Русь изначальная

Узнав, что им не грозит ни смерть, ни рабство, легионеры ободрились и осмелели столь же легко, как впали в отчаяние. Среди солдат были знавшие славянский язык, нашлись и ромейские славяне. Россичи с живого голоса узнавали жизнь имперского войска.

Солдаты служили не для защиты земли, но за деньги и корм. Оружие было чужое, данное им для службы, вот почему солдаты без горя с ним расставались. Солдатам – все равно. На вопрос о роде, о семье они смеялись, делая странные жесты.

Иные предлагали победителям свою службу, осведомляясь о плате. Поняв, россич сторонился от такого, пригрозив плетью.

Беззаботность пленников, вначале будто забавная, быстро стала претить непристойностью. Любопытство, удовлетворившись, превратилось в брезгливость, брезгливость сменилась недоброжелательностью.

Нелюдь нечистая, их и сравнить не с чем, у россичей нет таких.

Все припасы с телег россичи взяли себе, пленным же для котла дали несколько быков и указали взять убитых и раненых лошадей.

Жестоко забивают скотину ромеи, жадно хватают куски. Гляди, там подрались из-за мяса! Начальник их разнимает? Побили и его… Одного дня без еды потерпеть не могут. К таким в руки не попадайся. На Роси псы лучше. «Зря мы этих щадили, бить бы их сразу горячей рукой», – говорили иные россичи.

Под вечер пленных согнали, сбили в тесную кучу и того, кто не скоро послушался и отстал либо вздумал тянуть с ленцой на указанное место, с охоткой подбодрили плетями. Утром не пустили к реке, чтобы напиться. Пленных опять обуял страх. Верующие, подражая древним христианам, исповедовались друг другу.

К полудню следующего дня прибыл выкуп. Пленных гнали до моста через Гебр, гнали бегом, понуждали плетями, чтобы скорее избавиться.

Навсегда запомнились легионерам и их начальникам славянские всадники, чем-то разгневанные, запомнились суровые лица с длинными усами и общность с конем, напоминавшая сказочных кентавров. Таких во Фракии еще не видали.

…Россичи поднимались по речке за горкой, которая закрывала их от ромеев перед нападением на лагерь. В широком русле спешила тощая струя. Лес подступал вплотную с обеих сторон. Нависшие скалы грозили людям, непривычным к горам.

В белых, обкатанных камнях речка то исчезала, то опять выходила на свет дня. Там, где мягкая земля сползала в русло длинными языками, копыта кабанов и оленей протолкли дорожки.

Послышался шум падения воды. Русло уперлось прямо в гору, как в стену исполинской крепости. Сверху в каменный котел слетал пенный ручей.

Здесь Крук с молодцами из своей сотни нашел удобную похоронку для добычи. В отвесной стене на высоте полутора десятка локтей зияли черные пасти трех пещер. Крук заготовил лестницы.

Летучие мыши, разбуженные факелами, метались под сводом. Пол и стены пещеры были выбелены, как известью, пометом нечистых – не птиц, не зверей.

Чуть не доверху набив большую пещеру, россичи раскачали камни над входом. Обвал заткнул дыру, оставив сверху малый продух.

Походный князь избавился от тяготы добычи тысячи в две пудов. Не время таскаться с ней. Где-то рыщет пятикратно сильнейшая конница ромеев. Этих врасплох не захватишь. Биться с ними будет куда труднее, чем с пешими.

Перепуганный варварами, в отчаянии от потери пусть малой, но дорогой, как палец, части имущества, логофет Александр Псалидион уехал в Византию. Перед лицом Божественного Александр верноподданнически уличал префекта Фракии Кирилла в позорном поражении и в обогащении варваров. Растерявшись, патрикий лишился ума, мужества, пресмыкался перед варварами, выдал им тайны империи и, разорив казну, даже не добился, чтобы варвары обещали уйти из империи.

Кирилл, не будучи в состоянии покинуть провинцию, доносил Божественному в письмах о предательской выдаче логофетом военной тайны. Базилевс размышлял, на долгое время повесив над головами жалобщиков меч неизвестности.

Наконец обоим было сказано, что Священная Казна ждет внесения донатия – добровольного приношения.

Люди слабы и грешны. Божественный Юстиниан, свыше постигнув природу человека, был милостив к грязи, из которой он мудро лепил Власть и свою, и будущих базилевсов.

Глава 14

Позолота осыпается

1

Непролазная чаща деревьев, венчавшая Козью гору, давила узкий разрыв в скалах, откуда срывался водопад.

Шорох и шелест, шипение и бульканье – в самые сухие дни не прекращалось громкозвучное падение воды в каменную чашу под отвесной кручей.

Во время зимних ливней и летних гроз небо падало на землю морем, прорвавшим плотины берегов. Тогда водопад ревел дурными голосами дьяволов.

Но и в солнечные дни в водяной пыли шевелилось многорукое, многоногое тело. Оно хотело высунуться и пряталось опять в страхе перед знамением креста. Вот, вот, гляди – плечо, грудь, прозрачные, соблазнительные.

Прочь! Не смотри! Неблагочестиво искушать себя излишним вниманием. Сатана умеет пользоваться взорами людей, чтобы облечься плотью.

Сам Сатана и его воинство суть падшие ангелы. Здесь, в водопаде, нашли себе убежище и бывшие боги эллинов. Их природа иная. Они были созданы Сатаной в его стремлении подражать богу. Может быть, кроме них, прячутся тут и древние боги Фракии, которых изгнали эллинские боги. Все они, сплотившись в борьбе против Христа, больше не враждуют одни с другими.

Бог един в трех лицах, дьяволы – неисчислимы. Они нападают на церковь, порождая схизмы-трещины в теле ее. Божественный Юстиниан жжет еретиков.

Подданные-фракийцы утверждали, что каменный котел под водопадом не имел дна. Кто измерял его глубину?

Кто-то. Никто. Людям здесь нечего делать. Проезжая или проходя по имперской дороге мимо Козьей горы, люди показывали друг другу на устье ущелья. Внутри его, под самой горой, находится нечистое место с дырой, которая сообщается с адом через пещеры, тянущиеся под землей на тысячу триста стадий. «Может ли быть?» – спрашивал новичок, чувствуя холод на спине и мурашки по всему телу. «Конечно. Разве ты не знаешь, где ад? Под землей. Не провались в вечный огонь».

Этих мест боялись. Но не все. Устроившись на ветках корявого дубка, над водопадом висел длиннобородый и длинноволосый человек. Вначале его сковало любопытство. Потом сознание небывалой удачи дало силы не шевелиться долго, судя по солнцу, более четверти дня.

Шершень сел на волосатую руку с кожей фиолетового оттенка. Злое насекомое прилаживалось, вонзить или не вонзить жало. Рука зудела от щекотки лапок, вооруженных острыми коготками. Преследуя лошадей, стая оводов вторглась в ущелье. Из его прохладных теней серые мухи-палачи взвились к солнцу. Одна из них походя и небрежно просекла щеку человека. Капли крови застыли в бороде. Человек не дрогнул. Он стойко вынес бы и настоящую боль.

По птичьему полету от него до пещер было шагов шестьсот. Из них по крайней мере четыреста приходилось на высоту. Никакой лучник не добросил бы стрелу, ни один ползун по скалам не одолел бы подъем.

Георгий, блеснувший в Византии короткой известностью под кличкой Красильщика, боялся спугнуть варваров. Он опасался знакомого всем коварства Судьбы, которая любит сразу и дать и отнять, как случилось в дни восстания Ника, как было в другие дни, как произойдет во многие дни, которые родятся из Вечности.

Давным-давно улетел шершень. Кровь на щеке запеклась. Уходит последний скиф, бережно ведя по камням верховую лошадь, освобожденную от вьюка. Тонкая струя водопада шипела на скале. Хватая крепкими пальцами босых ног корни и выступы камней, Георгий карабкался на гору, уверенный в себе, как лесной зверь.