Маршал Конев

Рассуждая на эту очень опасную тему, Конев вспомнил авторитетное суждение о пороках властелинов, сделанное в давно минувшую эпоху римским философом Сенекой [6] в его «Анализе обстановки, окружающей властелина». В этом весьма любопытном, на взгляд маршала, трактате речь шла о том, чего не хватает сильным мира сего, чего недостаёт тем, которые имеют все. Им не хватает, по мнению Сенеки, человека, который говорил бы им правду! Высокопоставленный сановник в присутствии лживых советников теряет всякую чуткость. Он перестаёт отличать истину от лжи, потому что вместо правды вынужден слышать только лесть. Ему нужен человек, который говорил бы ему, какие из донесений ложны, а какие нет. Разве ты не видишь, как перед этими властелинами разверзается бездна? И происходит это потому, что они слишком часто доверяли ничтожным тварям. Никто из окружающих властелина не подаст ему совет, руководствуясь убеждениями: все соревнуются в подхалимстве, стремясь лживой лестью превзойти друг друга. И, как часто случается, такие властители теряют всякое представление о своих истинных силах, начинают считать себя непревзойдёнными гениями, впадают в ослепление, затевают ненужные конфликты и даже войны...

Тут Конев, как бы продолжая мысль древнего философа, вслух назвал конкретное лицо, а именно — Гитлера, который, как наиболее типичный властелин-диктатор двадцатого века, вверг мир в гигантское кровопролитие. Такие гитлеры проливают реки крови, пока наконец кто-то не прольёт их собственную. Так они навлекают несчастья и на самих себя, и на свои страны...

Маршал был, конечно, далёк от мысли даже в малейшей степени отождествлять Сталина с Гитлером. Это разные величины, хотя бы потому, что исповедуют диаметрально противоположные идеологии — коммунизм и фашизм. Любое историческое событие, а тем более личности могут разными людьми оцениваться по-разному. Например, генералиссимус Суворов для нас великий полководец, гуманист и любимец солдат, для поляков — он каратель. И то и другое суждение можно понять, но ни нам, русским, ни полякам не следует в угоду своим суждениям перелицовывать исторические факты. А вот что касается абстрактного анализа Сенеки, то из него и Сталину можно было бы кое-что извлечь, а именно — побольше и почаще прислушиваться к мнению настоящих специалистов, владеющих и такой сложнейшей наукой, как умение побеждать малыми силами. Конев считал, что в первый период войны Сталин мало прислушивался к их мнению, и потому страна понесла большие, невосполнимые потери. Потом, хотя и очень поздно, он понял, что надо прислушиваться не только к мнению Жукова и Василевского, но и к командующим фронтами и армиями.

...Время тянулось очень медленно: самолёт будто завис в воздухе и не двигался. Конев, не умевший сидеть без дела, снова мысленно вернулся к тем далёким событиям, которые были связаны с деятельностью Сталина. Иван Степанович вдруг вспомнил письмо Ленина XIII съезду партии. Как участник этого съезда, он знал совет Ленина [7] о том, чтобы обдумать способ перемещения Сталина с поста Генсека партии и назначить на его место такого члена ЦК, Который во всех других отношениях отличался бы от Сталина только одним — был бы менее груб и капризен, более терпим и лоялен...

Маршал машинально взглянул на сидящего рядом Крайнюкова. Тот, к счастью, спал или делал вид, что спит, давая возможность командующему без помех и критических замечаний с его стороны оценить всё происшедшее вчера и сегодня в Кремле. Но и без Крайнюкова Конев понял: даже в мыслях он зашёл слишком далеко. Да, конечно, хватит об этом. Единственно, что ему не давало покоя, — неправильная оценка Сталиным, будто командующий фронтом настойчиво отстаивал два удара из-за упрямства. Нет и нет. Не упрямство владело им, а убеждённость в своей правоте. Ему был вверен фронт, насчитывающий более миллиона человеческих жизней, и он отвечал перед Ставкой, народом и своей совестью не только за выполнение плана предстоящей операции, но и за жизни людей, которых пошлёт в бой. «Я ставил вопрос открыто и прямо, — рассуждал Иван Степанович, — и не мог, не имел права утаивать свои мысли, приспосабливаться к мнению кого бы то ни было, в том числе и к мнению Верховного Главнокомандующего». Но сейчас, когда план утверждён, задача командующего фронтом состоит в том, чтобы все силы отдать его реализации. Не зря же, прощаясь, Сталин ещё раз напомнил: «Под вашу личную ответственность...» Что это — угроза или снятие с себя всякой ответственности? Надо ли это понимать так, что если операция провалится, то командующему фронтом не сносить головы? Да, это так и надо понимать, даже если бы Сталин не произнёс этих слов. Думая об этом, Конев ещё раз невольно вспомнил о судьбе командующего Западным фронтом генерала Павлова, после которого фронтом несколько дней командовал маршал Тимошенко. И вот назначили его. Момент был донельзя опасный. Враг рвался к Москве. Критично оценивая свою прошлую деятельность на основе сегодняшнего опыта, Конев понимал, что допустил немало просчётов. Он был молод, энергичен, обладал определённым опытом и военными знаниями, не уходил от ответственности, а энергично взялся за наведение порядка в войсках фронта, старался разгадать замысел противника. Однако инициатива ведения боев находилась тогда в руках врага, который вскоре нанёс таранной силы удар. Не только Западный, но и соседние фронты затрещали по швам. Большая часть войск фронта попала в окружение, и Конев ничем не мог им помочь: никаких резервов у него не оставалось. Конечно, кое-кто вышел с боями из окружения, но это были мелкие подразделения. Вот тогда-то маршал сам чуть не разделил участь Павлова...

Вспомнил Конев и безвинно лишённых жизни крупных военачальников: Тухачевского, Блюхера, Егорова, Ковтюха, Федько, Дыбенко, Гая и многих других командиров, аналитический ум и полководческий талант которых очень пригодился бы в этой страшной войне. Иван Степанович и тогда знал жуткие цифры безвозвратных потерь. До сих пор они вызывали щемящую боль в сердце. Говорили, будто они враги народа. Трудно было в это поверить. Но многие верили. Большинство верило. Верил и Конев. Но вскоре были арестованы и многие его соратники, которых он хорошо знал и в предательство которых не мог поверить. Был, например, репрессирован Рокоссовский. Освободился только перед войной. Назначен был сначала командиром мехкорпуса, а затем командующим армией. Конев как-то спросил Рокоссовского, за что его взяли. «По злому навету», — ответил Константин Константинович и больше не захотел говорить на эту тему. Сталин, думал Конев, не мог не знать всего этого. Значит, всё делалось с его ведома. Почему? Что им двигало? Этого Конев не знал. Было ясно лишь одно: репрессивные действия тех лет нанесли немалый урон Красной Армии, намного ослабили её обороноспособность. Молодые военные кадры не сразу обрели необходимый опыт. Именно поэтому было много просчётов в начале войны, да и потом — в 1942-году...

Иван Степанович с тревогой посмотрел в сторону Крайнюкова и подумал: «Догадывается ли он, какими мыслями занят его командующий?» Но слава Богу: Константин Васильевич продолжал спать или сидеть с закрытыми глазами.

Конев попытался последовать его примеру, но взбудораженный мозг продолжал напряжённо работать, извлекая разные тревожные факты прошлого, заставлял анализировать их, делать соответствующие выводы.

Прежде всего возникал вопрос о том, почему война, о которой так много думали и писали, началась внезапно. Конечно, Гитлер начал её по-бандитски, вероломно, попирая все общечеловеческие и международные законы. Он разорвал, как клочок бумаги, советско-германский пакт о ненападении. Всё это так, и. за это главари гитлеровского рейха ответят перед судом истории. Но и советские люди рано или поздно спросят с нас, военных — с генштабистов и ещё с кого-то повыше: почему Война застала всех врасплох? Почему мы были к ней не подготовлены? Почему первый удар оказался ошеломляющим и роковым? Почему мы понесли тяжёлые, невосполнимые потери в первые дни и месяцы да и продолжали их нести вплоть до начала сорок третьего? Почему? Сколько ещё этих «почему» в его возбуждённой голове! И он глубоко задумался, время от времени поглядывая в иллюминатор, желая знать, что происходит там, за бортом самолёта. И новая волна воспоминаний нахлынула на маршала. На этот раз мысли его были направлены на анализ полыхавшей не только на полях СССР и Европы, но и Азии и Африки Второй мировой войны. Её огонь охватил десятки больших и малых стран. Фашизм, зародившись десять лет назад, с годами окреп и набирал силу, рвался к мировому господству. Это знали и видели все. Об этом писали в газетах и журналах, говорили по радио и даже выходили книги. Коневу хорошо запомнилась, например, книга Эрнста Генри «Гитлер против СССР», которая была издана за рубежом, а в 1937 году вышла и у нас. В ней автор оперировал документами, приводил достоверные факты, говорившие о том, что Гитлер вы? нашивал планы захвата ряда стран Европы, и в первую очередь — СССР. Она была издана небольшим тиражом, но её читали многие. Выходит, все знали, что война вот-вот обрушится на нашу страну, один Сталин считал, что Гитлер не решится на это ни в сороковом, ни в сорок первом году. В этом важнейшем вопросе сталинское предвидение подвело его, всю страну, и в первую очередь нас, военных, нашу военную стратегию.