофано, а еще – приехали трое других людей комеса вместе с самим комесом!..

- Леонард! – испуганно и восторженно вскрикнула Феодора, вскакивая и кидаясь к нему; Леонард счастливо рассмеялся и сжал ее в объятиях. Он чуть не задушил ее, прижав к своей широкой груди; потом вскинул московитку на руки, не стесняясь никого, и упал вместе со своей ношей на скамью, подхватив жену себе на колени.

Через несколько мгновений она увернулась от его поцелуев, задыхаясь; и когда комес снова притянул ее к себе, села рядом с ним, прильнув к его боку.

- Потом, милый…. потом! – взмолилась московитка.

Леонард снова счастливо улыбнулся и, обняв свою возлюбленную за плечи, другой рукой взял ее за руку, поглаживая ее пальцы. Он обвел взглядом остальных.

- Какими судьбами вы здесь? – спросил он.

Феофано, за мгновение до того ревниво улыбавшаяся, глядя на эту пару, перестала улыбаться. Она резко встала.

- Что значит – какими судьбами? Ты сам нас призвал, комес! – сказала она.

Леонард быстро взглянул на Феодота; он на несколько мгновений застыл, как и все в комнате. Будто холодным ветром повеяло из окон.

Потом комес отпустил свою жену и следом за Феофано стремительно поднялся с места. Марк, который и без того был начеку, бросился в двери и загородил выход; еще двое подступили сзади к Феодоту. Посланец комеса огляделся, поняв, что бежать некуда, и устремил полный мольбы взгляд на господина.

- Комес, я не предавал тебя! – воскликнул он.

Под неподвижным, страшным взглядом Леонарда колени у матроса подогнулись; но те, кто стерег его, не дали ему упасть, схватив за руки и вывернув локти назад.

Комес быстро шагнул вперед.

- Стойте! – воскликнул он.

Он всмотрелся сверху вниз в Феодота, которого был выше на голову. Лицо Леонарда все еще выражало растерянность и гнев – но, казалось, гневался он не на посланца. Комес положил своему матросу руку на плечо и взглядом приказал конвою отпустить его.

Феодот взглянул на господина снизу вверх, морща свой узкий лоб, - как недалекий маленький человек, который молит старшего и умнейшего о заступничестве. И, ко всеобщему изумлению, Леонард отечески положил руку на взмокшие кудри матроса.

- Где письмо, которое я велел тебе передать царице Феофано? – мягко спросил критянин.

Феодот мотнул головой из-под хозяйской руки в сторону старших женщин.

- У… у них, господин!

Леонард быстро обернулся к Феодоре; та, бледная и серьезная, кивнула.

- Да, Леонард, письмо у меня. И… те вещи, которые ты велел Феодоту предъявить!

Она порывисто пошарила в кармане шаровар, надетых под платье, и достала серебряную заколку с лиловым камнем. Протянула сверкающую драгоценность на ладони к мужу; потом выхватила другой рукой вышитый белый платок.

- Разве Феодот обманщик? Вот все эти вещи! – воскликнула она; вдруг охваченная горячим желанием выгородить несчастного посланца. Феодоре захотелось спасти Феодота даже раньше, чем она успела задуматься о смысле возникшей путаницы.

Леонард медленно покачал головой, словно бы решая для себя что-то, – хотя критянин про себя уже заключил главное. И Феодора догадывалась… начинала догадываться о том же, что и он.

- Дай письмо, любимая, - еще тише и ласковей, чем говорил с матросом, попросил ее Леонард Флатанелос.

Московитка безмолвно вынула из-за пазухи и подала ему свиток.

Леонард развернул бумагу и впился глазами в строки; он быстро поглотил письмо взглядом – а потом неожиданно засмеялся. Этот резкий звук поразил всех, точно они неожиданно увидели сумасшествие прославленного вождя.

- Что случилось? – вскрикнула Феодора.

Леонард усмехнулся. Он притянул к себе горемычного Феодота, точно защищая от жестоких нападок непутевого младшего брата.

- Я отправил к вам этого человека – и он, как я вижу, хорошо исполнил свое поручение, - проговорил комес, все еще смеясь. – Я дал ему и заколку, и платок, и письмо к моей жене и Феофано! Но то было другое письмо!

Все ахнули – и самые недогадливые, и те, кто уже понял, что произошло. Догадки строить – это одно; а когда из уст предводителя звучит такое заключение, дело принимает серьезный оборот.

- И ты не приказывал нам ехать в Рим? – спросила Феодора среди общего молчания.