Екатерина Великая (Том 2)

Господин де Грасье с необыкновенной ловкостью подал послу ящик, потом ножницы для обрезания сигар и, наконец, большие чёрные спички и поклонился.

– Вы думаете, – продолжал Сегюр, – что этот саксонец может быть нам полезен?

– Несомненно, ваше сиятельство, он близкий друг господина Даля, начальника Санкт-Петербургской таможни, и бывает у него на дому.

Сегюр посмотрел на синие кольца табачного дыма, поднимавшегося кверху, и покачал головой.

– Я в этом сомневаюсь, господин Грасье. Господин Даль – старый и честный таможенный чиновник. К тому же всеми делами таможни в действительности ведает Радищев. Это креатура Воронцова, если можно так выразиться, его альтер эго, [53] человек желчный и форменный пуританин… Но, по вашему совету, я всё-таки пригласил Гельбига.

Грасье несколько наклонил голову и сделал неопределённый жест рукой:

– Его величество саксонский король Фридрих Август Третий наследовал Саксонское королевство с весьма расстроенными финансами после Семилетней войны. Его посольство при русском дворе, несомненно, испытывает такие же затруднения.

Сегюр поднял брови:

– Тем не менее и посол и его сотрудники ведут довольно широкий образ жизни…

Грасье улыбнулся:

– Дипломатическая служба даёт возможность получать некоторые дополнительные доходы…

Сегюр пожал плечами:

– Только не для настоящего дворянина, дорогой Грасье…

Грасье опять улыбнулся:

– Я говорю о некоторых саксонских дворянах…

Они прервали разговор, потому что в этот момент лакей лицом министра, в буклях, ливрее с золотым позументом, шёлковых чулках и чёрных туфлях, объявил о прибытии секретаря саксонского посольства.

Сегюр вскинул лорнет на золотой цепочке и приподнялся навстречу гостю.

Господин Гельбиг, человек среднего роста, широкоплечий, в длинном парике, атласном кафтане немецкого покроя, белых чулках и туфлях с пряжками, глубоко поклонился, и букли парика закрыли его продолговатое лицо. Когда секретарь саксонского посольства выпрямился, Сегюр увидел хищный, острый нос и маленькие, хитрые, глубоко сидящие глаза.

«Он далеко не дурак», – подумал посол, усаживая гостя в кресло.

– Курите, мой дорогой Гельбиг!

– Я не курю…

– Тогда я вам советую выпить бокал бургундского!

– Я не пью…

Сегюр ещё раз посмотрел на маленькие глаза своего гостя и решил перейти прямо к делу.

– Не скрою, мой дорогой Гельбиг, я пригласил вас по одному щекотливому делу, и я надеюсь на вашу скромность, которая, как и всякая скромность, не останется без вознаграждения…

Сегюр помедлил, ожидая какой-нибудь реплики со стороны гостя, но тот только молча склонил набок голову.

«Он, несомненно, напоминает какую-то птицу, но какую?» – подумал Сегюр, продолжая разговор:

– Итак, поскольку вы являетесь другом господина Даля, директора Санкт-Петербургской таможни, и будучи уверен в вашем уме и такте, я полагаю, вы могли бы уладить одно небольшое дело в Кронштадтской таможне.

– Очевидно, речь идёт об оформлении грузов для эскадры маркиза де ля Галисоньера?

«Этот подлец уже всё знает!» – подумал Сегюр и, протянув обе руки гостю, воскликнул:

– Ах! Вы необыкновенно проницательны, мой друг!

– Тогда я ничем не могу быть полезным.

– Но почему же?

– Господин Даль не вмешивается в дела таможни. Императрица предоставила ему этот пост, лично его зная, дабы дать ему средства к существованию, несмотря на то, что по возрасту он уже не способен заниматься делами.

– Однако это дело попадёт именно в Петербургскую таможню.

– О нём, несомненно, уже доложили Воронцову, и он поручит его Радищеву.

– Вы знакомы с ним?

– Да, я встречался с ним несколько раз у господина Даля.

– Что это за человек?

– Он говорит очень мало, редко и не прежде, чем его спросят. Но когда есть повод, говорит хорошо и весьма поучительно. Впрочем, он всегда сосредоточен и производит вид человека, не обращающего внимание на то, что происходит вокруг него. У него репутация безукоризненно честного и образованного чиновника.

– Странно, что при таких качествах он занимает скромное место помощника начальника таможни.

Гельбиг пристально посмотрел на посла и усмехнулся:

– Он заслуживает занять более высокие посты в государстве, но, очевидно, императрица полагает, что умный человек годен и для малых должностей.

– Итак, мой дорогой Гельбиг, могу я на вас рассчитывать?

Гельбиг встал и поклонился.

– К сожалению, господин посол, я не смогу быть вам полезным!

Когда он ушёл, Сегюр обратился к Грасье:

– Вот видите, я же вам говорил, что из этого ничего не выйдет! Этот саксонец, видимо, вовсе не нуждается в деньгах…

Грасье улыбнулся:

– Он охотно бы их взял, если бы мог чем-нибудь помочь…

Сегюр встал и прошёлся по комнате.

– Я не могу больше ждать. Всё это дело с грузами де ля Галисоньера имеет смысл постольку, поскольку оно может служить прецедентом для того, чтобы впредь французские военные корабли были освобождены от досмотра. Как только мы заключим торговое соглашение с русскими, в котором они, конечно, оговорят, что военные корабли не обладают правом возить торговые грузы, оно потеряет всякий смысл.

– Но, ваше сиятельство, я не вижу способа разрешить этот конфликт благоприятно для нас.

– Способ один – ехать к светлейшему, убедить его вмешаться и уговорить императрицу освободить грузы де ля Галисоньера от досмотра. Князь Потёмкин терпеть не может Воронцова, он это сделает…

Потёмкин сидел в халате перед столом, держа молоток в руках. На столе стояла хрустальная ваза с грецкими орехами. Он брал орех, разбивал скорлупу молотком и, причмокивая, жевал сердцевину. Велено было не принимать. Но когда золотая карета, запряжённая цугом, остановилась перед подъездом дворца и из неё вышел, распространяя вокруг себя аромат духов «А ля рень», французский посол, высокий, величественный, в сверкающем бриллиантами кафтане, камердинер всё-таки доложил о нём князю.

Потёмкин равнодушно посмотрел на камердинера своим единственным глазом и сказал:

– Ну, уж раз приехал, веди!..

Сегюр начал с пустяков. Рассказал о том, как австрийский посол граф Кобенцель купил у генерала Нащокина прелестную девку, но, оказавшись неспособным воспользоваться её красотой, заболел нервическим расстройством. Потом заговорил о парижских модах и о популярности всего русского во Франции. И наконец, сделав грустное лицо, сообщил, что получил письмо от своего друга, королевского адмирала, маркиза де ля Галисоньера, который, прибыв в Кронштадт с эскадрой, оказался в ужасном положении…

Потёмкин удивлённо поднял брови:

– Почему же это?

– Но, мой дорогой князь, офицеры и матросы, естественно, привезли с собой некоторые французские изделия. Кроме этого, для них были подготовлены разные грузы. Это относится к обычаям флота. Теперь русские таможенные власти не выпускают их с кораблей, требуя оплаты пошлин… Согласитесь сами, нельзя же омрачать такими мелкими придирками отношения между двумя великими державами…

Потёмкин взял из вазы орех, положил на перламутровую, с инкрустациями крышку драгоценного стола и с размаху ударил молотком по скорлупе. Сегюр с изумлением следил за князем.

– Так, – сказал Потёмкин, прожёвывая орех, – видать, на сие у них есть повеление свыше…

– Не думаю, мой дорогой князь, вероятнее всего, это интрига моего и вашего врага…

– Кого же это? – с тем же равнодушием спросил Потёмкин, принимаясь за следующий орех.

– Разумеется, графа Воронцова. Всем известно, что Воронцовы придерживаются английской ориентации. Отсюда стремление осложнить наши дружеские отношения…

Потёмкин задумался.

– Хорошо, я поговорю с матушкой…

Вечером Потёмкин рассказал императрице о посещении Сегюра и его жалобах.

Но Екатерина отнеслась к этому сообщению довольно холодно.