Кудеяр

— Твоя вина в том… — из глаз мальчика вновь полились слёзы, он круто повернулся и выбежал из палаты.

Февральский хмурый день. Через зарешечённое сводчатое окно едва пробивается слабый свет, доносится завывание ветра. Чутко прислушиваясь к малейшему шороху за дверью, митрополит Даниил старческой мосластой рукой перебирает чётки. В палате сумрачно, неуютно, и всё мерещится, будто кто-то таинственный и страшный наблюдает за ним из тёмного угла. Никогда за всю свою долгую жизнь Даниил не испытывал такого страха. И что это поделалось в мире? Кругом вражда, ненависть, лютая злоба. И нет никого, кто мог бы заступиться за грешного смертного. Великий князь мал, всеми делами в государстве заправляют Шуйские. Минувшей осенью боярина Ивана Бельского увезли из Москвы на Белоозеро, чтобы великий князь ненароком не мог бы освободить его ещё раз. Дьяка Фёдора Мишурина злобно растерзали, а боярина Тучкова сослали в село Дебала. В ноябре почил Василий Васильевич Шуйский. Митрополит надеялся, что с кончиной боярина Шуйские оставят его в покое, но ошибся.

Даниил тяжело поднялся с лавки, встал пред иконостасом на колени, долго молился, но молитва не принесла ему успокоения, страх по-прежнему леденил душу. И что это Шуйские удумали? Вчера Иван прислал слугу с известием, что сегодня пополудни явится к нему их человек. Что это за человек? Какую весть принесёт он?

Часы на Фроловской башне пробили полдень. И тотчас же раздался троекратный стук в дверь.

— Войди, — голос прозвучал хрипло, натужно. В дверях показался Афанасий Грек.

— А, это ты, Афанасий, — митрополит облегчённо вздохнул, — занят я сейчас, ступай прочь.

Тот, однако, не уходил.

— Чего тебе надобно? — в голосе митрополита прозвучало раздражение.

— Я — человек Шуйских.

— Ты?! Выходит, ты изменил мне? Ах, негодяй, Иуда! Не я ли приблизил тебя к себе, тогда как должен был жестоко покарать вместе с твоим господином Максимом Греком?

— Не шуми, Даниил, не шуми. Я тебе помог, вот ты и приблизил меня к себе. Так что мы квиты, а потому я тебе ничего не должен.

— Ты подлец, Афанасий, и за подлость твою Господь Бог покарает тебя!

— Я не грешнее тебя, Даниил. Али забыл, как заманил Шемячича в Москву, поклявшись, что Василий Иванович не погубит его, а когда тот явился к великому князю, то был схвачен и заточён в темницу; жёнку же его с дочерьми сослали в суздальский Покровский монастырь, куда позднее Василий Иванович отправил и свою жену Соломонию.

Шемячич! Вот оно — наказание Господне за клятвопреступление. В памяти Даниила тотчас же промелькнули события пятнадцатилетней давности, когда он только что сменил на митрополии строптивого Варлаама — нестяжателя, не пожелавшего обманом способствовать поиманию независимого и гордого новгород-северского удельного князя.

В вотчину князя Василия Ивановича Шемячича [36] входили Новгород-Северский, Рыльск, Радогощь, Путивль — немалые земли на юге Руси. И хотя Шемячич считался слугой русского великого князя, он держал себя независимо, а потому Василий III постоянно опасался его, почитал за запазушного врага. Между тем смелый и удачливый новгород-северский властитель не раз громил крымских татар, вторгшихся в его владения. В июле 1500 года он одержал крупную победу над Литовцами, положив под Мстиславлем семь тысяч неприятеля. Напуганный его ратными успехами, литовский великий князь Александр обязался не трогать принадлежащих ему земель.

У талантливых и удачливых людей на Руси всегда немало завистников. Василий Семёнович Стародубский, которого великий князь всея Руси Василий Иванович в день Иродиона Ледолома [37]1506 года женил на сестре своей жены Соломони Марье Сабуровой, поклялся: одному чему-нибудь быть — или уморю князя Василия Ивановича Шемячича, или подвергнусь гневу государеву. В день Анны Холодницы [38] 1517 года князь Стародубский прислал в Москву великому князю донос о сговоре Шемячича с киевским воеводой Ольбрахтом Гаштольдом. Новгород-северский князь якобы предложил Ольбрахту вместе с крымскими царевичами идти на его города, чтобы он, воспользовавшись этим, мог изменить Василию Ивановичу. Донос подтвердил князь Фёдор Пронский, который воеводствовал тогда в Стародубе. Великий князь послал в Новгород-Северский князя Ивана Юрьевича Шигону и дьяка Ивана Телешова [39], которые вместе с окольничим Григорием Фёдоровичем Давыдовым должны были вести дознание. Узнав о цели их приезда, Шемячич направил в Москву своего человека Стёпку Рагозина с вестью, что Стародубский его оклеветал. Он просил великого князя, чтоб тот позволил ему приехать и оправдаться. «Ты б, государь, — писал Шемячич, — смилостивился, пожаловал, велел мне, своему холопу, у себя быть, бить челом о том, чтоб стать мне пред тобою, государем, очи на очи с теми, кого брат мой князь Василий Семёнович к тебе, государю, на меня прислал с нелепицами. Обыщешь, государь, мою вину, то волен Бог да ты, государь мой, голова моя готова перед Богом да перед тобою; а не обыщешь, государь, моей вины, и ты б смилостивился, пожаловал, от брата моего, князя Василия Семёновича оборонил, как тебе господарю Бог положит по сердцу, потому что брат мой прежде этого сколько раз меня обговаривал тебе, господарю, такими же нелепицами, желая меня у тебя, господаря, уморить, чтоб я не был тебе слугою».

Василий Иванович внял словам новгород-северского князя, послал ему опасную грамоту для проезда в Москву, а людям, повезшим эту грамоту, наказал побывать у князя Стародубского: «Заезжайте к князю Василию Семёновичу, скажите ему от нас речь о береженье, да похвальную речь ему скажите». И тем вновь, в который уж раз, показал свой нрав.

Василий Шемячич явился в Москву в Михеев день [40] 1518 года и полностью оправдался перед государем, все обвинения с него были сняты. Василий Иванович велел сказать оклеветанному: «Мы у слуги своего князя Василия на тебя речей никаких не слушали. Мы как прежде нелепым речам не потакали, так и теперь не потакаем, а тебя, слугу своего, как прежде жаловали, так и теперь жалуем и впредь жаловать хотим; обыскали мы, что речи на тебя нелепые, и мы им теперь не верим».

Один из обвинителей, представленных Василием Стародубский великому князю в качестве послухов, был выдан обвиняемому головой. Шемячич потребовал выдачи и другого оскорбителя, но великий князь воспротивился;

— Этот человек был в Литве, в плену и слышал о тебе речи в Литве, так как же ему было нам не сказать? Нам этого человека выдать тебе нельзя.

Шемячич был с честью отпущен в свои владения.

Радоваться бы русскому великому князю, что южные рубежи государства надёжно охраняет его слуга, а он видел в нём лишь запазушного врага. Потому в 1519 году послал в Новгород-Северский своих воевод, которые на всякий случай должны были приглядывать за Шемячичем. Желая быть единовластным хозяином Руси, Василий Иванович не мог простить ему, что Новгород-Северское княжество вело себя слишком вольно: крымский царь и царевичи продолжали писать Шемячичу особо от Василия Ивановича, а потому он был обречён.

Летом 1521 года русские земли были опустошены Мухаммед-Гиреем. Многие воеводы попали тогда в немилость. Василия Шемячича обвинили в том, что он ничего не сделал для предотвращения татарского нашествия. На следующий год великий князь, прибыв в Коломну, вознамерился послать его на Мухаммед-Гирея, однако поход не состоялся. И тогда новгород-северский князь был обвинён в измене и вызван в Москву для оправдания. Василий Иванович Шемячич понял, что с ним хотят расправиться, поэтому соглашался приехать только тогда, когда получит охранную грамоту, скреплённую клятвой государя и митрополита. Митрополит Варлаам прекрасно понимал, что независимого Новгород-северского князя хотят заманить в ловушку, поэтому отказался дать крестоцеловальную грамоту, за что был вынужден в конце 1521 года оставить митрополию, а затем заточён в один из северных монастырей. Его место занял игумен Иосифо-Волоколамского монастыря Даниил, который без возражений подписал опасную грамоту для новгород-северского князя.