Приключения Натаниэля Старбака

Состав представлял собой странное собрание платформ с обслуживающим воздушный шар армии Конфедерации подразделением. Сам воздушный шар был изготовлен из лучшего шелка, пожертвованного ричмондскими дамами. Он поднимался и опускался лебедкой, установленной на платформе.

Другие же платформы перевозили химические установки для подачи водорода. Воздушный шар, использовавшийся для наблюдения за позициями врага у станции Фэйр-Оук, по-прежнему удерживался лебедкой на месте, пока поезд со стуком, грохотом и пыхтением тащился мимо штаба генерала Хьюджера.

— Правильно ли я понял? — убеленный сединами Хьюджер уставился на Адама поверх очков: — Часть моих людей отдана под командование генерала Лонгстрита?

— Полагаю, что так, сэр, — ответил Адам. Хьюджер выдал серию коротких гнусавых смешков, которые, по-видимому, должны были изображать саркастический смех.

— И я полагаю, — заметил Хьюджер, — генерал Джонстон в курсе, хотя бы приблизительно, что я старше генерала Лонгстрита по званию?

— Уверен, он в курсе, сэр.

Хьюджер старательно изобразил обиду, демонстрируя задетое тщеславие:

— Генерал Лонгстрит, если мне не изменяет память, заведовал казной в прежней армии, будучи простым майором. Я думаю, ему не доверяли ничего, кроме выплаты жалования солдатам. А теперь он будет раздавать моим людям приказы?

— Лишь некоторым из них, сэр, — тактично поправил генерала Адам.

— И с какой стати? — возмутился Хьюджер. — У Джонстона есть на то причины? Возможно, он озвучил эти причины вам, юноша?

Джонстон и впрямь их озвучил, но объяснять их Хьюджеру означало поставить под удар все намерения Адама, так что он удовлетворился весьма неубедительной отговоркой, мол, дивизия Лонгстрита расположена ближе к врагу, поэтому решено было усилить его бригады.

— Я уверен, это всё лишь временно, сэр, — заверил генерала Адам. Он посмотрел мимо раздосадованного Хьюджера на остановившийся поезд и платформу с воздушным шаром, неспешно прокатившуюся еще несколько футов. Дым из трубы локомотива казался неестественно белым и ярким на фоне темных облаков.

— Я не жалуюсь, — возмущенно ответил Хьюджер. — Я выше подобной мелочности, и, конечно, в армии, настолько остро терпящей нужду, такие выпады неизбежны. Но разве банальная вежливость не требует от Джонстона поинтересоваться у меня, не возражаю ли я против перевода моих солдат под командование какого-то казначея? Этого требует вежливость, разве нет? — обратился он к двум своим помощникам. Те, в свою очередь, с энтузиазмом закивали головой в знак горячего одобрения.

— Уверяю вас, сэр, у генерала Джонстона и в мыслях не было вас обидеть, — сказал Адам.

— Уверяйте меня, юноша, сколько хотите, но у меня в этих делах опыта побольше, — Хьюджер, считавший себя кем-то вроде настоящего аристократа, выпрямился, что позволило ему взглянуть на Адама сверху вниз.

— Вероятно, генерал Джонстон приставит моих людей охранять армейскую казну, а? — сопроводившие шутку гнусавые смешки заставили адъютантов генерала с готовностью улыбнуться.

— Были времена в Северной Америке, — сказал Хьюджер, сворачивая бумагу в плотный квадратик, — когда военные вопросы решались должным образом. Такие вещи делали правильно, как подобает солдатам хорошо организованной армии, — он швырнул сложенную бумагу на качели, подвешенные на свисающих с перекладин веранды цепях.

— Ладно, юноша, передайте Джонстону: приказы его я получил, пусть и не доходит до меня их смысл. Уверен, вы хотите вернуться к своему начальству, пока дождь не пошел, так что желаю вам хорошего дня, — короткое резкое прощание, даже без предложения выпить воды, представляло собой намеренную колкость, но Адаму было всё равно.

Он пошел на огромный риск, но всё же сумел грамотно разыграть свои карты. Но это не значило, что он может до бесконечности отвечать на вопросы генерала. На Адама внезапно накатил ужас. Господи Боже, подумал он, какой же ад разверзнется, когда Джонстон поймет, что произошло. Но затем он снова успокоил себя, ведь его вина заключалась исключительно в забывчивости.

Он убрал подписанную расписку в сумку и зашагал обратно к лошади. Стоял вечер пятницы. Джулию он сможет найти в госпитале Чимборасо. Его мучила вина из-за ее письма, так что, имея весь вечер в своем распоряжении, он решил посетить невесту.

Путь его пролегал мимо одного из новых «звездчатых» фортов генерала Ли, кольцом окружавших город. Земляное основание сверху венчали мешки, лишь недавно наполненные песком — подарок от швейных кругов Ричмонда.

Дамы использовали любой клочок имеющейся в наличии ткани, и потому только что сооруженный вал выглядел как яркое лоскутное одеяло, сшитое из темного бархата и веселого ситчика, а зловещий предгрозовой закатный свет делал этот эффект на удивление ободряющим, придавая домашний вид воинственному ландшафту.

В воздухе, которые весь день был неподвижен и пах серой, вдруг задул ветерок, поднявший края военного флага Конфедерации над раскрашенными в веселые цвета бастионами.

Вся местность к югу от реки была залита последними косыми лучами солнца, проникавшими сквозь тучи, и земля казалась более яркой, чем небеса. Адам, только что свершивший акт измены, попытался разглядеть в этом далеком всполохе золотого сияния предзнаменование радости и успеха.

Ему пришлось предъявить свой штабной пропуск одному из часовых на посту при въезде в город. Далекий раскат грома звучал, как доносившаяся из зажатой между реками местности канонада. Часовой скроил гримасу.

— Похоже, ночью будет гроза, майор. И немаленькая.

— Выглядит зловеще, — согласился Адам.

— Никогда не видывал весну вроде этой, — заявил часовой, а потом замолк, когда по небу прогрохотал второй угрожающий раскат грома. — Может, пара янки в ней утонут. Так нам не придется убивать сучьих детей.

Адам не ответил, а просто забрал пропуск и пришпорил коня. На севере мелькнула молния. Он пустил лошадь рысью, убегая от первых огромных капель дождя, упавших как раз когда он повернул на территорию госпиталя.

Ординарец объяснил Адаму, в какой палате проводит службу миссионер, и он направил коня на всем скаку сквозь внезапный порыв ветра, принесший дым, выходящий из тонких металлических дымоходов, возвышающихся над каждым бараком.

Дожль усилился, барабаня по оловянным крышам и туго натянутому полотну шатров, воздвигнутых в качестве дополнительных палат.

Адам нашел нужное строение, привязал лошадь у крыльца и нырнул внутрь в тот самый момент, когда раскат грома, казалось, расколол небеса и вызвал настоящий дождевой поток, так громко заколотивший по крыше палаты, что практически заглушил голос преподобного Джона Гордона.

Джулия, сидящая за небольшой и поскрипывающей фисгармонией, довольно улыбнулась неожиданному появлению Адама и закрыла за ним дверь, поскольку это была одна из тех пятниц, когда мать Джулии решила не приходить в госпиталь.

Там находились лишь Джулия, ее отец и неизбежный мистер Сэмуорт, который нервно посматривал в сторону крыши при очередном раскате грома, ревущем в небе. Служба постоянно спотыкалась, прерываемая громом и приглушенная шумом дождя.

Стоя у окна, Адам смотрел, как на Ричмонд опускается ночь, и темноту пронзают молнии, демонически озаряя городские шпили.

Гроза, похоже, всё усиливалась, подобно эху войны на небесах, а дождь стучал по крышам с такой зловещей силой, что преподобному Гордону приходилось прилагать чудовищные усилия, произнося слова гимна. Джулия нажимала на педали маленького инструмента, наполняя палату мелодией «Хвала Господу от всех, кого он благословил».

Как только пение закончилось, миссионер едва слышно пробормотал благословение, и на том прерванная грозой служба была завершена.

— Это скоро должно закончиться! — преподобному Гордону приходилось кричать, чтобы Адам его расслышал, но яростно бушующая гроза, похоже, застряла над городом.

Во многих местах крыша палаты протекала, и Адам помог передвинуть койки в сторону от холодных струй. Джулия хотела своими глазами посмотреть на грозу и, завернувшись в пальто, вышла на небольшую веранду сзади палаты, где под крытой дранкой крышей вместе с Адамом наблюдала, как буря сотрясает небеса над Виргинией.