Стреляй, я уже мертв (ЛП)

— Что нам теперь делать, отец? — спросил Вади, когда они вернулись домой.

— Пути назад нет, — ответил Мухаммед, и в словах его прозвучала безмерная горечь.

— Но ведь должен же быть какой-то способ, чтобы не допустить новых страданий, — настаивал Вади.

— У людей вроде нас есть только одна судьба — играть написанную другими роль. Никого не волнует, о чем мы думаем и что чувствуем. Те, кто принимают решения, уже их сделали, и бессмысленно пытаться это изменить. Британцы в очередной раз нас обманули, а ООН пошла у них на поводу. Мы больше ничего не можем сделать, только бороться за свои права, за свои дома и семьи.

Сальма и Аниса молча слушали; они знали, какую безмерную боль испытывают их мужья.

Мухаммед не осмелился подойти к Марине и сказать, как сочувствует ее горю. Он представлял, как она в одиночестве бродит по Саду Надежды, а Игорь с Изекиилем поглощены собственным горем. Сальма тоже не рискнула подойти, опасаясь, что ее сочувствие не пожелают принять. Но Аниса настояла, чтобы Вади отправился повидаться с Изекиилем и сказал ему, что тот может на него рассчитывать.

— Я ведь не могу солгать, а вдруг он скажет, что хочет отомстить за убитых? Должен ли я помочь ему убить Рами? Отец прав, мы уже не можем выбирать.

В ночь на 2 апреля Пальмах, элитное подразделение «Хаганы», напал на Кастель. Люди из Пальмаха выполняли приказ Бена Гуриона и провели операцию под названием «Нахшон», главной целью которой было освободить дорогу, соединяющую Тель-Авив и Иерусалим. Приказ был выполнен.

Рами жаловался на отсутствие людей и средств. Он смог выжить после нападения «Хаганы», но его гордость была неизлечимо ранена.

— Абделькадер аль-Хусейни вернулся из Дамаска с пустыми руками — после безуспешных попыток выпросить у командующих Арабской армией освобождения оружие и людей. Он смог добиться лишь того, что генерал Исмаил Сафват обматерил его, заявив, что либо он освободит Кастель, либо командование отдадут Фавзи аль-Кавуджии.

— Я тебе уже говорил, что и сирийцы, и иракцы, и египтяне имеют собственные интересы, — напомнил Вади.

— Абделькадер аль-Хусейни заявил, что в потере Палестины будут виноваты они.

— Думаешь, потом кто-нибудь вспомнит, что их бездействие мало чем отличалось от измены? — добавил Мухаммед.

— Нужно вернуться в Кастель. Мы не можем позволить евреям захватить арабское поселение. Мы должны отбить его, чего бы это ни стоило. Потому я и приехал — нам нужны люди, пришло тебе время к нам присоединиться, — и Рами пристально взглянул на Вади.

— Вы собираетесь освобождать Кастель, но у вас так мало людей и оружия. На что вы надеетесь? — Мухаммед не на шутку испугался за сына и племянника.

— У нас около трехсот человек, и еще к нам присоединились три британца, которые не поддерживают

политику своей страны. Оружия не хватает, но Абделькадер аль-Хусейни все равно решил, что завтра мы атакуем.

— Я пойду с вами, — заявил Вади, и кузен с благодарностью обнял его.

Даже Мухаммед не решился возражать сыну.

Вади простился с Анисой, вкратце объяснив, как собирается поступить. Она не высказала ни единого упрека, потому что гордилась мужем. Потеря Кастеля деморализовала палестинских арабов, вернуть это поселение стало вопросом чести, и потому она не могла оспаривать решение мужа.

Абдекадер аль-Хусейни разъяснил, что его люди атакуют сразу с трех сторон, и каждому отряду назначил командира. Вади и Рами хотели сражаться вместе, но аль-Хусейни определил их в разные отряды.

Атака началась в десять часов вечера седьмого апреля 1948 года. Солдаты аль-Хусейни и люди из «Хаганы» не уступали друг дургу в храбрости. Плечо к плечу, рука к руке они боролись с этот стратегический клочок земли. Чаша весов склонялась то на одну, то на другую сторону, то, казалось, побеждают евреи, а через несколько минут — уже арабы.

Уже начало светать, когда удача повернулась лицом к «Хагане». Абделькадер аль-Хусейни и его отряд окружили, сражение было почти проиграно. Но все вдруг изменилось. На помощь силам аль-Хусенйи пришло подкрепление из пятисот человек, и вечером восьмого апреля они сумели победить, хотя были на волоске от поражения. Когда наконец-то Кастель оказался в их руках, прохладный весенний воздух наполнился сотнями вздохов облегчения. Они взяли в плен больше пятидесяти членов «Хаганы». Но чудесная победа обернулась кошмаром. На поле битвы остался Абделькадер аль-Хусейни — он погиб. Когда об этом узнали солдаты, они приняли жуткое решение — убить всех пленных и изуродовать их тела.

— Да простит вас Аллах за издевательство над мертвыми, — прошептал Мухаммед, выслушав рассказ Вади об ужасах сражения.

Сальма и Аниса молчали, в ужасе от услышанного.

Мухаммед и Вади присутствовали на похоронах Абделькадера аль-Хусейни, оплакав всех палестинцев. Иерусалим погрузился в безмолвное горе по человеку, которого уважали все. Но боль по погибшему генералу вскоре побледнеет по сравнению с ужасом от той резни, что вот-вот должна была случиться.

Над Палестиной еще не забрезжил рассвет, когда группа мужчин украдкой подобралась к Дейр-Ясину. Айша в этот час разводила очаг, а Юсуф умывался. Рами и его жена Шайла еще спали. Айша благодарила Аллаха, что ее сын вернулся живым после сражения за Кастель, и ничто не предвещало, что в этот день случится нечто ужасное.

Внезапно до нее донеслись тревожные крики; кричали мужчины, женщины, дети. Айша распахнула дверь и вздрогнула. Она увидела, как какие-то люди бросают гранаты в окна домов и беспорядочно стреляют в стариков и детей, не щадя никого на своем пути.

Вскрикнув от ужаса, Айша захлопнула дверь. На ее крик тут же прибежали Юсуф и Рами.

— Дом Нур горит! — в ужасе закричала Айша, порываясь броситься на помощь дочери и зятю.

Выглянув в окно, Рами тут же понял, что произошло, и велел жене и матери немедленно бежать в Айн-Карим — ближайшую деревню, где расположилось подразделение Арабской армии освобождения. Там постоянно несли караул британские патрули, поэтому Рами и велел своим женщинам бежать туда за помощью, а сам решил дать отпор демонам в людском обличье, безжалостно убивающим детей, женщин и стариков.

Как ни плакала Айша, крича, что никуда не уйдет, пока не узнает, что сталось с Нур, ее муж и сын оказались непреклонны. Женщины выбежали из дома и бросились без оглядки, слыша отчаянные крики соседей. По пути к ним присоединились другие женщины. Айша поскользнулась, упала, сильно ударившись головой, и потеряла сознание. Шайла попыталась ее поднять, но тело Айши безжизненно обмякло. Шайла потащила ее волоком, стараясь, чтобы тело свекрови не слишком билось о камни — и вдруг ощутила острую боль в груди. Она так и не поняла, что же случилось, и старалась не думать об этом, продолжая тащить Айшу. Когда они добрались до Айн-Карима, Шайла едва могла дышать. Ее ноги подогнулись, и она без сил упала на землю.

Брат Августин рассказал Вади, как группа нападавших притащила нескольких выживших в Дейр-Ясине до еврейского квартала Иерусалима. Сначала над ними публично измывались, а потом отпустили на свободу.

В то утро от рук убийц из Иргуна и Лехи погибли целые семьи. Хотя Бен Гурион и «Хагана» осудили резню, о ней так и не смогли забыть.

Мухаммед плакал у постели своей сестры Айши. Медсестра требовала, чтобы он вышел, говорила, что больной нужен покой, но он упорно не хотел оставлять ее одну. Юсуф и Рами были на грани жизни и смерти, Шайла угасала. Нур и ее муж Эмад выжили, но Эмад решил, что ни желает ни единой минуты оставаться в Иерусалиме, и несмотря на слезы Нур, увез ее на другой берег реки Иордан. Во владениях Абдаллы они могли чувствовать себя в безопасности.

Сальма и Аниса встретились в вестибюле больницы. Оглянувшись, они увидели решительно идущую к ним Марину. Вади как раз разговаривал с врачами, поэтому разговор с Мариной Аниса решила взять на себя.

— Я хочу видеть Айшу, — сказала Марина. Несмотря на то, что в ее глазах и голосе не было никакой угрозы, Аниса попыталась ее задержать.