Подвиг Семена Дежнева

В Тобольск и Тюмень старались попасть «водяным путем» – в то же лето. В Верхотурье ждали первых морозов и хорошего снега, чтобы ехать санями до Соли Камской, подняться на Каменный пояс и, перевалив через Урал, следовать уже «русскими городами». Там, за Кайгородком, начинались родные для Дежнева места – Соль Вычегодская, Устюг Великий, Тотьма, Вологда.

Так он ехал с заряженной пищалью в руках, приглядывая за сумами с соболиными шкурами и за тюками, куда были сложены ясачные и именные окладные книги, денежные и хлебные списки Якутского острога.

ТОБОЛЬСКИЕ КОСМОГРАФЫ

В Тобольск Дежнев прибыл в конце июня 1671 года и задержался там для отдыха до августа. В городе был большой подземный склад, погреб чудес, описанный неизвестным путешественником в 1666 году. В этом подземелье, одетом камнем, писал неизвестный, хранились сокровища Сибири и стран Востока – соболя и бобры, товары из Китая и живые соколы. Здесь досматривал тобольский воевода князь Иван Репнин дежневских соболей и прикладывал к сумам свои печати.

Предшественник князя Репнина Петр Годунов в стенах тобольского девятибашенного острога руководил составлением знаменитого чертежа Сибирской земли. Это было в 1667 году, когда воевода-космограф окидывал своим умственным взором всю Сибирь – от Тобольска до земли Индейской и Тангутской. Чертеж этот составляли по «скаскам» и «отпискам» бывалых людей, таких, как Дежнев, Стадухин, Курбат Иванов, Ярофей Хабаров. «Всех чинов люди», знающие хорошо сибирские реки, города и остроги, урочища и земли, участвовали в составлении этой еще наивной и грубоватой карты недавно обретенных земель. Петр Годунов мог держать в руках чертеж Дежнева, на который он нанес Анадырь, его притоки и поморье с моржовой коргой. Путь из Лены в устье Амура на карте Годунова был свободен. Прямых указаний на открытие Дежнева не было, хотя была обозначена река Камчатка. Так до Годунова дошел слух о стране, где погиб Федот Попов. Знаменитого «Необходимого Носа» на первом годуновском чертеже не было.

Прошел какой-нибудь год после издания чертежа тобольских космографов, и он попался на глаза Клаасу Прютцу, прибывшему в Москву с посольством Карла XI, короля шведского. Прютц вымолил у князя Ивана Воротынского годуновский чертеж на несколько часов, дав честное слово в том, что не будет его снимать. Слова он не сдержал и, запершись в посольском покое, стал лихорадочно перерисовывать произведение тобольских космографов. В Швеции помнили о донесениях де Родеса королеве Христине, а Карл XI преобразовывал армию и флот, пристально оглядывая восток, где раскинулись владения великого соседа – от Печенги до «Ламского моря» и Амура. Прютц уверял, что чертеж, который он брал у царева родича Воротынского, был уже порядком потерт и восстановить его полный первоначальный вид было трудно.

В том же году придворный художник Станислав Лопуцкий переслал в Амстердам часть годуновского чертежа, и Витсен вскоре выступил с утверждением, что к востоку от Новой Земли лежит морская дорога в Китай и Японию. Целиком и по частям чертеж Годунова переправляется в чужие страны. Это ли не торжество «чужебесия», хозяйничанья иноземцев на Руси, о котором с гневом писал Юрий Крижанич в своем тобольском уединении? Кстати, сам Петр Годунов не понял благих намерений Крижанича и, увидев однажды на его рабочем столе книгу Олеария, отобрал ее у ученого хорвата. А ведь именно с Олеария и начинал свои обличения Крижанич, говоря, что «Олеар-немчин» за деньги покупал сведения о Московии и окрестных странах. Утешаясь чтением путешествия Джона Мандевиля, которое считалось тогда за подлинное описание странствий по Индии, Китаю и владениям «попа Иоанна», Крижанич не забывал и о Сибири.

«Чужебесие» меж тем не прекращалось. В год создания чертежа Годунова в Московии появился саксонец Лаврентий Рингубер, приближенный герцога Эрнста Благочестивого. Рингубер именовал себя «доктором» (знал бы он соображения Крижанича о том, как часто «чужебесие» прикрывается пышными, но ложными титулами!). Рингубер, вероятно, видел годуновский чертеж еще свежим. Прошло каких-нибудь лет шесть, и Рингубер, вновь появившись в Москве, начинает втолковывать царю, что в Готе уже решен вопрос – пора открывать Северный морской путь в страны Востока!

Одновременно шведский соглядатай, военный агент Эрик Пальмквист, уже не раз побывавший в Московии, подкупает приказных, получает от них множество сведений о Сибири, и в его руках оказывается драгоценная копия чертежа Годунова! Много узнал Эрик Пальмквист о сибирской дороге, той, по которой ехал Дежнев с соболиной казной и якутским архивом, о расстояниях между острогами и городами. Годуновский чертеж 1067 года исчезает, утрачивается навеки, и мы с большим и непростительным опозданием получаем возможность изучать его только по иноземным копиям.

Жаль, что перевод, принятый обычно при передаче отрывка, не передает вполне своеобразия письма Юрия Крижанича, да к тому же свою «Историю Сибири» он написал по-латыни. Вот этот отрывок по сборнику Титова:

«Было и другое сомнение: соединено ли Ледовитое море с Восточным, омывающим с востока Сибирь, затем, южнее, области Даурию и Никанию и, наконец, царство Китайское; или же моря эти, то есть Ледовитое море и Восточное, или Китайское, отделены друг от друга каким-нибудь материком, простирающимся от Сибири на Восток? Сомнение это в самое последнее время было разрешено воинами Ленской и Нерчинской области: они, собирая с туземцев дань, прошли всю эту страну до самого океана и утверждают, что к востоку нет никакой твердой земли и что сказанные моря ничем друг от друга не отделены, но что Сибирь, Даурия, Никания и Китай (или Сина) с востока омываются одним сплошным океаном. На вопрос же некоторых, могут ли корабли от гавани св. Михаила Архангела или же от устья реки Оби и города Березова, плывя беспрерывно около берегов Сибири, Даурии и Никании, приплыть к Китаю, упомянутые воины отвечали, что в Ледовитом море лед никогда не тает вполне, но в течение всего лета по водам плавают в большом количестве огромные глыбы льда, сталкиваясь между собою; поэтому глыбы эти (особенно при сильном ветре) могут уничтожить какое угодно судно» [5].

Так писал Юрий Крижанич, и для каждого ясно, что здесь речь идет о Дежневе, о его знаменитом походе и о тех его товарищах, которые почти в одно время с ним сведывали низовья Амура, Шантарские острова, Сахалин и холодное, светящееся «Ламское море».

Все сведения для «Historia de Sibiria» Крижанич получил из уст самих открывателей. Дежнев был в Тобольске уже в третий раз, а в 1671 году «Юрко-сербенин» жил еще там. От кого слышал он рассказ о морском походе из Колымы «в передний конец за Анадыр-реку»?

Семен Дежнев ведет деловые разговоры с почтенным гостем московским Остафием Филатьевым. Охранив соболиную казну, не допустив служилых к игре в зернь и прогулкам по кабакам «русских городов», побывав в родном Устюге Великом, Дежнев вступил в Москву через Сретенские ворота Земляного города в самый день рождества 1671 года. Несмотря на большой праздник, он отправился в Сибирский приказ, где бодрствовали сменные дневальные.

Днем приема соболиной казны ему назначили 29 декабря. Главным оценщиком мехов был Остафий Филатьев, заслуженный купчина, приказчиков которого Дежнев не раз видел в Якутске. Филатьев пересчитывал соболиные «сорока», разглядывал темный шелковистый мех и дал заключение, что казна находится в полном порядке. Его не смутило то, что в дороге Дежневу не раз приходилось вынимать соболей для просушки, ставить заплаты на сумы. Наоборот, Филатьев одобрил такую заботу Дежнева о дорогом грузе и срезке казенных печатей не придал никакого значения, раз вся казна была в наличии [6].

Привоз соболиной казны и «дел» Якутского острога в Москву был последним трудом Дежнева, о котором нам известно из архива Сибирского приказа. Что делал Дежнев, где жил после 29 декабря 1671 года, этого никто пока не знает.