Правитель Аляски

   — Нет, — тяжко вздохнул Лисянский. — Мне будет непросто отдать им этот приказ. Но мы люди военные, должны подчиняться обстоятельствам общего дела и, ежели потребуется, приносить жертвы на алтарь Отечества.

«На алтарь Отечества — очень хорошие слова», — подумал про себя Баранов. Капитан Лисянский верно определил его жизненную цель. Ведь не личная же корысть двигала и им все эти годы, пока жил здесь, боролся с невзгодами, посылал в опасные предприятия людей. Он всегда помнил, что благо компании связано и с благом Отечества, с его процветанием, потому и шёл на всяческие жертвы, считая, что высокая цель искупает их.

   — Мне пора обратно на «Ермак», — сказал Баранов.

   — Может, Александр Андреевич, здесь, на «Неве», заночуете? — предложил Лисянский. — Выделю вам офицерскую каюту, пока стоим в заливе. На «Неве» будет удобнее и безопаснее.

   — Это, Юрий Фёдорович, лишнее, — решительно отказался Баранов. — Я привык к походной жизни, и каюта на «Ермаке» вполне меня устраивает. Негоже отделяться от сподвижников. Я уж буду поближе к ним. — Баранов взглянул на маски, погремушку, медную расписную доску на столе. — Вижу, вам понравились поделки колошей. Половину масок я оставлю вам для вашей коллекции. Остальное заберу. Погремушку тоже возьму с собой. Мне кажется, в ней есть какая-то магическая сила. Что ж, до завтра, капитан. Будем верить в удачу.

   — Я распоряжусь, — заторопился Лисянский, — чтобы на всякий случай с вами пошла до «Ермака» и наша шлюпка. Час поздний. Как бы беды не случилось.

   — Как знаете, — равнодушно сказал Баранов. — Да стоит ли тревожить людей?

Они вышли на палубу под моросящий дождь. Спустившийся к ночи туман скрыл от глаз тёмные склоны гор на берегу. Порывы ветра раскачивали висевший на корме фонарь.

   — Мичман Берх! — окликнул Лисянский. — Пойдёте на шлюпке сопроводить господина Баранова до «Ермака».

   — Слушаюсь сопроводить господина Баранова до «Ермака», — послышался в ответ весёлый голос мичмана.

Всю последующую неделю к острову продолжали подходить отставшие от парусных судов байдарки промысловиков. Опасаясь, как бы они не подверглись нападению со стороны колошей, Лисянский распорядился направить к входу в залив баркас с вооружёнными матросами. Эти предосторожности не оказались лишними. Одна из групп партовщиков сообщила, что шедшие следом за ними были атакованы, и хотя на подмогу были посланы с «Невы» десятивёсельный баркас и ял под командой лейтенанта Арбузова, схватить нападавших не удалось. Убив двух алеутов, колоши тут же скрылись.

Через несколько дней собрались почти все, и теперь берег залива на протяжении почти мили представлял собой живописный лагерь, напомнивший Лисянскому виденные в детстве в Малороссии цыганские таборы. Алеуты, кадьякцы, жители Кенайского полуострова, из коих Баранов набрал своё пёстрое войско, расположились со всем своим нехитрым скарбом по губе. Повсюду вились дымки костров, на жердях и ветвях близстоящих деревьев сушилась одежда, кто-то, сморённый усталостью, тут же уснул в лёгком шалаше, сооружённом с помощью поставленной на бок байдарки, к которой крепилась натянутая на жерди тюленья шкура.

Лисянского удивила энергия этих людей. Едва успев отдохнуть с дороги, они буквально на следующий день, украсив головы перьями и пухом, устроили в честь завершения долгого пути, а может, для поднятия своего боевого духа, темпераментные песни и пляски. Один бил при этом в бубен, другой азартно стучал по видавшему виды медному котлу. И пляски, и пение казались Лисянскому лишёнными гармонии, варварскими, но энтузиазм исполнителей был так велик, что капитан «Невы» приказал по окончании веселья оделить всех певцов и танцоров листьями жевательного табака и другими подарками.

Противник тоже по-своему готовился. Из укреплённого на реке селения колошей, к которому подтянулись по распоряжению Баранова парусные суда и байдарки алеутов, до утра доносилось протяжное пение и воинственное уханье многих мужских голосов. «Должно быть, шаманят», — сделал вывод Баранов.

Баранов вместе с группой промышленников и алеутов высадился на выдающийся в залив высокий каменный уступ — кекур. На гору втащили несколько медных и чугунных пушек, подняли русский флаг.

Ближе к полудню из-за островка недалеко от берега вдруг вывернулась набитая воинами лодка. Кто-то из глазастых алеутов приметил на ней одного из главарей ситхинцев тоена Котлеяна.

   — Взять бы его живым, — загорелся такой возможностью Лисянский. — Тогда, глядишь, и без лишних жертв дело завершили бы.

Лисянский направил к лодке вооружённый баркас. При его приближении колоши открыли частый ружейный огонь. Тогда и с баркаса ответили тем же. С палубы «Невы» было видно, как двое колошей спрыгнули в воду и быстро поплыли к берегу. Между тем оставшиеся в лодке отстреливались всё ожесточённей, и Лисянский, пока они не переранили матросов, приказал дать по ним залп из корабельных пушек. Одно из ядер угодило в цель, и лодка неожиданно для всех взорвалась: должно быть, на ней подвозили к туземной крепости порох. Баркас подобрал плававших в воде шестерых воинов и доставил на корабль. Большинство имело по нескольку пулевых ран. Котлеяна среди пленных не было: вероятно, успел вплавь добраться до берега.

   — Да как же могли они ещё грести и сражаться! — поразился Лисянский. — И откуда у них в лодке порох?

Арбузов протянул ему подзорную трубу. Милях в двух от них при всех парусах уходил в море корабль О'Кейна. На сей раз навсегда.

   — Американец хочет, чтобы здесь пролилась большая кровь, — мрачно откомментировал Баранов. — Не быть по его.

Вечером он прибыл на «Неву», куда вскоре пожаловали парламентёры. Баранов объявил: если они искренне и чистосердечно хотят мира, то он готов вести переговоры. Русские не желают пролития крови, но об условиях мира говорить он будет лишь с местными тоенами. Без предоставления аманатов никакого мирного соглашения заключено не будет, твёрдо заявил Баранов.

На следующий день в знак начала переговоров и на русском укреплении на берегу, и на крепости ситхинцев были подняты белые флаги. Колоши прислали одного аманата. Баранов, расспросив его с помощью толмача, выяснил, что он простой воин и не находится ни в каком родстве с местными тоенами. Баранов одарил его торбаганьей паркой и отослал обратно, просив сказать Скаутлелту и другим вождям, что без их присутствия переговоры вести не намерен.

Ближе к вечеру к лагерю Баранова подошли берегом несколько десятков колошей. Баранов передал им, что готов забыть причинённое русским зло, если будут возвращены все находящиеся у них пленные кадьякцы и он получит несколько аманатов тоенской крови. Посовещавшись, колоши ответили через переводчика, что это требование выполнить невозможно.

   — Что ж, тогда мы будем брать вашу крепость силой, — решительно заявил Баранов.

Парламентёры реагировали на его заявление дружным трёхкратным уханьем. Толмач пояснил: это значит, что они не боятся угроз и прерывают переговоры.

Утром после короткого совещания Баранов с Лисянским приняли решение штурмовать укрепление, лежавшее близ устья реки, в полутора вёрстах от каменного мыса, на котором был устроен русский лагерь. Капитан «Невы» дал в помощь отряд матросов во главе с лейтенантами Арбузовым и Повалишиным.

К полудню выступили по направлению к неприятельской крепости. Матросы с «Невы», взяв с собой одну из корабельных пушек, подошли к берегу на шлюпках и тотчас, выкатив пушку, стали вести обстрел лежавших на берегу лодок, чтобы лишить колошей возможности бегства по воде.

Баранов двигался со своим отрядом из сорока русских и свыше полусотни алеутов, возглавляемых их тоеном, вдоль кромки леса. Они тоже тащили с собой несколько пушек.

Несмотря на уговоры Лисянского не лезть в пекло и поручить командование отрядом кому-либо из помощников, Баранов решительно ответил, что не в его привычках отсиживаться за спинами других. Он верит в силу личного примера.

Был обычный осенний день. С хмурого неба продолжал сыпать, закрывая серой пеленой горизонт, мелкий, пронизывающий до костей дождь. Попрятались на деревьях многочисленные здесь полчища ворон. В молчании крепости на реке, к которой медленно приближались вооружённые промышленники, было что-то зловещее.