Крушение надежд

Алеша почувствовал себя неловко, ему, мужчине, первому надо было сказать слова признания. Он гладил ее по голове:

— Я дурак, я только теперь понял, какой я дурак…

Она засмеялась сквозь слезы:

— А я понимала это раньше.

— Ты понимала? Значит, ты умней меня в любви.

— Умней. Все женщины в этом умней мужчин.

— А почему ты не говорила?

— Как же я могла за тебя объясниться себе в любви? Я ждала этого от тебя.

— Я тоже люблю тебя, люблю не как брат, иначе. — Он взял ее голову в руки и обцеловывал глаза, лоб, щеки и губы, губы, еще раз губы. — Вот тебе мой ответ. Чувствуешь?

— Я чувствую, но мне хочется твой ответ услышать.

— Лилька, Лилька моя, сестренка, я тебя люблю, ты теперь моя жена.

— Жена? — Она приподнялась на локте и удивленно посмотрела ему в глаза. — Ты делаешь мне предложение?

— Да, да, это и предложение и утверждение. — Он поцеловал ей руку и отчеканил по слогам: — Ты моя жена. И свои слова я добавлю подходящими строчками из Есенина: «…ты одна, сестра и друг, могла быть спутницей поэта» [176].

Лиля смотрела на него сквозь слезы, говорила, прерывисто всхлипывая:

— Алеша, это самое лучшее, о чем я могла мечтать… Спасибо тебе… Я хочу быть твоей женой… но ведь я… я замужем…

— Это теперь не имеет значения — мы любим друг друга.

— Но как же?..

Действительно, как? В вихре событий, который налетел на них, надо было найти какое-то место их союзу.

И ответ на ее вопрос должен был дать он.

— Лилька… я еще не знаю, это все надо продумать, но знаю, что мы будем вместе.

— А как это будет перед всеми нашими? Надо сказать родителям, надо Лешке.

Он признался:

— Когда я был у Лешки в комнате, он просил меня переехать к вам и сказал: потому что мама всегда грустная и плачет. И добавил, чтобы я не говорил это тебе.

— Ах, вот что! — она улыбнулась. — Паршивец такой, рассказывает, что я грустно живу. Да, грустно. И ему грустно. Он уже почти юноша, а отца все нет. Он не только битлами занимается, его вдруг заинтересовала наука.

— Какая наука?

— Наука вообще. Когда он узнает что-нибудь новое, спрашивает: ученые это знают? Это смешно, конечно, но у него нет отца, чтобы объяснить ему очень многое.

— Теперь я буду ему отцом.

— Ты? Знаешь, я часто с тревогой думала, если я выйду замуж, какие отношения будут между Лешкой и моим мужем? Теперь я знаю, будут хорошие, между вами отношения будут хорошие. Он-то совсем не удивится, если мы с тобой сойдемся. Но вот наши родители?..

— Родители? Думаю, что они обрадуются. Мама мне давно намекала, что втроем — ты, Лешка и я — выглядим, как семья.

Лиля хитро посмотрела на него:

— Она знала, что в последние годы я особенно много грустила о тебе. Может быть, она даже говорила об этом папе. Все знали, только ты один этого не понимал, дурачок.

Она заглянула ему в глаза:

— Алеша, а я не стара для тебя? — ведь мне уже сорок три.

— Вот глупенькая! Это я стар для тебя — мне-то уже сорок семь.

И оба расхохотались.

В ту ночь Алеша впервые остался у Лили, и они полностью отдались первым ласкам страсти, но под утро он перебрался на диван в столовую, чтобы не смущать Лешку. Парень был уже большой, они решили, не стоит ему сразу показывать, что они спят вместе.

Он ничуть не удивился, увидев своего дядю на диване. Алеша подмигнул ему, подозвал:

— По твоему совету я решил поселиться с вами.

— Вот и правильно, мама будет рада.

В этот момент вошла Лиля в халате:

— Лешенька, у нас радость: Алеша будет жить с нами.

Сын прокомментировал это событие спокойно и серьезно:

— Значит, ты больше не будешь плакать.

Зато когда Лиля с Алешей пришли к Августе и Павлу и сообщили им новость, оба по-стариковски расплакались и бросились их обнимать. Павел, всхлипывая, говорил:

— Как Маша-то была бы рада, как была бы рада!

А Августа добавляла свое:

— И Сеня был бы счастлив за вас. Он ведь так тебя любил, Лилечка, доченька моя.

Радостная Лиля от избытка чувств носилась по комнате, подбегала то к одному, то к другому, целовала всех троих и нежно прижималась к Алеше, говоря:

— Это мой муж, это мой муж!.. Я ведь думала, что ничего хорошего в моей жизни уже не случится. А Алешка мне сделал такой радостный подарок! — И впивалась в него губами.

Влатко никто не упоминал — это было бы неуместно. Августа спросила сына не без намека:

— Говорят, что поэты имеют дар предвидения и предчувствия. У тебя было такое предчувствие?

Алеша, смущенный и еще не вполне привыкший к положению мужа, качал головой:

— Так ведь у поэтов все предчувствия про других, они предчувствуют за весь мир. А про себя предчувствий у них нет. Даже у Пушкина не было предчувствий про самого себя.

Лиля позвонила Римме:

— Можем мы увидеться сегодня?

Хотя голос у нее был веселый, Римма насторожилась:

— Что-нибудь случилось?

— Случилось, только скажу не по телефону.

Римма заинтересовалась: что-то важное, может, Лиля узнала что-нибудь хорошее про Влатко.

Лиля выпалила в первую же секунду встречи:

— Риммка, я вышла замуж за Алешу.

— Ну, ты даешь! — растерянно сказала Римма, потом спохватилась: — Лилька, как я рада за тебя! Когда же это произошло?

Лиля рассказала близкой подруге все подробно. Римма обняла ее:

— Знаешь, у меня всегда было такое ощущение, что вы с Алешей созданы друг для друга. А в последнее время я видела, как ты на него смотрела. И думала: что-то должно произойти между ними. У меня на эти дела глаз-алмаз. Будете устраивать свадьбу?

— Не будем. Мы решили не устраивать из-за Лешки, он Алешу любит, но такая перемена в положении дяди может стать ударом для его детской психики. Алеша переедет к нам, и пусть мальчик постепенно привыкает.

Моне Генделю Алеша сказал о случившемся на следующий день. Моня воскликнул:

— Ну, ты даешь, старик! А знаешь, это лучшее, что ты сотворил за всю свою беспутную жизнь.

— Ну, не такую беспутную, как твоя. — И оба рассмеялись.

— Будешь устраивать свадьбу, как я, — еврейскую? Я готов быть свидетелем.

— Ну какой же из меня еврей при русской маме? Нет, мы решили съехаться без шума и даже не хотим сразу объявлять новость Лешке, сыну Лили.

— Ну, мы-то с тобой можем спрыснуть твою потерю свободы.

— Пошли в ресторан Дома кино, там спрыснем. Как-никак, я ведь член Союза кинематографистов.

В ресторане Моня сказал Алеше:

— Есть люди-шустрики, а есть люди-мямлики. Шустрики все делают быстро и решительно, вот, например, как я женился. А ты мямлик, сколько лет не мог решиться. Ну, что ты сочинил к своей женитьбе?

Алеша засмеялся:

102. Заговор (как это делалось)

Уже три года Рупик Лузаник заведовал кафедрой. В Боткинской больнице его считали одним из лучших профессоров. Он был прирожденным учителем, своими рассказами зажигал в студентах и молодых врачах искры интереса к науке. На каждый его обход больных и на клинические конференции приходили врачи из других отделений больницы учиться врачебному искусству. Раз в неделю он читал лекции, их тоже приходили слушать врачи из других клиник, аудитория заполнялась до отказа. Его лекции нравились глубиной и культурой изложения, у него была свободная манера говорить, выработанное искусство общения с аудиторией. Нередко на его лекции приходили и Лиля с Фернандой, садились в отдалении, поражались уму и глубине знаний друга.

Начав свою профессорскую карьеру, Рупик лелеял две мечты: создать школу своих учеников и написать учебник. Эту вторую мечту он уже осуществил — написал книгу «Искусство лечения больных». В основу книги он положил расширенные записи всех случаев своего лечения, которые вел, начиная с далекого карельского городка Пудожа. Он показывал на этих примерах, что лечение — это особый вид искусства, и взял эпиграфом слова Конфуция: «Учиться и не размышлять — напрасно терять время, размышлять и не учиться — губительно». Он давал читать рукопись крупным ученым, все хвалили ее и считали, что эта книга станет настольным учебником молодых врачей.