Небывалое бывает (Повести и рассказы)

Правда, войско все время росло. Одни уходили, зато приходили другие. Но новый народ был необстрелянным. Без нужной военной выучки. В походах не закаленный. Ему и цена другая. Войско от этого слабло.

С Макаром Сазоновым Разин завел более крутой разговор.

— Уходишь?

— Отпусти, атаман. Тутошний я. Да я же свое сработал.

Разин вскипел:

— Работнички! А кому же Казань, Нижний, Владимир брать? Кому из Москвы выжигать боярство?!

— Да там же народ казанский, нижегородский… Каждому, стало, и брать свое. Найдутся и там людишки.

— «Свое»! — ругнулся Степан Тимофеевич. — Да если все врозь, что же у нас получится! Сила, считай, не в пальцах, а в кулаке. — Потом сказал уже тише: — Тут надо один к одному. Побьют нас бояре порознь.

Однако Сазонов все же ушел. Барин из их деревеньки бежал. Прибыл Макар домой — благодать! Мирно журчит Свияга. Для тебя и земля, и воля. Солнце тебе на небе.

Только рано радовался Сазонов. На помощь засевшему в симбирском кресле воеводе Ивану Милославскому спешили царские войска. Вел их снова князь Юрий Барятинский, тот самый, побитый Разиным в первом бою.

Один из дворянских отрядов и ворвался в деревню, в которой жил Макар Сазонов.

Схватили дворяне Макара. Люто его пытали. А потом для страха другим повесили.

Вспомнил, погибая, Макар Сазонов слова Разина, вспомнил, да поздно.

Побился Оскарка Чертенок с казаками об заклад, что первым ворвется в Симбирск.

За первой атакой была вторая. Однако держался симбирский кремль.

— Эх, пушек мало, пушек! — сокрушался Степан Тимофеевич.

Плохо было не только с пушками. Пищаль одна на десятерых. Пистолет один на целую сотню. Ходят разинцы в атаку с топорами, копьями, вилами.

Чтобы сберечь людей, дал Разин отбой к атакам.

Решил Разин рядом с одной из сторон кремля, поближе к стене, насыпать высокий вал. А потом от этого вала протянуть переходы к стене. И по переходам на стены кремля ворваться.

Две недели готовили восставшие вал. Насыпали его и ночами и днями. Вместе со всеми работал и Оскарка Чертенок. Таскал мешком землю. Бегал проворно. Казалось, лапти земли не касались.

Началась осень. Низко над Волгой ползли облака. На улицах ветер бросался пылью. В один из таких непогожих дней примчался к Разину всадник:

— Отец атаман, боярское войско идет к Симбирску.

Это к Симбирску подходил князь Юрий Барятинский.

Через день снова гонец:

— Отец атаман, боярское войско все ближе и ближе.

За этим и третий гонец примчался:

— Отец атаман, Барятинский рядом.

Не достроив до конца переходов, Разин дал команду к третьему штурму кремля. Расчет был таков: ворваться в кремль до прихода боярских войск.

Разинцы стали заваливать проемы между валом и крепостной стеной поленьями, бревнами, хворостом, создавая из них настил.

И хотя пули врагов косили людей нещадно, и хотя ударили пушки из крепости, не дрогнули разинцы. Настил рос, рос. И вот подошел к стене. Все выше он, выше. Еще немного, и откроется путь на стены.

— Ну держись! Ну берегись! — посылали разинцы угрозы в сторону крепости. — Ну-ка, Оскарка, берись за вилы!

И вдруг непредвиденное. С крепостной стены полетела вниз горящая пакля. В одном месте, в другом, в третьем, четвертом, пятом… Коснувшись сухого хвороста, она взметнула немедля пламя.

Все поняли: стрельцы поджигают настил.

— Вали больше! Больше вали! — закричал Разин, показывая на поленья. Он надеялся верхним слоем поленьев прибить огонь.

Но дерево было сухим. Гигантский костер зверем метнулся к небу.

На минуту у Разина мелькнула мысль: может, пламя пойдет на стены и получится то, с чем не справились в прошлый раз, — пожар, уничтожив настил, уничтожит и стены кремля.

Но ветер дул не с руки, гнал огонь не к стене, а к штурмующим, к валу. Попятились люди. Попятился Разин. У кого-то вырвался вздох:

— Эх, птицей на ту бы сторону!

И вдруг Оскарка Чертенок сорвался с места. Подхватил свои вилы, ринулся разинец в пламя.

Замерли все. И тут же:

— Леший.

— Оскарка!

— Чертенок!

Хотели люди вернуть смельчака. Но пламя укрыло героя. Прошла минута, вторая. И вот опять увидели все Чертенка. Уже там, за огнем. У самой стены. Жив, невредим Чертенок.

Как он взлетел на стену, никто не понял. Но он стоял на самом ее верху. И только одежда его горела.

Чертенок вдруг побежал по стене. Заработал, как пикой, вилами. Взлетали на вилах тела стрельцов. Взлетали и тут же снопами падали: направо — внутрь кремля, налево — по эту сторону.

Чертенок исчез со стены, словно растаял. Закрыл на минуту героя дым, а когда расступился — нет на стене Чертенка. Нет, словно людям все это привиделось. А может, и вправду привиделось? Может, и не было вовсе Чертенка там?

Перекрестились разинцы. Один — за добрую память героя. Другие, те, что в силы волшебные верили, — за вечную жизнь. Надеялись люди: а вдруг объявится вновь Чертенок?

— Может, он птицей ушел в поднебесье!

Хотелось людям в такое верить.

Князь Юрий Барятинский стоял у реки Свияги. Навстречу ему, стараясь удержать, не пропустить боярское войско к городу, Разин и вывел свои отряды.

Здесь, на холмах у Свияги, он и дал свой последний бой. Запели медные дудки. Сила пошла на силу.

Войска у князя были отборными. Почти каждый в полках дворянин, сын боярский, слуга государев. Были и иноземные ратники.

У дворян пушки, пищали, мушкеты. Кони добрые, сытые. Скакун к скакуну. В кольчугах всадники, в железных нагрудниках.

И все же поначалу трудно было сказать, кому упадет удача. С такой силой ударили разинцы, что Барятинский было дрогнул. Битва завязалась в разных местах. И если в одном побеждал Барятинский, то сразу и в другом, и в третьем верх доставался разинцам. Хотя и ходили они в атаку порой с топорами, с рогатинами. А многие просто с дубинами.

Однако сила есть сила, пушки есть пушки. Оправился вскоре Барятинский. Собрал дворян на одном из холмов. Расставил, устроил засады. И отсюда, с холма, начал атаку на разинцев.

На атаку Разин ответил атакой.

Повел он на холм казаков. Врезались конники в дворянское войско.

— Руби-и! Секи-и! — кричал Разин.

Дворяне попятились. «Уж больно шибко», — подумал Разин. Но азарт сечи его увлек.

— Коли-и! Работа-ай!

Рубится Разин. В седле приподымается. Удары налево, направо шлет. Сабля обрушится молнией и снова взлетает к небу. Конь дрожит под наездником. Разин весь в битве. Шапка чуть сдвинута. Губа чуть прикушена. Взгляд ястребиный. Глаза огнем горят.

Взлетели казацкие кони на холм. И тут — вот она, хитрость князя. На вершине холма за его укрытием, уставив чугунные дула, на разинцев смотрят пушки.

— Па-али!

Метнули пушки зарядом в лошадиные морды. Конское ржанье и конский хрип.

В ту же минуту за пушками выросли враз стрелки. Ударили громом пищали. За первым рядом стрелков — второй. Снова огонь и пули.

Все смешалось в рядах казаков.

А слева и справа, выходя из овражных засад, звеня латами и мечами, уже летела на Разина дворянская конница.

Развернулся Степан Тимофеевич врагу навстречу. Снова взлетела сабля. Ястребиный метнулся взгляд.

— Ру-уби! — выпалил Разин.

И в это время пуля ударила атаману в ногу, в бедро.

— Эн не возьмешь!

Хоть и скривился Разин от боли, но саблю из рук не выпустил. Послала сабля налево, направо смерть. А третий удар не вышел. Повис над Разиным дворянский палаш. В глазах атамана метнулись земля и небо.

— Братцы, спасай атамана! — услышал Разин, валясь с коня. — Батьку спасай. Без батьки всему погибель.