Последний путь Владимира Мономаха

няк еще лелеял в своем сердце злую месть князю Владимиру Мономаху.

Как и во время первого разгрома половцев, Мономах использовал все благоприятные обстоятельства: зима была на исходе, половецкие кони отощали. Но у Боняка билось в груди горячее сердце, ему не терпелось отомстить за гибель братьев. Хан сидел в своем шатре, с удовольствием расположившись на приятных подушках. Нет ничего хуже для воина, как мягкое ложе, шелковые одежды, обильная пища. А рядом сидела на ковре молодая ханша, которую он отыскал, как жемчужину в навозе, в дальнем становье. Лицо Зелги было белее снега, глаза полны огня, а лобзания ее слаще меда. За спиной любимицы стояли другие жены, некоторые с детьми на руках; сыновья приехали в тот день в шатер отца, молчаливо расположились на ковре. Посреди вежи, как положено от древних предков, тлел огонь в очаге, сложенном из полевых камней. Его поддерживали верблюжьим навозом, смешанным с прошлогодними злаками, и синий дымок поднимался к отверстию, проделанному в верху юрты.

Повторилось все то, что было в прошлый раз. Всадники примчались на взмыленных конях, чтобы сообщить потрясающую новость. Один из них, старик с морщинистым лицом, сидел перед ханом. Щуря глаза на огонь, он рассказывал:

— Я ехал день и ночь и еще полдня. Я молил звезды, чтобы они помогли мне разыскать прославленного хана. Ибо нет более знаменитых воинов на земле, чем хан Боняк и его сыны. О них знают даже в том городе, где живет патриарх.

И звезды привели меня к твоему шатру, великий хан.

— Что еще расскажешь, старая лисица? — улыбался Боняк, польщенный хвалебными словами. Он был доволен, что в тот день все собрались вокруг него — сыновья и жены, старые и молодые, весь род, все потомство, которое прославит его подвигами и завоеваниями.

Хан, уже немолодой человек, с лицом до того обветренным степными вьюгами, что оно стало цвета меди, еще сохранил силу и мужество. На лбу и щеках у него виднелись болячки, от которых его не могли излечить самые старые знахари.

— Я насчитал много, много оросов, — докладывал старый половчанин. — Остановившись у одного водопоя, я слышал от торков, что князь Владимир ведет огромное войско. Они видели ночью зарево от вражеских костров. Много крови прольется на земле.

Боняк помрачнел. Подтверждались степные слухи, бежавшие, подобно зайцам, из улуса в улус.

— Что еще говорили тебе эти собаки? — спросил он, презирая торков, как своих рабов.

— Говорили, что у оросов сильные кони и множество пеших воинов.

— Но правда ли это? — удивлялся хан. — Оросы всегда ходят с западной стороны.

— На этот раз они идут с восточной. Будь бдительным, великий хан!

Боняк задумался. Мономах хочет отрезать его от моря? Этот князь окидывает орлиным взором течение рек и пространство между ними и выбирает ту дорогу, которая нужна ему. В глубине души хану не хотелось еще раз садиться на коня. На очаге варился вкусный рис, доставленный в степь на верблюдах из той далекой страны, где водятся зеленые птицы, по рассказам купцов. Там