Екатерина I

Рабутин согласен – лучше… Так где же, где же? Посол мялся, просил потерпеть – задача не из лёгких, его величество думает, предполагает… От обеда к обеду откровеннее делался гурман. Наконец, разомлев от сытости – кулебяка была с трёхслойной начинкой, мясо, яйца, рис, – уступил.

– Есть графство… Хозяйка его под замком, до конца дней своих. Графиня фон Козель [374] . Слыхали?

История давняя, нашумевшая. Метреса короля Августа, красавица, интриганка, вздумала на беду свою вмешаться в политику. За урон, нанесённый державе, за оскорбление чести монарха заперта в крепости навечно. Что же с вотчиной? Поди, отошла в казну?

– Совершенно верно, мой принц. Августа мы уговорим.

– Боюсь, не просто…

– Ах, полноте, императору он не откажет! Потребуется время, конечно. Процедура, бумаги…

Земля от короля, титул – от Карла. Улита едет… Из короба, накрытого персидским ковром, князь вынул карту. В Силезии, к востоку от Лейпцига, рядом с Польшей отыскался Козел, городок незначительный, именье с полушку, река чахлая, сотни вёрст ей бежать до Балтики. Ладно, какое ни есть графство, а коль превратится в герцогство… Дарёному коню в зубы не смотрят. Мысли эти отразились на лице князя весьма зримо, и дипломат почёл долгом сказать:

– Если вам повезёт в Курляндии, мой принц… Ради Бога! Его величество сердечно вас поздравит.

Светлейший благодарил, наливая разомлевшему гостю квасу. Медовый, с лимоном и полудюжиной специй, ни у кого нет столь духовитого, столь освежающего. Признался – известия из Митавы он получает. Есть там люди… Казус сложный, понеже польский интерес присутствует. И Мориц не отрёкся, уехал набирать войско. Ну, его-то паны вышибут.

– О, чуть не забыл, – и Рабутин схватился за голову. – Император мне, однажды… Странно, принц Меншиков ни разу не предложил себя сейму. Польша приобрела бы отличного короля.

Врёт, поди… Вишь, случайно вспомнил. Может, и слетело с императорских уст, с лаской либо с издёвкой. Неужто прямой совет? Впрочем, что ему стоит!

– Отличный монарх, – повторил посол смачно, жуя лимонную корку.

Одно несомненно – принц Меншиков ныне в цене. Оно и понятно. Поручено дипломату всячески задобрить принца, первого вельможу у трона, президента Военной коллегии, главу всех ратных российских сил. В них-то первая надобность цесарю.

Больших кампаний цесарь не замышляет, впору пока сохранить завоёванное. Однако войско, обозначенное в секретном пункте договора, изволь снарядить немедленно – тридцать тысяч, для отправки на западную границу.

В доме Рабутина, за острой венгерской едой, разговор об этом подробный. Экспедиционный корпус нужен вместе с артиллерией, которая, как известно, в России выше всяких похвал. Солдат – наилучших – ростом и выучкой.

– Вашему же престижу послужат, мой принц.

Кусок гуляша – что уголь, отдуваются оба, гасят токайским. Какова еда, таков и народ, – сколько дали жару цесарю, сколько лет бунтовали! Сейчас вроде притихли. Куда же нацелена русская подмога? Вопрос не праздный.

– Есть прожект, – рассуждает посол, – рейнской армии придать ваш корпус. Ситуация там… Случается ведь, пушки сами начинают стрелять. Покамест мы в дефензиве [375] , но чтобы предупредить конфликт… Показать французам кулак не лишне.

Прищурился, помахал пухлой ручкой, отгоняя перечный дух, и прибавил, что принц такой маршрут, вероятно, одобрит.

К чему скрывать, знает Вена, о чём мечтал государь – обезвредив Францию, изолировать Англию, прегордую владычицу морей. Противника главного.

– Мы тоже пока в дефензиве, экселенц, – вздохнул князь. – Но… Будь я помоложе, сам повёл бы войско к Рейну. Увы! После пятидесяти возраст старческий. Дома сидеть…

– Э, бросьте! Мы ещё увидим вас на белом коне.

Ужели свершится? Даст ли Бог дожить? Рейн, а там далеко ли? В Версаль на белом коне… Неразлучный в последние годы чаще обращал взоры на юг, Индия манила его, блистающая алмазами. С этой задумкой в Персию шёл. Смеялся, бывало, – добудем тебе, Алексашка, ханство. Правда, обрезать тебя придётся. Не хочешь? Нет, уж коли суждено снова в седло полководца, так Европу топтать. В Европе желанная земля, в Европе!

– На виноградниках Токая, – говорил дипломат, подняв золотистое вино к свету, – урожай снимают в октябре. Сок начинает бродить в ягоде.

О делах, кажется, довольно…

– Выпьем, мой принц, за наследника нашего престола, за Петра Второго!

– Всей душой, экселенц!

В упор смотрит Рабутин, изучающе.

– Как здоровье его?

– Прекрасное, слава Богу!

Натурально – императора заботит благополучие племянника, успехи в науках, безопасность от козней, кои могут пресечь ему путь к трону, порушить родство двух династий – Габсбургов и Романовых.

– Цыплят по осени считают Так же и денежки в казне, и какие ни есть доходы. Охо-хо!

Голицын покачивает головой, шепчет, сидя в консилии, изредка улыбается про себя, чаще горюет. Знаток экономики, коммерции мысленно погружён в цифирь. Худое состояние финансов империи – забота тайных советников.

Минули наконец неурожайные годы, подряд донимавшие и без того разорённую страну. Хлеба уродились неплохо. Но обнищавший мужик в долгу, подушные недоплачены. Миллион с лишним надлежит взыскать, чтобы свести баланс. Деревни опустели, кто ушёл на Дон, кто в башкиры – и назад не вернулся. Беглые похаживают в воровских шайках, нищенствуют, а то укрываются у других помещиков, нигде не записанные, сборщикам неведомые. Оттого горше становится оставшимся дома – вноси за выбывших, вноси и за умерших, за рекрутов. С иного мужика берут не семь гривен, а вдвое и втрое.

– Таких горемык, почитай, десятая часть, – сетовал боярин. – Ох, круто обошёлся Пётр Алексеевич с крестьянами!

Единовластием царя введена подушная подать, и тайные советники ставят её под сомнение. Дескать, драть с землепашца, кормильца начали больше, чем прежде. Упразднить – предлагают некоторые.

– Слушайт, битте! – провещился вдруг голштинец, растолкав задремавшего переводчика. – Брать, как обыкли в Европе, с дохода. Значит, с тех, кто работать способен. Стариков и ребят, значит, выключить.