Анна Ярославна - королева Франции

о, что в пылу полемики говорилось по-латыни, была довольна, что может следить за беседой двух ученых мужей.

Она спросила шепотом короля:

- Как зовут этого аббата?

- Какого? - переспросил Генрих.

- Того, что беседует с Готье.

- Лафранк.

- Он не французский аббат?

- Все епископы и аббаты, сидящие здесь, должны считать себя сынами Франции, - с недовольным видом ответил король.

- Откуда он приехал?

- Из Нормандии.

- Разве он нормандец?

- Нет, итальянец. Из Павии.

Анна посмотрела еще раз на соседа Готье и только тут заметила, что у него южная синева на бритых щеках и огненные глаза.

Лафранк, видимо, чем-то взволнованный, мотал головой, готовясь возразить Готье. Епископ говорил ему:

- Только наш разум обобщает все разрозненные явления в единое целое.

- Не в нашем жалком и ограниченном уме они обобщаются, - услышала Анна ответ аббата, - а в универсалиях, которые существовали раньше вещей. Все же множественное лишь представляется нашему познанию. Как в сновидении.

Готье, в последнее время благоразумно избегавший споров, старался мягкими движениями рук умерить горячность собеседника.

Анна уже не понимала, о чем идет речь, так как спорившие перешли на латинский язык. Потом снова до нее стали долетать отдельные французские фразы, которые она едва воспринимала в шуме епископских голосов.

- Но и в учении об универсалиях не следует впадать в крайность, предупреждал Лафранк.

- Позволь, позволь, - не сдавался Готье, - ведь ты же не станешь отрицать, что все разумно существующее познается разумом.

- Полагаю, что это справедливо.

- Следовательно, мы можем сделать вывод, что...

- Не согласен, не согласен, - отбивался Лафранк.

В свою очередь Готье отстранял от себя какое-то обвинение и даже выставил перед собой обе ладони.

Но Лафранк прибег к авторитету великих мыслителей.

- Эриугена Скот... - начал он.

- Эриугена Скот этого никогда не говорил, - возразил Готье.

- Говорил!

- Не говорил!

Дальше до слуха Анны донеслись такие слова Лафранка:

- Это познание великий Эриугена представлял себе как последовательное нисхождение от наивысшей реальности, единства и общности - к небытию, множественности и раздельности или как обратное восхождение от небытия, множественности и раздельности к единому и всеобщему бытию...

Анна ничего не поняла из этих слов, сказанных с большим убеждением, и посмотрела на Готье, надеясь прочитать на его лице, какое впечатление произвели слова аббата на ее учителя. Видимо, епископ был не менее Лафранка осведомлен об учении Эриугены Скота, потому что на лице у него ничего не отразилось, кроме скуки.

- На первой ступени этого познания... - продолжал Лафранк.

Анне тоже стало скучно. Но закончить фразу нормандскому аббату не пришлось: в зале произошло какое-то движение, Лафранк оторвался на мгновение от своего собеседника и увидел, что в дверях появился Беренгарий. Это случилось так неожиданно, что разговоры смолкли и все взоры