Гибель Византии (СИ)

Феофил с Кантакузином обменялись быстрыми взглядами.

— Есть ли среди их числа те, с кем ещё недавно поддерживались дружеские отношения?

Феофан улыбнулся, отчего лицо его покрылось ещё более густой сетью морщин.

— До недавнего времени часть из них испытывала если не приязнь, то, во всяком случае, уважение и зависть к традициям и культуре нашего государства. Как впрочем и подобает варварам, несмотря на своё зазнайство и похвальбу первобытной силой, преклоняться перед всем, что стоит несравненно выше их по уровню развития. Сам великий визирь, наставник молодого султана и первое лицо при турецком дворе, не раз оказывал нам знаки своего расположения.

— Так может быть…, - Димитрий всем телом подался вперёд.

— Ситуация изменилась, — отрицательно покачал головой Феофан. — Мехмед спит и грезит о захвате Константинополя, а воля владыки для азиатских сатрапов превыше их собственной жизни.

Однако сановники не сводили с него глаз.

"Старый лис опять хитрит», — стратег и протостратор были единодушны в своем мнении.

'' Феофан затеял какую-то новую интригу и, как знать, может его тайные связи с визирем усилят позиции моей партии, и значит появится возможность обойтись без драки», — лихорадочно строил планы Нотар.

«Опять тайны, закулисная игра», — недовольно думал император, — «Недосказанность только вредит делу».

И вслух произнёс:

— У нас в запасе имеется всё для развеивания грёз врагов, а чтобы им спалось не столь сладко, я послал уведомление султану о невыплаченной за последние два года дани.

— Какой дани? — лицо Феофана начало сереть и оплывать, подобно куску тающего воска.

— Дань, которая выплачивается турецким престолом за содержание в Константинополе османского принца Орхана, — жестко ответил император.

Старик вздрогнул, как от удара палкой.

— Не надо было этого делать, государь, — тихо проговорил он. — Ведь это всё равно, что дразнить костью обезумевшую от голода собаку.

— Ты удивлен причинами этого решения? — со скрытой досадой спросил василевс. — Я лишь предупредил своего недруга, что владею сильным оружием против его самовольства. Не знаю, насколько это образумит зарвавшегося юнца, но что заставит призадуматься — в этом я уверен!

Феофан мелко и скорбно качал головой.

— Причины мне ясны, но последствия…… Великий василевс прав в своих словах: получив уведомление, султан задумается, непременно задумается. Если от ярости не потеряет способность мыслить.

— Прошу василевса простить меня, — продолжал он, — что в отличие от венценосных правителей династии Палеологов, я никогда не вступаю в схватку с более сильным врагом на открытой местности и с поднятым забралом.

Лицо Константина потемнело, брови грозно двинулись к переносице.

— Дело сделано и не заслуживает дальнейшего обсуждения. Мне непонятны упрёки, скрытые в твоих словах. Я никогда не сожалею о совершённом мною.

Он поднялся на ноги, давая понять, что совещание подошло к концу.

— Близится рассвет. Ступайте по домам, соратники. С восходом солнца нас ждёт много неотложных дел.

Длинные перекладины паланкина мерно поскрипывали в такт шагам носильщиков, цокот копыт конной охраны звонко отражался от стен погруженных в сон домов. Феофан наклонился к окошечку и сделал знак Алексию приблизиться. Всадник подъехал почти вплотную и перегнулся с седла.

— Василевс Константин имел счастье родиться правителем, а ты понимаешь, что я говорю отнюдь не только о происхождении. Однако Господь, щедро оделив его достоинствами государя, позабыл снабдить мировоззрением опытного политика. Безусловно, тактика хороша и сама по себе, но она проигрывает там, где властвует стратегия. Мало действовать, надо ещё и предвидеть. Жизнь во стократ нелогичнее догм геометрии, где прямая — наикратчайшее расстояние между двумя точками. Тысячелетиями власть в Империи держалась на силе и коварстве: умение перехитрить врага считалось равнозначным бескровной победе над ним. Для достижения своих целей зачастую пускались в ход все средства, мыслимые и неожиданные. Не останавливались даже перед кровосмешением и близкородственными убийствами. Нередко изначально благородные идеи впоследствии подменялись корыстолюбием и жаждой власти, низким предательством и животными страстями. Византия утратила меру добра и зла и за это ответ должны нести потомки. Впрочем, оставим эти бесплодные рассуждения. Я хочу поделиться с тобой другим.

Феофан на мгновение смолк, затем заговорил на древнегреческом, понятным лишь им обоим.

— Тебе известно, Алексий, какая игра велась вокруг претендента на турецкий престол. Венеция и Генуя, Ватикан и Франкское королевство, а так же многие другие жаждут оказать гостеприимство Орхану. Немудрено: одним своим именем принц способен внести многолетнюю смуту в османский султанат. Ведь при турецком дворе, как, впрочем, и при любом другом, достаточно много обиженных или обделенных властью. И они не преминут сделать ставку на нового владыку. Содержание своего сводного брата под замком недешево обходится Мехмеду, но он способен дать значительно больше, лишь бы соперник его благополучно переместился в мир иной. Мы же не уступали принца, хотя в заманчивых предложениях не было недостатка. Республика Святого Марка была наиболее щедра в своих обещаниях и я уже готовился склонять василевса к подписанию договора: венецианцы согласны были предоставить половину своего военного флота, а так же три полка конных ландскнехтов. В то же время ничто не могло препятствовать появлению в Анатолии лже-Орхана, двойника принца, который при нашей поддержке и с помощью тех же венецианских солдат, повел бы борьбу за турецкий престол. Одно лишь неприятное обстоятельство удерживало меня: роль Византии в этой прямой агрессии против султаната скрыть было бы невозможно. Поэтому я, невзирая на предполагаемые выгоды от этого предприятия, решил пока что не ввязываться в рискованную авантюру и договориться с турками по-хорошему. Но теперь….

Дипломат замолчал.

— Что же произошло на совете у императора?

— Василевс объявил, что послал уведомление султану о невыплаченной дани. Конечно же, это равносильно прямому вызову и оставляет мало надежд на компромисс.

— Но разве раньше это было возможным, мастер?

Феофан повернул голову и с легким удивлением взглянул на своего собеседника.

— Я был уверен, что у тебя сложилось на этот счёт своё мнение.

— Мне известно, мастер, что велись длительные переговоры с некоторыми сановниками султана и верховный советник…..

— Воздержись от упоминания имен, — Феофан предостерегающе поднял палец.

Лицо всадника омрачилось.

— Я ручаюсь за преданность своих людей, — он кивнул в сторону рослых широкоплечих носильщиков. — Тем более, что они ни слова не понимают из нашей беседы.

Старик лишь пожал плечами на эти слова.

— Ты забыл? Неведомо пусть будет левой руке, что творит правая. А сообразительному человеку достаточно несколько выхваченных из разговора имен и названий, чтобы составить себе впечатление о его сути.

Алексий согласно наклонил голову.

— Да, ты прав. Велись продолжительные переговоры с неким сановником из окружения султана. На них обсуждалась возможность сохранения независимости Империи, с выплатой ежегодной посильной дани и с условием содержания Орхана отрезанным от всего мира вплоть до его естественной кончины. Это был второй приемлемый для нас путь. Однако прямолинейность василевса смешала все карты. Теперь Мехмед и слышать не захочет о предполагаемом перемирии. А мне ещё странным казалось его нетерпение: никогда ещё османские войска не собирались столь торопливо.

— Прошу прощения, мастер, но чем вызвана эта поспешность? Ведь всем, в том числе и султанскому окружению, хорошо известно местопребывание Орхана. Так же ни для кого не является секретом наше намерение с наибольшей для себя выгодой использовать его в своих интересах. Охраной уже пресечены десятки попыток покушения на принца: убийцы караулили его в дворцовом парке во время прогулок, пробирались по каминным трубам, проникали в покои под видом слуг и даже танцовщиц. Не раз изощренность методов врага вызывала невольное восхищение. И тем приятнее было в лишний раз удостоверится в своем превосходстве. А сколько было выявлено блюд, начиненных всевозможными ядами! Их зачастую скармливали тем же незадачливым лазутчикам, после их тщательного допроса, разумеется.