Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»
Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами» читать книгу онлайн
От автора: "В ноябре 1989 года впервые после эмиграции я посетил Москву, город, где прожил большую часть жизни, где закончил школу, а потом университет, где начал печататься в различных газетах и журналах, где стал радиокомментатором, автором и ведущим передач об интересных людях, разных событиях, литературе, музыке, искусстве, которые, как тогда отмечала (для той поры — шестидесятых и начала семидесятых годов — это, надо сказать, было весьма необычно) «Советская культура», стали очень популярными. То, что я увидел в Москве, приехав туда после 16-летнего перерыва, то, что услышал от тех, с кем встречался, вошло в мою книгу. Сухие факты и статистические данные оживали, окрашиваясь воспоминаниями моих родных, помнивших «мирное время», как они называли предреволюционные годы, и большевистский переворот, гражданскую войну, и голод, и ленинских чекистов, и сталинских энкаведистов, массовые репрессии, жертвами которых они стали, и войну с гитлеровской Германией. К этому добавились и мои воспоминания о жизни на закате сталинского режима, во времена хрущевские и брежневские, под зловещей тенью бериевского и андроповского ведомства, о годах учебы в университете, где я застал тех же профессоров, лекции которых за много лет до меня слушал М. Горбачев. Лишь оказавшись на Западе, я понял, сколько было ими недосказано и сколько было ложного в том, чему нас учили. За время своих многочисленных поездок по стране я встречался со множеством руководителей различного ранга, что позволило хорошо узнать тех, из среды которых вышел нынешний советский руководитель. Но всего этого для написания книги было бы недостаточно. Как недостаточным было бы скрупулезное собирание материалов, масса прочитанных книг и проведенных интервью. Надо было оказаться в эмиграции, чтобы получить возможность взглянуть на все со стороны, узнать Америку и сравнить. Вот только тогда происходившее в Советском Союзе предстало в подлинном свете. Стала ясна не только чудовищность проводимого там над человеком эксперимента, но и стали понятны масштабы человеческих страданий. От расстояния они не стали дальше. Наоборот. Они стали ближе. Удача избежавшего их заставила ощутить чужую боль острее. И в то же время не гасла вера в то, что настанет день и, как когда-то писал Чаадаев, «сердце народа начнет биться по-настоящему. .. и мир узнает, на что способен народ и что от него ожидать в будущем».
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И Андропов, и Черненко как раз в это время и овладевают искусством превращения лжи в правду. Без умения лгать и лицемерить нечего было и думать о партийной карьере. Побеждал тот, кто был внутренне готов к этому и потому не чувствовал никаких угрызений совести, у кого это получалось легко, кому лгать труда не составляло.
Андропов эту школу проходит в комсомоле. Ведь именно комсомолу поручено вести пропаганду среди молодежи. Секретарю ЦК ВЛКСМ Карелии Андропову надо было выступать самому, разъясняя партийные решения, и инструктировать тех, кому предстояло их разъяснять.
То же делает, разъезжая по Красноярскому краю, Черненко. И потому и тот и другой несут ответственность за то, что народ к войне оказался не подготовлен. Когда пытаются свалить всю вину на Сталина, то делается это для того, чтобы андроповы и черненки были избавлены от вины. Вся эта многомиллионная армия партийных винтиков виновна уже потому, что оставалась, продолжала быть винтиками сталинского аппарата лжи. Не восстала против нее, а смиренно служила ей, обманывая всех в том, что обернулось неслыханными страданиями, бедствиями и не проходящим с годами горем.
Они продолжали лгать до последней минуты. За неделю до войны страна читала в газетах сообщение ТАСС, уверявшее, что Германия соблюдает условия договора, „ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены основания”.
Все-таки накануне нарком обороны отдает приказ о приведении пограничных округов в боевую готовность. Но было уже поздно.
На немецкой стороне офицеры откупоривали привезенное из Франции шампанское, готовясь начать еще одну, как они полагали, победоносную кампанию.
Потом ставший маршалом, а тогда недавно освобожденный из тюрьмы, куда он был брошен как „английский шпион”, генерал Мерецков в те часы находился в поезде, несущемся на север. Всего несколько часов назад он получил приказ возглавить оборону Ленинграда и Карелии.
При первом сигнале атаки немецкие офицеры, словно в ожидании Нового года стоявшие с бокалами шампанского, вскричали „ура”. Звон бокалов утонул в грохоте орудий. Жизнь миллионов людей раскололась на две части — „война” и „до войны”.
Генерал-лейтенант от инфантерии Макс Симон в своем дневнике записывает: „Стрелки показали 3.05, и солдаты ринулись вперед к советским пограничным столбам. Нескольких коротких очередей оказалось достаточно для того, чтобы сломить сопротивление врага, застигнутого врасплох и вскочившего в трусах и майках”.
В 4.15 минут утра немецкие самолеты бомбили Киев, Севастополь,
Кронштадт и другие города. Коммюнике командования германской армии сообщало: „С сегодняшнего утра бои развернулись на всем протяжении советско-германской границы”. Война шла по всему громадному фронту — от Карельских лесов до Черного моря. Однако советским гражданам об этом все еще ничего не говорили.
Раскрыв газету в тот день, 22 июня 41-го года, Андропов, как и все, мог прочитать передовую, которая имела к нему как комсомольскому работнику прямое отношение. Называлась она „Народная забота о школе”. В том же номере были напечатаны статьи И. Андроникова к 100-ле-тию гибели Лермонтова и лермонтовское „Бородино”.
Проходит еще несколько томительных часов, и в репродукторах раздается дрожащий, заикающийся голос Молотова. А ожидали, что выступит Сталин. Но „великий вождь” находился в состоянии, которое иначе, как паникой, назвать было нельзя. Очевидцы рассказывают, что ночью, узнав о нападении, он ворвался в наркомат обороны, обругал всех трусами и предателями, после чего скрылся у себя на даче в Кунцеве, „...он был парализован от страха перед Гитлером, как кролик, загипнотизированный удавом”, — вспоминает Хрущев.
Как и тысячи других, привыкших послушно выполнять сталинские приказы, и Андропов в Петрозаводске ждал указаний вождя. Он не знал, что тот отказался взять ведение войны в свои руки. Но присутствовавший при этом Хрущев слышал, как Сталин сказал: „Все потеряно. Я сдаюсь”.
Власть, которой он добивался, ради которой пролил реки крови, теперь оказалась ему не нужной, потому что обладание ею становилось опасным. Ответственность за все теперь ложилась на него, уничтожившего цвет армии в преддверии войны. И Сталин дезертировал. Вот почему ни Андропов, ни Черненко ни в тот решительный час, ни в последующие тревожные дни не услышали голоса своего вождя.
Советские войска продолжали отступать по всему фронту. Несмотря на то, что в течение десятилетий советских граждан призывали идти на жертвы ради обороны страны, практически никакой обороны не существовало. Репрессии предвоенных лет привели к падению производства во всех областях промышленности, от которых зависела боеспособность армии. Аресты ученых и конструкторов затормозили выпуск новых моделей боевой техники.
О военных способностях тех, кто в первые дни возглавил Красную Армию, дают представление их характеристики: главнокомандующий юго-западным направлением маршал С. Буденный — „человек с огромными усами и крохотным мозгом”; бывший нарком обороны, главнокомандующий западным направлением маршал С. Тимошенко „глупейшим образом противился оснащению солдат автоматами’’; главнокомандующий северо-западным направлением маршал К. Ворошилов „объявил, что крупные танковые соединения дело далекого будущего и заниматься этим сейчас не следует”.
Спустя много лет мы шли по усыпанному опавшими листьями барвихинскому лесу с Алексеем Ивановичем Шахуриным. Незадолго до начала войны его назначили наркомом авиационной промышленности.
— Арестовали Туполева, — рассказывал он, — Королева, Поликарпова, увозили с испытательных полигонов как врагов народа летчиков... и в то же время чуть ли не каждый день звонит Сталин и требует, чтобы все было сделано в кратчайший срок...
Сделать удалось мало. За весь 40-й год выпустили всего 20 истребителей МИГ-3, 2 пикирующих бомбардировщика ПЕ-2, 64 истребителя ЯК-1, 115 танков новой конструкции Т-34 и 243 тяжелых танка КВ.
” ...Письма падали на пол. Ящик их уже не вмещал. Большим расползающимся пятном они белели на паркете. И каждый день сквозь щель в дверях просовывались новые и с глухим шелестом опускались на те, что пришли раньше. И этот шелест был единственным, что нарушало тишину.
Письма падали в тишину. Они лежали, нераспечатанные, в конвертах с марками, а потом в треугольниках без марок, со штемпелем полевой почты. И на всех один адрес: Москва, Всехсвятская улица, Смушкевичу Якову Владимировичу.
Но читать их было некому.
И если бы кто-нибудь распечатал их, то прочел бы написанный на разных листках, разными почерками один и тот же вопрос:
„Почему Вас нет с нами? Где Вы?”
Громадным безмолвным силуэтом высился дом на Берсеневской набережной. Он врезался в синеву ночи, которую то и дело рассекали лучи прожекторов. Они то разбегались в разные стороны, то, сходясь в одной какой-нибудь точке, громадными крестами ложились на небо. Кресты белели и на окнах. От этого дом становился похож на человека в карнавальной маске. Пройдет много лет, а следы крестов-масок нет-нет да проглянут на каком-нибудь выдержавшем испытание временем стекле.
А пока ни одна искорка не вспыхнет в окнах этого дома, как не вспыхивает она в окнах других московских домов. И где-то там, на четвертом этаже падают в тишине письма... ”
Так начиналась моя книга о дважды Герое Советского Союза гене-рал-полковнике Якове Смушкевиче, командовавшем советской авиацией. За две недели до начала войны он был арестован, и летчики долго не могли понять, куда исчез человек, готовивший их к боям. Потому и
шли к нему письма со всех фронтов, авиаучилищ и тыловых аэродромов с вопросом: „Где Вы? Почему Вас нет с нами?”
В те самые грозные дни, когда немецкие войска были у порога Москвы, его расстреляли в подвале Лубянки.
В пору очередного оттаивания вечной мерзлоты, в 67-м году, моя книга увидела свет, но без начала и без объяснения, что же произошло со Смушкевичем. Цензура этого не пропустила. А через несколько лет она оказалась в опальном, подлежащем изъятию из библиотек списке изгнанных советским режимом писателей.
