Два брата

о галера, и Маркова поразило множество толстых и тонких снастей, которые тянулись по всем направлениям и перекрещивались в воздухе. Но когда он, по простоте душевной, попробовал назвать все эти снасти веревками, боцман Федосеич снисходительно разъяснил новичку:

— На корабле веревок нема. — Федосеич родом был с Украины и примешивал в свою речь слова родного языка. — Те, що мачты держат, ванты прозываются; а поперек вант протянуты — ось бачь, як ступеньки, — це выбленки. Якие в блоки пропущены, ции вже тали…

— А вот эти, что вдоль бортов протянуты?

— Ции опять особ статья! Це леера, а протягнуты воны для того, щоб такие дурни, як ты, за борт не сваливались. А цей толстый, аж с твою руку, — то якорный канат!

— Сколько же их тут! — удивился Илья.

А боцман заметил:

— Це ще пустяковина. А вот узлы зачнешь учиться вязать, беспременно линьков попробуешь…

— Зачем мне узлы вязать? Я же солдат, а не матрос.

— В бою усякое случается: перебили матросов, солдаты на то место пойдут.

— А ведь верно, — согласился Марков. — Ты меня поучишь?

— А що ж? Знаешь, скильки их, тых узлов? Узел рифовый, узел шкотовый, узел беседочный, удавка… Тай ще немало есть. И надобно знать, где який вязать положено. А зараз ошибешься, о туточки и линьки…

Громада двухдечного корабля{[195]} на первых порах подавляла Маркова. Межпалубное пространство было загромождено трапами, ведущими от люка к люку, колоннами мачт, проходящими сквозь палубы в прорезанные для них отверстия, десятками пушек, которые выглядывали в открытые порты,{[196]} ящиками с ядрами, расставленными возле них. По кораблю и ходить-то приходилось с оглядкой, а начальство требовало, чтобы все приказания исполнялись бегом. Рослый Илья забывал наклоняться там, где следовало, и немало шишек наколотил на лбу в первые недели пребывания на корабле.

Первую свою ночь на корабле Илья проспал на верхнем ярусе нар, плотно заполнявших тесное пространство солдатского кубрика.{[197]} Сон его с непривычки был беспокоен. Но едва забылся он под утро, как его разбудил резкий свисток боцмана.

— На побудку! Живо! Не протягиваться у меня, а то…

После туалета и утренней молитвы солдаты сели завтракать. Вокруг баков с кашей разместилось по десять человек, каждый со своей деревянной ложкой. Завтрак прошел быстро, в сосредоточенном молчании. Надо было помогать матросам в утренней уборке корабля.

Илья удивился, видя, как рьяно принялись матросы за мытье палуб. Ни одна хозяйка так не чистит и не скребет пол в своем доме, как это делалось на военном корабле. Доски добела протирались крупным песком и галькой, а потом грязь и песок смывались водой.

Пока часть людей (в число их попал и Марков) мыла палубу, другие драили толченым кирпичом медные коробки компасов, дверные ручки, поручни, начищали стволы орудий…

Боцманы и унтер-офицеры носились по кораблю как угорелые, подбадривая команду забористой руганью, а то и крепкими ударами линька.

— Живо, живо!

— Гляди, старшой придет!

Старшой — старший помощник