Падение титана, или Октябрьский конь

В любом случае, погруженная в депрессию после смерти Цезаря, Клеопатра не могла сосредоточиться и прийти к какому-то всесторонне обдуманному решению. Исходя из предположения, что будущий разлив тоже не превысит гибельного уровня, она издала указ, по которому внутри города покупать зерно разрешалось только гражданам Александрии, а также жителям Дельты, однако лишь тем, что занимаются сельским хозяйством или производят бумагу — царская монополия страдать не должна!

В Александрии насчитывался миллион евреев и метиков. Цезарь дал им римское гражданство, а Клеопатра, чтобы не отстать от него в щедрости, сделала их гражданами Александрии. Но когда Цезарь уехал, миллион городских греков выразили возмущение. Раз уж евреи и метики стали гражданами, то почему забыты они? В результате привилегии, какими когда-то пользовались только триста тысяч македонцев, получили все жители Александрии, кроме египтян смешанного происхождения. Но при такой массе граждан зернохранилища должны были ежемесячно поставлять городу больше двух миллионов греческих мерок зерна, пшеницы или ячменя. Стало бы легче, если бы эта норма уменьшилась вполовину.

И Клеопатра взяла обратно свой дар, лишив гражданства евреев и метиков, но не затронув при этом греков. Все премудрости, которым учил ее Цезарь, словно бы обрели обратную силу. Вместо того чтобы раздавать бесплатное зерно беднякам, она резко ухудшила положение трети городского населения. Из благих, правда, намерений, ради того, чтобы спасти жизни тех, кто по происхождению (и по ее представлению) имел больше прав выжить. Против указа не возразил ни один царедворец. Автократия имеет собственный взгляд на хорошее и плохое, предпочитая окружать себя только беспрекословно соглашающимися с ней людьми. Иное мнение мог бы высказать лишь равный Цезарю человек. Но таких в Александрии не было.

Для евреев и метиков указ стал чем-то вроде грома с ясного неба. Правительница, на которую они столько трудились и которой вверили свои драгоценные жизни, обрекала их на голодную смерть. Даже распродав все, что имеют, они теперь не купят зерна, основы основ человеческого существования. Его будут продавать одним македонцам и грекам. А что остается им? Мясо? Но животные в засуху не плодятся. Фрукты? Овощи? Но рынки пусты, и даже близ озера Мареотида песчаная почва ничего не родит. Александрия — искусственный привой на древе Египта, она не может прокормиться сама. В Дельте Нила у людей есть хоть какие-то продукты, а в Александрии ничего нет.

Люди начали уезжать, особенно из районов Дельта и Эпсилон, но даже это было непросто. Как только слух о египетской чуме разнесся вокруг Нашего моря, гавани Александрии и Пелузия мигом очистились от иностранных судов, а александрийские торговые корабли перестали пускать в иностранные порты. В своем маленьком уголке мира Египет попал в карантин. Не по чьему-то указу — его оградил незримым кордоном древний страх и ужас народов перед чумой.

Бунты начались, когда александрийские македонцы и греки обнесли зернохранилища баррикадами и приставили огромное количество стражи к другим складам, где хранилась еда. Районы Дельта и Эпсилон кипели, а царская резиденция стала походить на осажденную крепость.

В дополнение ко всем этим неприятностям Клеопатру беспокоила Сирия. Когда Кассий запросил у Египта военные корабли и транспорты, она вынуждена была ему отказать, потому что все еще надеялась раздобыть зерно в других странах. Тогда ей самой понадобились бы все суда, чтобы доставить его, включая и боевые галеры. Но кто же теперь разрешит ее транспортам войти в свои гавани и нагрузиться?

В начале лета она узнала, что Кассий планирует вторжение. И почти сразу за тем пришло известие о промере, снятом с первого ниломера. Как она и ожидала, Нил не обещал выйти из берегов. Урожая опять не будет, даже если болезнь оставит достаточно люда, чтобы засеять поля. Ха-эм переслал ей цифры, свидетельствующие о том, что шестьдесят процентов населения Верхнего Египта погибло. Еще он сообщил, что, по его мнению, чума пересекла барьер, который жрецы воздвигли поперек долины у Птолемаиды, правда, теперь он надеется остановить болезнь ниже Мемфиса. Что делать, что делать?

В конце сентября обстановка стала несколько улучшаться. Клеопатра с облегчением узнала, что Кассий и его армия ушли на север, в Анатолию. Вторжения не будет. Ничего не зная о письме Брута к другу, она предположила, что Кассий прослышал о чуме и решил не рисковать ни собой, ни людьми. Почти в то же время прибыло посольство от царя парфян с предложением продать Египту большое количество ячменя.

Она до того уже обезумела, что поначалу могла только лепетать о трудностях, с которыми будет сопряжена доставка зерна. Сирия недружелюбна, Пелузий и Александрия закрыты для всех иноземных судов. Ячмень придется везти на баржах. По Евфрату в Персидское море, затем вокруг Аравии в Красное море, потом опять вверх до самой верхней точки залива, но между ней и Египтом — Синай. А вдоль Нила гуляет чума, твердила она равнодушным посланникам, зерно в портах Красного моря нельзя будет выгрузить, потому что никто не возьмется переправить его к реке. Лепет, лепет, лепет…

— Божественный фараон, — сказал глава посольства парфян, когда получил возможность вставить хоть слово, — все это вовсе не обязательно. В Сирии действует губернатор по имени Фабий, его можно купить. Купи его! Тогда мы пошлем ячмень сушей до Дельты Нила.

Большое количество золота перешло из рук в руки, но у Клеопатры его было много. Фабий милостиво принял свою долю, и ячмень благополучно прибыл по суше в Дельту.

Александрия какое-то время будет сыта.

Новости из Рима были скудны из-за карантина, но вскоре после отъезда парфянских посланцев (поехавших сообщить своему царю, что царица Египта — непроходимая некомпетентная дура) Клеопатра получила письмо от Аммония, ее представителя в Риме.

К своему ужасу, она узнала, что Рим балансирует на грани по крайней мере двух гражданских войн: между Октавианом и Марком Антонием и между освободителями и тем, кто возьмет верх в Риме, когда их армии достигнут Италии. Никто не знает, что будет, писал Аммоний, пока же наследник Цезаря прошел в старшие консулы, а все остальные его соперники объявлены вне закона.

Гай Октавиан! Нет, Цезарь Октавиан. Двадцатилетний молодой человек! И он — старший консул? Это что-то невероятное! Она хорошо его помнила. Очень симпатичный, чуть схожий с Цезарем юноша. Сероглазый, тихий, очень спокойный. И все же она почувствовала в нем скрытую мощь. Внучатый племянник Цезаря и кузен Цезариона.

Кузен Цезариона!

Путаясь в мыслях, Клеопатра подошла к столу, села, придвинула к себе бумагу и взяла тростниковое перо.