Аристономия

назад сидел человек в кепи.

Никто не оборачивался. Но стоило трамваю повернуть за угольные склады, как все одновременно заговорили.

– Большевик или зеленый, – сказала дама, визжавшая громче всех. – Ужас какой. Я ночью не усну!

Мужчины обсуждали поразительную меткость выстрелов:

– Каково? Сначала в ногу: не бегай. Потом в руку: не шали. Контрразведка. Мастера!

Антон был вынужден подпереть кулаком челюсть. Она прыгала.
* * *

В тот день до Статистического комитета он так и не доехал. Вечером не написал ни строчки. Ночью ходил по комнате, не мог спать.

Конечно, сказывалось потрясение. Антон впервые видел вблизи, как стреляют в человека. Однако дело не только в эмоциях. Случившееся на трамвайной остановке поставило под сомнение всё, чем он с таким увлечением занимался, во что верил.

Контрразведка – та же боевая часть, говорил себе Антон бессонной ночью. Полковник Патрикеев ведет войну с опасным врагом, у этого врага есть оружие. Всё так, всё правильно. Но зачем наступать ботинком на раненый локоть? Если полковник вытворяет такие вещи на улице, при многочисленных свидетелях, что же он делает с арестованными, когда никто не видит? И это – член Братства Белой Розы, соратник Петра Кирилловича, столп будущей идеальной республики?

Сам себе возражал: ты интеллигентик, слюнтяй, цюрихский мечтатель. Увидел краешек кровавой схватки, идущей уже третий год, и заахал. Чекисты тысячами расстреливают совершенно мирных людей, ты сам был этому свидетелем. А ведь красный террор восемнадцатого года был еще цветочками, разве мало ты видел в газетах фотографий с истерзанными телами большевистских жертв?

Но этот аргумент не успокаивал, не давал ответа на коренной вопрос. Если мы не лучше их, зачем тогда всё?

Наутро Антон поехал к Бердышеву, чтобы задать этот вопрос напрямую. Что это будет за новая Россия, если в ней возможны люди вроде Патрикеева? Знает ли Петр Кириллович, какими методами действует полковник? А если не знает, то не следует ли избавиться от такого «единомышленника», пока он и ему подобные не скомпрометировали идею?

Но Бердышева в «Кисте» не было. В секретариате сказали: выехал с главкомом на фронт.

Наступление началось еще неделю назад, весь город был обклеен афишами: во вражеском тылу высажен десант, красные полчища бегут, захвачены тысячи пленных, десятки орудий, огромные запасы зерна.

Прогнозы Бердышева начинали сбываться. Происходили колоссальные события. Возможно, это был перелом в титанической битве двух Россий, и Петр Кириллович находился там, в гуще сражения, где никто не считал убитых, никто не охал над ранеными.

«Ах, злой полковник жестоко поступил с подпольщиком, наступил бедняжке на больную ручку! Мое нежное сердце содрогнулось! – издевался над собой Антон. – И с этим кудахтаньем я собирался отрывать большого человека от великих дел?»

Устыженный, он вернулся к себе, но работа шла вяло, без былого вдохновения. Часто он ловил себя на том, что не пишет, а сидит и смотрит в стену.

Разве проблема в