Анна Ярославна - королева Франции

вение. И подписывался: "Епископ Николай, раб рабов божьих..."

Епископ Готье стал каяться и сокрушаться:

- В аббатстве Клюни и во многих других монастырях католическая религия процветает, как вертоград. Оттуда уже раздаются голоса, призывающие к покаянию и очищению.

- Но то, что ты рассказал мне о папах... - не могла опомниться Анна.

Готье сидел с поникшей главой, опустив руку с зажатым в ней красным платком.

- Полагаю, - заметила Анна, - что подобные вещи немыслимы в Константинополе, где цари блюдут добрые нравы.

Готье махнул рукой.

- А патриарх Кируларий? Разве не обвиняют этого человека в тирании, в смертоубийстве, даже в некромании...

Видя недоумение, написанное на лице у Анны, он пояснил:

- Он якобы раскапывал могилы...

Анна закрыла уши руками. Первоначально она хотела прогнать епископа, потерявшего в своих речах всякую меру приличия, но, увидев, в каком угнетенном состоянии его дух, пожалела старика.

- Люди в пылу споров клевещут друг на друга, - сказала королева. - В Киеве мне приходилось слышать, как греческие царедворцы рассказывали братьям о патриархе. Много говорили о нем странного. Будто бы он даже считает себя равным царю. Однако никто не обвинял его в подобных злодеяниях.

Со слов одного из папских легатов Готье тоже знал, что Кируларий совсем не похож на других греческих архиереев, во всем покорных воле императора. Но если бы епископ поближе познакомился с Михаилом Пселлом, позднее описавшим константинопольского гордеца в наделавшей много шума "Хронографии", то, к своему удивлению, открыл бы, что патриарх, вводя в искушение малых сих, всюду носил в кармане монашеского одеяния обугленный томик Порфирия, спасенный в последнюю минуту из какого-то церковного костра, и был способен, как восторженная женщина, часами любоваться редкими жемчужинами и раковинами или услаждать свой слух пением серебряных птиц, щебетавших в его дворце посредством механического дыхания. Епископ признал бы достойным удивления, что в это жестокое и грубое время, когда многие правители, духовенство и даже ученые люди весьма напоминали ослов и волков в овечьей шкуре, жили на земле люди вроде Кирулария, способного понять и оценить нежную красоту жемчужины!

Но Готье было сейчас не до тонких восприятий: он ругал себя за длинный язык, который рано или поздно мог уготовить ему что-нибудь вроде монастырского заточения на хлебе и воде, что далеко не прельщало этого чревоугодника. Увы, таков был его характер: часто из чувства противоречия он говорил лишнее, а потом трепетал. Сейчас епископ тоже опасался, что королева пожалуется на него. Но Анна сокрушенно сказала:

- Ты слишком много размышляешь о вещах несказуемых, и это помрачило твой разум.

- Разум мой близок к безумию, - сказал епископ и заплакал, закрывая трясущимися руками лицо.

Анна смотрела на него с состраданием.

- Успокойся, - сказала она. - Мы все несчастны в этом мире, и еще неизвестно, обретем ли блаженство в будущем. Но что теперь будет с нами?