Цепь грифона

– Ваше превосходительство, я не думаю, что перечисленные факты нашей, теперь далёкой, истории сейчас кому-то в России интересны.

– Не спешите с выводами. Деятельность только одного послереволюционного Коминтерна ещё ждёт своего Александра Дюма. Есть очень любопытные документы совсем недавнего времени, касающиеся бывшего наркома иностранных дел, нынешнего советского посла в Штатах Литвинова. А если знать, что отправкой пароходов с оружием во времена Первой русской революции вместе с Троцким занимался именно Литвинов, то картина просто потрясает своей запутанностью и размахом. И тут уже не Дюма… тут требуется гений Льва Толстого, чтобы совладать с истинным и трагедийным масштабом событий.

Суровцев не был потрясён информацией, только что озвученной Александром Николаевичем. Потому вполне искренне поинтересовался:

– А почему это должно быть кому-либо сейчас интересно? Свергать большевиков в России никто не собирается. Некому. Прямо скажем, и не время. Немцы к Москве подходят. Троцкого, насколько я знаю, тоже нет в живых.

– Вы правы, голубчик. Факты нашей, как вы изволили выразиться, далёкой и нынешней истории слишком противоречивы, чтобы их охватить одним взглядом. И самое противоречивое то, что Россия опять стала империей, и то, что Сталин давно контрреволюционер. Вам трудно это понять, находясь внутри, фигурально выражаясь, явления…

Удивление на лице Суровцева от такого заявления генерала никак не проявилось. Но мыслительные процессы в считаные секунды приобрели невиданные прежде скорость и направление.

– Да-да, – точно подталкивал его в спину Степанов. – Сталин – самый настоящий контрреволюционер. И в его охоте за истинным революционером Троцким я, как истинная контра, был полностью на стороне главы советского государства, – рассмеялся он.

– А кто тогда, по-вашему, Гитлер? – не принял шуточный тон Степанова Суровцев.

– Вы и сами в состоянии ответить.

Сергей Георгиевич молчал.

– По формальным признакам Гитлер тоже контрреволюционер, – наконец произнёс Суровцев.

– Гитлер – идиот, – безапелляционно, с неожиданным раздражением заявил Степанов. – Только идиот, получая деньги из того же кошелька, что и Троцкий, может считать, что он борется с революцией! Только идиот может думать, что англосаксонский мир помогает создавать великую Германию исключительно из любви к немецкой нации. А уж за месяц предупредить англичан о том, что он собирается напасть на Россию, мог только самый последний из ряда идиотов! О полёте Гесса через Ла-Манш вы знаете?

Суровцев утвердительно кивнул. Задумчиво проговорил:

– Я не понимаю логики событий.

– А вы попробуйте взглянуть на ситуацию саркастически. Хотя бы допустите, что Гитлер выведен англосаксами как достойная замена Троцкому для дальнейшего расшатывания и туземизации современного мира. А поскольку вы сами имели дело с золотом, то остальное вам будет очень понятно… Как капризный подросток, фюрер заметил, что и ему неплохо бы было иметь золотой запас, который из Германии буквально вымели после немецкой революции. И пока его политические папы думали, как им удовлетворить, в общем-то здравые, амбиции и потребности дитяти, быстро прибрал к рукам не только золотой запас Чехии, предложенной ему для этой цели по Мюнхенскому сговору, но и золото Австрии. А потом и Польши, и Франции. Своенравный отпрыск ещё и надавал бомбардировками тумаков одному из родителей, чтоб тот почувствовал возросшие юные силы. А когда «пошалил» вволю, послал через Ла-Манш самолётом своего дружка – душку Гесса с целью повиниться в проказах и сказать, что тайные договорённости против СССР остаются в силе. Не на тех напал. Строгие и справедливые родители решили примерно проучить неслуха. И сидит теперь Гитлер в Берлине, который русские уже бомбили, и глядит на новенькие золотые часы. И познаёт истинную цену и золоту, и соотношению драгоценного металла со временем и пространством, которое выдавливает его в небытиё, – закончил свой монолог Степанов.

Суровцев почувствовал себя незадачливым слушателем дореволюционной Академии Генерального штаба, который не был готов к семинару генерала Степанова. К тому же слишком долго соображал… Воспоминания из прошлого и вид неожиданно помолодевшего, разгорячённого Степанова заставили его улыбнуться.

– Что такого смешного, позвольте узнать, вы находите в моих словах? – тут же поинтересовался Александр Николаевич.

– Почувствовал себя поручиком на вашем семинаре в академии.

– Уже больше двадцати лет вы генерал. Так извольте соответствовать вашему чину. Превосходительство – значит многократное превосходство над окружающими. К сожалению, многие наши генералы никогда не задумывались над этим. А вы подумайте… И, главное, будьте любезны, превосходите окружающих не только чином, но умом и знаниями. Превосходите, ваше превосходительство! В том числе умением обращаться с тайнами, которые не всегда можно доверить даже полковнику. Вы, кстати говоря, не выдержали экзамен по стратегическому планированию. Я так и не услышал вашего ответа на мой вопрос: почему Сталин до последнего времени держал на границе с Ираном две советские армии? Ещё и третью сформировал… Почему в спешном порядке для усиления московского направления он перебрасывал и продолжает перебрасывать сибирские дивизии, тогда как пока не тронул ни одной своей дивизии из южных округов. Что советские войска сейчас делают в Иране? Молчите?

– Неужели существовала опасность нападения Англии на советские нефтяные промыслы на Кавказе и в Азербайджане?

– Ну вот, наконец-то, – вздохнул Степанов. – Это – аксиома. Где нефть – там британские интересы. Сейчас англичане стали дальше от советской нефти почти на полтысячи километров. Сталин – великий политик. Единственное, что он не мог предположить, – так это то, что в случае с Гитлером имеет дело с идиотом. На каком бензине, интересно, тот собирается воевать?

За месяц пребывания в Финляндии Суровцев узнал столько, сколько не узнавал за последние двадцать лет своей непростой жизни. Военная наука за эти годы развивалась семимильными шагами. Но это не сильно его и пугало. Начав восстанавливать свои военно-академические знания ещё в России, он достаточно просто завершил этот процесс здесь. У него даже возникло желание попросить проэкзаменовать его. И действительно, он вдруг со всей очевидностью и отчётливостью понял, что теперь ему меньше всего нужно подтверждать свои познания перед кем бы то ни было.

Он не сразу осознал эту внутреннюю перемену. А когда осознал, то не в шутку загрустил. Более чем через двадцать лет после присвоения ему звания генерал-майора, только сейчас он действительно внутренне ощутил себя генералом. Двадцать шесть лет, понимал он, совсем не генеральский возраст. Тогда звание было бесспорно заслуженным, но всё же преждевременным. Только теперь, в свои только что исполнившиеся сорок восемь, он внутренне стал соответствовать высокому военному чину. Именно это звание генерал-майора, присвоенное после боёв под Пермью в 1919 году Колчаком, подтвердил месяц тому назад сам Сталин. И если бы только подтвердил! Он присвоил ему звание очередное.

Исчез, будто никогда его не было, белогвардейский генерал-майор Мирк-Суровцев, более известный в колчаковской армии как генерал Мирк. И как будто всегда был генерал-лейтенант Красной армии Суровцев. К тому же бывший будённовец. Но самое странное в его биографии то, что к государственным и политическим тайнам он волей судьбы был причастен с молодых лет. Несмотря на это смог уцелеть и выжить. Скорее всего, именно благодаря этому, а не вопреки, он до сих пор и оставался жив. А ещё он подумал о том, что повинился Степанов весьма своеобразно – отчитал неизвестно за что. Ещё и лекцию прочёл.

– Пора назвать вещи своими именами, – продолжал пожилой генерал. – Вся идейная мишура из партий и революционных течений призвана скрывать прагматичные цели международной политики. И три наши революции – лучшая иллюстрация устранения с международной арены опасных конкурентов. Это очень точное определение – арена. Где теперь, ответьте мне, эти два гладиатора – русская и немецкая монархии?