Царев город

Благо выплыла из облаков луна, и след от телеги виден. Настя сняла исподнюю рубашку, обернула ею уснувшую девчонку, положила на телегу и растворилась в лесном полумраке...

V

Хоть и устал за день Андрейка, но ему в эту ночь не спалось. Андрейку мучила ревность. С той поры, как он увидел Настю, покоя как не бывало. Девушка оказалась гораздо милее и пригожее, чем он представлял. Ему не надо было влюбляться в Настю, он давно уже любил ее. За время пути по лесам можно было бы поговорить с ней, сказать об этом, но парень был в таких делах совсем неопытен, к тому же несмел и молчалив. Совсем иное дело Дениска. У того язык привешен прочнее, чем у колокольчика на дуге, звенит и звенит над ухом красавицы. Уж и посвататься успел, хмырь болотный. И дозвенит, добьется своего, влюбит в себя девушку. И сказать ему ничего нельзя, сам же Андрейка назвал ее сестрой. Ах, какой он был дурак тогда! А может, рассказать Дениске всю правду? Неужели не поймет?

* — Спишь? — Андрейка подлез под разлапистую пихту, лег рядом с Дениской.

— Думаю,—ответил Дениска, отодвигаясь,

— О чем?

— Думы без краев. О себе, о нас, о Насте, о Настенке. А ты чо не спишь?

— Поговорить с тобой надо бы. В минулый раз я со--врал тебе...

— Когда?

— Там, на барже. Настя не сестра мне, а Илья, к которому мы стремимся, не отец.

—• Как это?

— Я сирота. Дядя Илья был мне вместо отца. А Настю я дюже полюбил.

— Ты, паря, хитришь. Она тебя сразу братом назвала.

— Я сам попросил ее об этом. Не веришь — у нее уз-

найч

Оба долго молчали.

— Ладно. И я признаюсь. Я тоже наврал тебе. Тогда, на барже. Не было никакой купчихи, никаких денег.

— Зачем за Камни бежал тогда?

— Барин розгами выдрал меня. Я не стерпел и пустил на его усадьбу красного петуха. Вот и... А Настю люби. Я в сторону отойду. Она, конешно, пригожа, но не моя.

Я о том как раз и думал ныне. Не время сейчас женихаться. Да и что я ей дать могу? Да и ты тоже.

— Доброе у тебя сердце, Дениска. Спасибо тебе.

— Ладно уж. Давай спать. Завтра рано в путь.

Ватага поднялась с рассветом. Разбудила людей Настёнка. Она заорала на телеге во всю мочь, и первым к ней подскочил Дениска.

— Давай, давай, ори! Ты теперя у нас заместо петуха будешь, — Дениска взял девчонку на руки, понес к шалашу, где дрлжна была спать Настя. Девушки там не было. Из-под пихты вылез Андрейка. Дениска крикнул ему:

— Настю найди! Параню подоить надо.

Андрейка обошел весь стан, Настю не нашел. Встревоженный, он пришел к Ермилу. Тот тоже девушку не видел.

Настю ватага искала до полудня. Был обшарен весь лес в округе верст на пять. Девушка словно испарилась.

В полдень беглецы собрались на совет.

— Что будем делать, мужики? — спросил Ермил.

Ватажники молчали. Беда свалилась на всех нежданно.

— Вы, мужики, как хотите, — тихо заговорил Андрейка,— а я пока Настю не найду, с этого места не стронусь. Может, она в лесу заблудилась, а мы уйдем.

— Кто уходить-то собирается?! — крикнул Дениска.— Да и куда уходить, если пути мы не знаем, за ней ведь шли.

— Еще искать надо!

— Иголку в стоге сена!

— Размыслить сперва надо, что с ней сталось, потом уж...

— А может, она тово...

— Что тово?

— Бросила нас! Надоели мы ей. Снасильничали мы — заботу громадную на ее девичьи плечи взвалили. Веди нас, хлопочи как одеть, обуть, накормить. А теперь дитя ей в руки бросили. В таком трудном пути самого себя не дотащишь, а ей — робятишка... Вон какая зевластая.

— И впрямь ей с нами тяжко. Одна среди мужиков. По малой нужде, и то от нас за версту ходит. Истинно бросила. И правильно сделала.

— Не то говорите, мужики, — Ермил поднялся на пенек. — Я с ее отцом с малолетства... Он за людей душу был рад положить, она карахтером вся в него. И не заблудилась она. С детства по лесам ходит. Скорее всего, к злодеям в руки попала она.

— Вот это истинно! Кто из нас не видел множество следов конских копыт, а я там своими глазами видел всадников татарских...

— Это не татары, — сказал Ермил.—Это ногайцы. Как они попали сюда, я не ведаю, но разговоры их я слышал. И потому я вот што, мужики, думаю. Андреи прав, нам пока здесь остановиться надобно. И не только для того, чтобы Настю найти, но и пересидеть тут, пока ногайцы вперед уйдут.

— Но если они в наши места идут, то нам как же быть?

— Не боись, — сказал Андрейка. — Конники на одном месте не сидят. Придут они в наши места и уйдут.

— Парень верно говорит! Не назад же нам возвер-таться?

— Может, они в иную сторону скачут?

— Что касаемо пережидания — верно! Отсидимся пока в болотах!

— Леса здесь богатые! Прокормимся!

— Подождите, ребяты! А подумали ли мы про холода? Осень на носу, нам к зиме до места дотопать надо!

Долго судили-рядили, но пришли к одному: надо искать потаенное место, чтобы переждать время. Лезть под басурманские сабли — не дело. Искать Настю поручили Андрею и Денису. На другой день потаенное место разыскал Ермил. В верстах четырех от табора болото крутой подковой обогнуло низкий глинистый холмик, заросший густо ивняком, молодыми березками и кленами. Место всем понравилось, и Ермил (его поставили старшим) приказал строить тут шалаши, выкопать пару землянок. Сидеть тут решили не меньше недели, пока впереди не разведают дорогу. Дениска при переезде пытался было запрячь Пара, ню в телегу, но в деле этом не преуспел, лосиха⁴ поломала оглобли, тянуть возок никак не хотела. Пришлось эту затею бросить. Настенку нянчили поочередно всей ватагой, она пила звериное молоко, стала поправляться и, как вид* но, собралась жить наперекор всему. Поиски Насти ни к чему не привели. Девка как в воду канула.

В конце недельного сидения беглецы запечалились*— охотники приносили из походов в окрестные леса одну весть неутешительнее другой. Сотня, убившая Настенкиных родителей, видимо, была ертаульной*. Вслед за ней должны были пойти другие сотни.

Дениска спросил Андрейку:

— Далеко ли те места? Тебе Настя не сказывала?

— Далеко.

— Может, до зимы успеем?

— Ведь от басурманов прятаться придете/, по кружным путям ходить, пережидать.

— Я вот что скажу, — ве>у::ил в разгозор Ермил.— Рисковать в этом деле нельзя. Нужно сейчас решать. В лесах зимой сае; я велики, дорог не *удет, много ли по суметам находим? Да и раздеты мы, ^еем от морозов за всяко просто. С голоду умрем. А есль Ячас остановимся, успеем еду себе заготовить, зверя будем промышлять, из шкур одежду пошьем.

— И еще одно учтите,—сказал кто-то из ватажников.— Может, на Кокшгзге басурманов поболее, чем здесь. А к весне что-то прояснится.

Однодушно согласились: осесть на зиму на этом островке.

VI

Над Кокшагой низкое небо. На левом берегу мерцает одинокий костришко, сыплет искрами в темень, отражается в воде. За костром видны силуэты лошадей, нет-нет да и раздастся тревожное ржание жеребца — вожака табуна.

Это ночная пастьба, любимое занятие илемских ребятишек. Давным-давно здесь был прибрежный руэм — выруб для посева. Потом земля истощилась, ее забросили. Она густо заросла травой. Нынче траву скосили на сено, а на отаву по ночам выгоняют пастись лошадей. С ребятишками, как всегда, посылают одного взрослого, по очереди. Нынче в ночное напросилась Айвика. Она сказала Топкаю с обидой:

— Лошадь у меня есть? Есть. Я сама пашу-сею, почему меня очередь обходит?

А где Айвика, там и Кори. Пришел он на свет костра, сел у огня, положил гусли на траву.

— Ты Зачем притащился?—Айвика* бросила в костер смолистый пенек. — Разве сегодня твой черед?

— Отец твой послэл,— Кори бросил на траву чапан, лег на живот. — Сказал мне так: иди, Коришка, к табуну! там одна сопливая малышня, то и гляди волки их съедят. Пусть хоть один мужчина будет.

— Это кто мужчина? Ты? Волков-ту хоть раз в жизни видал?