Сердце матери

Володя оперся ладонями о колени, наклонился — смотрится в воду, ждет, пока проплывет рыбешка или прикатит волна от лодки, и тогда отражение в воде сморщится, глаза и уши запрыгают и расплывутся в разные стороны. Смешно!

Солнце скатилось на край неба и стало растекаться по Волге. У ног Володи заплясали солнечные зайчики. Он хотел зачерпнуть в ладонь зайчика и услышал тяжелое дыхание. Кто это так тяжело и шумно дышит? Река? Нет, это позади него. Он оглянулся и замер. По берегу медленно двигались бурлаки. Вытянув вперед подбородки, обросшие бородами, они руками разгребали воздух; обутые в лапти ноги глубоко зарывались в песок.

Почему им так тяжело? Володя пригляделся и понял, что люди запряжены. Так мальчишки запрягают друг друга, когда играют в лошадки. Но это были взрослые мужчины, и им было не до игры. Замусоленные грязные лямки опоясывали им грудь, врезались в тело и сзади были привязаны к толстому канату.

Володя повел глазами по канату и увидел, что другой его конец прикреплен к огромной барже, нагруженной кулями из рогожи. На барже стоял дом с окнами, и из трубы шел дым.

Совсем близко от Володи, тяжело ступая, прошел запряженный человек. Он облизывал сухие губы и громко, с хрипом дышал. Глаза смотрели и не видели: он чуть не задел Володю.

Бурлаки с трудом передвигали ноги, баржа легко плыла против течения.

Володя вздохнул и оттянул рубашку от груди, словно тоже тащил эту баржу и лямка давила ему грудь. Чьи-то руки схватили его за плечи и подняли в воздух.

— Как тебе не стыдно! — услышал Володя голос Саши. — Мамочка волнуется, мы все тебя ищем.

Усадив брата на закорки, Саша стал подниматься наверх.

— Я пойду сам, — запротестовал Володя и спрыгнул с Сашиной спины.

Взявшись за руки, братья долго взбирались в гору.

Володя оглянулся назад.

Над Волгой плыли кудрявые облака — золотые, красные, сиреневые — и, как в зеркале, отражались в реке. Бурлаков уже не было видно.

У камня, на котором Володя написал «МАМА», виднелась светлая фигура.

— Ма-моч-ка-а! Нашелся-а! — кричал Саша.

И Володе стало стыдно, что он «нашелся», а не пришел домой сам.

— Володя! Как можно? — сказала с укоризной мама.

Сказала «Володя», а не «Володюшка». Значит, очень сердита.

Опустив голову, Володя шагал рядом с мамой.

На площади стало совсем темно. В зарешеченных окнах тюрьмы виднелись круглые пятнышки света. Тюрьма была такая же большая, как баржа. Только она стояла на месте.

На столе шумел самовар. Володя сидел между Аней и Сашей и усиленно дул в блюдце с чаем. Ему очень хотелось, чтобы мама назвала его «Володюшкой», и не терпелось спросить Сашу про бурлаков, но Саша увлеченно разговаривал с сестрами.

Завтра приедет папа из губернии, Володя должен сам рассказать ему о своем проступке. А это ох как нелегко! Володя тяжело вздохнул.

— Володюшка, закрой окно, стало совсем прохладно, — сказала мама, и в глазах ее снова появились веселые искорки.

НОВЫЙ ДОМ

В то памятное августовское воскресенье день начался необычно. Илья Николаевич ходил по маленьким комнатам квартиры, внимательно оглядывал их, измерял складным аршином длину и ширину буфета, рояля, своего письменного стола, потирал от удовольствия руки и чему-то улыбался в усы. И мама была радостно взволнована.

Дети с недоумением поглядывали на родителей, понимая, что предстоят какие-то важные события.

— Скоро мы переедем в новый дом. Вот где вам будет раздолье! — объявил папа, когда вся семья собралась за столом.

Дети еле дождались конца завтрака.

Папа посадил на плечи Митю, мама взяла на руки Маняшу, и все отправились вниз по Покровской улице.

Калитка открылась в сад. Но разве это был сад? Несколько одичавших яблонь и малинник вдоль забора вперемежку с бузиной и высоким репейником.

Сад отделялся от двора полуразвалившимся сараем и флигелем, возле которого лежало огромное дубовое бревно.

Саше и Володе понравились раскидистые вязы, что росли у кухни, возле конюшни и в центре сада.

Володя мигом оседлал толстый сук.

— Готовый конь с зеленой гривой. Н-но!

Вошли в дом, разбежались по комнатам, аукались, и голые стены отзывались веселым эхом.

Дом просторный, с двумя застекленными верандами, антресолями. Но и семья стала большая — шестеро детей.

Прежде всего решили выбрать папе служебный кабинет. Мама обошла весь дом еще раз и решила, что для кабинета больше всего подходит комната с пятью окнами, три из которых выходят на веранду и два на улицу. Здесь Илья Николаевич будет встречаться со своими помощниками, принимать учителей, родителей.

Но Илья Николаевич возразил:

— Мне больше нравится средняя комната, а здесь поселится мама.

— В таком случае, это будет гостиная, — решительно сказала мама. — Поставим сюда рояль, дети будут заниматься музыкой, по вечерам можно потанцевать, попеть.

— Наконец-то у нас будет шумная комната! — обрадовались Володя и Оля.

Самую большую комнату отвели для столовой.

— Здесь дети могут учить уроки, играть в шахматы, читать.

— Это будет тихая-претихая комната, — решила Оля.

— Тем более что, когда я ем, я глух и нем, — добавил Володя.

На антресолях, куда вели крутые деревянные лесенки, — четыре маленькие комнаты с низкими потолками; одна из них была, скорее, лестничной площадкой.

— На антресолях разместим детей, — решили родители. — Аня кончит гимназию, будет работать учительницей, ей нужен свой угол. Вторая комната — для Саши; он устроится в ней со своими коллекциями, гербариями, колбами и пробирками. Третья — спальня для малышей.

— Я буду с малышами? — спросил Володя дрогнувшим голосом.

Мама задумчиво посмотрела на сына. Володе уже девятый год. Будущей осенью пойдет в гимназию.

— Куда же тебя определить — к старшим или к младшим? — спросила она.

— По-моему, Володю пора зачислить в старшие, — рассудил Саша. — Ему нужен свой «кабинет», и я предлагаю устроить его на лестничной площадке.

Володя с благодарностью взглянул на старшего брата.

— Совершенно верно, — обрадовалась мама. — Там уставятся и кровать, и стол, и книжная полка.

Володя горячо обнял маму.

— Что же это получилось? — вдруг забеспокоилась Аня. — Комнаты наверху — для нас, гостиная внизу — для шумных игр, столовая — для тихих, а где же у нас поселятся папа с мамой?

Мама засмеялась:

— О себе я подумала прежде всего. В передней поставим ширму, получится прелестная комната. Из окна чудесный вид на сад, и вы всегда перед глазами. А папа будет спать у себя в кабинете.

Аня с Сашей понимали, что родители прежде всего заботились о них, детях, и не думали о своих удобствах.

Началась веселая, хлопотливая пора переезда, устройства на новом месте. Пятый раз переезжала семья Ульяновых в Симбирске на новую квартиру, но на этот раз переезжала в свой дом.

Все свободное от учения время дети проводили за работой в саду и во дворе. Выкорчевали старые яблони и на их месте посадили молодняк. Выдрали лопухи и крапиву, расчистили дорожки. Пришел столяр, и Саша с Володей помогали распиливать дубовое бревно, твердое, как чугун. Работали и рубанком и молотком, и скоро в столовой выстроилось двенадцать тяжелых, добротных стульев.

Зимой во дворе соорудили снежную горку с ледяным раскатом до самого крыльца, лепили снежные бабы, заботливо окучивали молодые деревца снегом, чтобы они не замерзли.

Весной сад и двор нельзя было узнать. Ровная площадка во дворе покрылась травой, распушились зеленью молодые деревца, вылезли из земли синие крокусы, белые нарциссы.

В сарае появилась корова Красавка — кормилица детей.

И Саша понял, почему маме так понравился двор и сад, когда они пришли сюда впервые. Мама умела заглянуть в будущее, она тогда уже увидела пустырь, превращенный в прекрасный сад.

В семье Ульяновых наступила счастливая пора.