Анна Ярославна - королева Франции

учителя. Его тучное тело напоминало развалину.

- Один человек, имя которого я не припомню сейчас, - вздыхал Готье, сообщил мне, что где-то очень далеко на Востоке, в стране, которая называется Бухара, не то умер, не то еще живет некий замечательный ученый. Его зовут, если мне не изменяет память, Авиценна. Будто бы он написал трактат под названием "Книга о выздоровлении"... Говорят, что прочитавший это сочинение может продлить свою жизнь до бесконечности.

- Ты хотел бы жить возможно дольше?

- Да, как папа Сильвестр.

- Ах, никому не хочется расставаться с земным существованием!

- Нет, у меня особые соображения.

- Все люди смертны... Но о чем ты хотел сказать?

- Увы, по моим великим прегрешениям мне уже уготовано место в аду. А там препротивно. Вот почему я не спешу покинуть сей мир. Впрочем, может быть, я встречу в преисподней некоторых грешников, с которыми будет занятно побеседовать. Например, Аристотеля! Хе-хе!

Анна не знала, говорит ли епископ серьезно или шутит под влиянием выпитого вина. Самой же ей не хотелось думать о смерти.

- Я вспоминал об этом бухарском ученом, когда мы с тобой беседовали о Беренгарии. Как и наш турский еретик, он утверждает, что мир вечен и никем не сотворен.

- Откуда они знали друг друга?

- Едва ли Беренгарии читал Авиценну. Я сам только случайно услышал об его книге. Но это носится в воздухе.

- Разве не осудил собор подобные мысли? - строго спросила Анна, опасаясь, что Готье опять станет говорить предосудительным образом.

Однако епископ успокоил ее плавными движениями рук:

- Не опасайся ничего! Я отвергаю эту ересь. Хе-хе!

Королева не очень-то поверила ему, видя, как поблескивают у старика глаза. В них светились лукавые огоньки. Но каким образом он мог соединять в себе огромную ученость с неизменно веселым настроением? Она же читала книги о любви, и такие повести родят в сердце печаль.

Когда тучный епископ удалился, Анна подумала, что иногда бессмертная душа пребывает в жире и все-таки она как жемчужина, а во многих красивых телах души как пар. Значит, имеет значение не телесная красота, а духовная? Но чей-то голос, - может быть, то был голос вездесущего сатаны, - шептал ей, что важнее всех книг и философий любовь. Анна сплела пальцы и потянулась так сильно, что хрустнули суставы. В окно она увидела, что над Парижем поднималась огромная луна.

Как обычно, Милонега помогла Анне раздеться и уложила ее в постель. В такие часы, заплетая рыжие косы, Анна имела обыкновение разговаривать со своей наперсницей о всяких житейских пустяках.

- Знаешь ли ты, как поживает Елена? - спросила она Милонегу о подруге детства, что жила теперь в далеком замке, народив мужу кучу детей.

- Елена живет, как все живут.

- Как все?

- Хлопочет по хозяйству. Плачет порой в своей каменной башне.

- Откуда ты знаешь?

- Говорил Волец.

- Волец? Где ты видела его?

- Волец приезжал в Париж. Продал коров и купил новую кольчугу.

- Что он еще говорил тебе?