Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Ее звали Фиона. Имя графа, который мне сразу не понравился, я успел забыть. Поэтому теперь мне придется называть его просто Массилья. Вскоре я выяснил, что он спал в одной части дворца, а Фиона — в другой. При этом граф спал один очень редко. Подружки в его постели часто менялись, но жена никогда не была в числе избранных. Фионе нужен был кто-то, кто согревал бы ее в холодные ночи, и она выбрала меня. Я относился к ней как к матери и с удовольствием зарывался в ее ароматные юбки. Скоро Фиона дала понять, что мне вряд ли придется дремать и видеть сны по ночам; она захотела объятий и ласк. Я ничего не имел против. Затем она пожелала целовать меня, и сама хотела быть целованной в самые неожиданные места. Она была недовольна моей вялостью, и, правда, я все время засыпал. Но время шло. Я взрослел, и Фиона, наконец, получила то, к чему стремилась. Я не хочу углубляться в эти материи. С одной стороны, я, сам того не желая, слишком рано оказался посвященным во все, что касалось женщин, и был тем самым испорчен навсегда. Но если угодно взглянуть на все это с другой стороны, то я получил те необходимые навыки, которые позже помогли мне осчастливить многих женщин.

Я буду несправедлив, если не скажу о самом главном. Только благодаря графине я приобрел много других, по-настоящему важных и полезных знаний. Фиона заметила, как быстро я выучил французский язык и подумала, что я достоин лучшей участи, чем оставаться просто слугой. Ее брат был ученым человеком и жил во дворце неподалеку. Я стал ездить к нему верхом каждый день на несколько часов. Паоло научил меня читать и писать. Он же обучил меня латыни. Могу признаться, я был способным учеником. Чтобы я не забыл свой родной язык, Паоло разрешил мне ежедневно встречаться с одним из его рабов, северянином, чья судьба была похожа на мою. За доброту Паоло и за его уроки я всегда буду благодарить судьбу.

Графиня радовалась моим успехам, но моя дружба с ней и моя миссия по согреванию ее постели были неожиданно прерваны. Граф Массилья случайно забрел в спальню графини и застал нас посреди ночи спящими в объятиях друг друга. Он, может быть, не огорчился, увидев нашу наготу, но я пережил невообразимо отвратительные минуты, оказавшись обнаженным перед графом и слугами. Меня выкинули из спальни и спустили с лестницы оставшуюся часть той ночи и затем все последующие мне пришлось провести в общей комнате для прислуги. Сначала было трудно, но потом многие служанки проявили желание утешить меня и скрасить мое одиночество. Я ожидал самого худшего: вышлют куда-нибудь или продадут. Но каким-то образом Фионе удалось смягчить своего графа. «Он ведь совсем ребенок», — твердила она. Массилья сначала и слушать не хотел, но потом, когда узнал, что я владею латынью, прикинул и решил использовать меня в качестве секретаря. Любой другой стоил бы ему больших денег, а меня он мог держать всего лишь за кров над головой и еду.

Вскоре нас посетили граф и графиня из Шартреза. Граф стоял во главе своего местного войска и был сыном какого-то графа, живущего где-то в другом замке. В общем, его называли графом Шартрезским, по крайней мере, в Провансе. Гость и хозяин решили провести ночь за игрой в кости. Я записывал выигрыши и проигрыши, потому что игроки не доверяли своей памяти. Графини сидели возле них за столом. Может быть, графиня из Шартреза, действительно, интересовалась игрой. Она все время подбадривала мужа. Моя же графиня молчала и вскоре начала громко зевать. Массилья много проиграл, но не хотел так просто сдаваться, надеялся на удачу и понемногу повышал ставки. Тем временем я приглянулся гостье. От своей подруги она узнала мою печальную историю и ловила каждую удобную или не очень удобную минуту, чтобы обнять меня или потрепать по голове.

— Бедный мальчик! Всеми брошенный!

— Ему столько пришлось пережить, — поддакивала моя графиня, — но он не любит об этом рассказывать.

Я много рассказывал Фионе, только она никогда не слушала меня.

— Как, как зовут вашего короля? Ах, у вас нет короля. Дева Мария! И графов нет? Как же так может быть? — И она теряла всякий интерес к моим рассказам. Те замечательные люди с острова Готланд, которые переплывали через моря в далекие страны, чтобы там торговать и иногда грабить, совершенно ее не интересовали.

Графиня из Шартреза весь вечер мне подмигивала и делала вид, что наблюдает за игрой, но на самом деле она просто заигрывала со мной. Я делал вид, что не замечаю, а Фиона бубнила:

— Бланш, не хочешь ли ты посмотреть на моих павлинов?

— Нет, — отвечала она. — Я хочу последить за игрой. Это так увлекательно! И, кроме того, павлины теперь уже наверняка спят.

— Ничего подобного, — настаивала Фиона. — Они не спят. А вот некоторым из здесь присутствующих уже давно пора бы спать.

Я сидел возле игрального стола и, положив на колени дощечку для письма, записывал ставки, проигрыши и выигрыши. В колонке графа Массилья не было обозначено ни одного выигрыша. Я уже подумал, не приписать ли туда несколько цифр, но решил подождать, пока фортуна ему улыбнется, и тогда проставить сумму большую, чем он выиграет. Тут случилось такое, что смешало все мои расчеты. Что-то коснулось меня, я сбился, но, к счастью, не вскочил и не закричал от страха, Неужели крыса?! Я взглянул вниз и остолбенел: голая нога графини Бланш. Полулежа в деревянном кресле, она пыталась засунуть свою ногу между моими коленями. Я не осмелился взглянуть на графиню и сделал вид, что с большим вниманием что-то пишу. Голая нога, мягкая и сильная, продвигалась все дальше, и, казалось, она вот-вот сбросит меня со стула и заодно опрокинет стол. В ужасе я пропустил несколько выигрышей графа Шартреза. А граф Массилья вдруг закричал:

— Какого же дьявола я должен сюда позвать, чтобы счастье улыбнулось мне? — и в ярости швырнул кости.

Я с облегчением почувствовал, что Бланш убрала ногу. Она подошла к своему графу, стала собирать раскатившиеся фишки, нагло посмотрела на Массилья и спросила:

— А вы не хотите поставить на кон вашего мальчика, который здесь сидит? Моему графу вместо старого, глухого и слепого секретаря давно нужен другой, помоложе.

Фиона тут же закричала.

— Дева Мария! Бедный Хейрик! Возможно ли продавать мальчика как раба? Какой ужас!

Но Массилья считал по-другому.

— Мальчик — военный трофей, он достался нам после победы над норманнскими разбойниками. Мы с ним обошлись более, чем хорошо. Обули, одели, обучили, что стоит немало, а могли бы уморить голодом или просто выбросить вон. Никто из рабов не занимает в моем замке такого положения. Думаю, теперь Хейрик вполне может сойти за денежную единицу.

Графиня Фиона пробовала протестовать, но она знала, что граф не простил ее измены и с удовольствием избавиться от надоевшего ему слуги.

— Да, — сказал Массилья и усадил Фиону обратно на стул, с которого она только что вскочила. — Успокойся, Хейрик — настоящее сокровище. Образованные секретари так просто на деревьях не растут.

Шартрез хотел возразить.

— Я уже выиграл гораздо больше, и это не имеет отношения к мальчику.

Бланш поспешила вмешаться. Она предложила списать все долги Массилья. Если он устал и не может продолжать игру, пусть отдаст секретаря — и все в порядке. Графиня Фиона расстроилась и сказала, что такой низкой темы как продажа секретаря, она обсуждать не собирается. Массилья говорил, что граф Коусен прав, и он поставит Хейрика на последнюю карту и отыграет весь свой проигрыш.

— Дай-ка я посмотрю, сколько там у меня набежало.

Я показал табличку, на которой записывал. Цифры плыли у него перед глазами, он никак не мог сосчитать их.

— Ну-у, — пробурчал он. — Да-а-а. Конечно, многовато, — и бросил табличку Шартрезу. — Считай сам.

Шартрез тоже отказался и передал табличку мне. Граф Массилья потянулся к бокалу с костями, но его поспешно схватила Бланш.

— А ну-ка, теперь я поиграю с этими костяшками.

Она потрясла кубок, передала его Массилья. Он бросил кости и выиграл сначала шесть, потом пять.