Великая Скифия

Кто-то бросил камень в окно его дома. Домашние рабы кинулись с палками в руках, желая задержать виновных, но им преградила путь толпа вооруженных мужчин. Последние встретили слуг Херемона ударами ножен и многих перекалечили, говоря при этом со злорадством, что они портят имущество нечестивца и наносят ему убыток.

– Бейте рабов старого скряги, пусть они потеряют способность приносить ему пользу!

– Волхвователь, колдун! – кричали горластые подстрекатели, побывавшие перед этим в доме Дамасикла.

– Кто бы мог додумать, что Херемон способен на такое! – в страхе переговаривались женщины, выглядывая из калиток.

– И ему были поручены священные овцы! – Он был членом совета! О великая Дева! Не на него ли она гневалась? – Отольются ему наши слезы, ростовщик проклятый!..

Еще один слух возмутил горожан. Кто-то узнал и рассказывал всем о тайном сговоре Херемона с Диофантом, о том, что старик обещает понтийцу сделать его тираном города и отдает ему в жены свою дочь вместе со всеми богатствами.

– Херемон продал полис за выкуп дочери из плена!

– Он и дочь продал иноземцу, чтобы лишить Херсонес независимости!..

Херсонесцы были очень чувствительны к посягательству на их элевтерию. Толки и слухи усилились, возбуждение и негодование нарастало. На площади, подобно морскому шторму, бушевали страсти народные. Слышались выкрики:

– Изгнать Херемона-отступника из города!

– Забить камнями изменника!

– Лишить его прав гражданства и имущества!

Виновник всех этих волнений находился на борту «Арголиды» и не знал, что в городе его ждет страшная опала, что его авторитет неожиданно рухнул, черная клевета преградила его жизненный путь.

Дамасикл, сидя у камина в своем доме, слушал, как шумит на площади толпа… Вошла Василика и доложила о прибытии воина-гонца.

– Введи его сюда! – приказал секретарь, продолжая греть ладони перед огнем.

Вошел рослый мужчина в меховом плаще. На его плечах и скифской шапке белел снег.

– К дальней заставе, – доложил он, – подъехали трое! Скимн, Бион и дочь Херемона!

– Что?.. Дочь Херемона?

Глаза секретаря изумленно округлились, но он быстро овладел собою. Возвращение Гедии явилось для него неожиданностью и не входило в его планы. К тому же он не знал, кто выкупил девушку и почему ее сопровождает архитектор, который, по сведениям, сидел в оковах и даже подлежал казни, против чего секретарь не возражал бы. Недовольство Скимна своей судьбой и порядками полиса давно было известно совету. Подумав с минуту, Дамасикл обратился к воину:

– Хорошо, завтра разберемся. Сделай так, чтобы все трое попали в город не ранее завтрашнего полудня, к концу экклезии. Доставишь их прямо к храму Девы!

– Слушаю и повинуюсь!

– Езжай да держи язык за зубами!.. Сделаешь, как я сказал, – получишь награду от совета!

3

«Арголида» бросила свой двузубый якорь в гавани Херсонеса к концу дня. Отцы города наспех организовали встречу. Но еще не ступив ногою на херсонесский берег, Диофант услыхал рев толпы, собравшейся на площади, и многозначительно взглянул на Бритагора.

– Мы прибыли в самый раз! – заметил он вполголоса.

Их встретили нарядные горожане и рабы, девушки с цветными покрывалами в руках. Ученики гимнасия и юные эфебы-первогодки, спешно согнанные со школьных скамей, тонкими голосами исполняли песнь, восхваляющую стратега.

Миний, Дамасикл, Агела и целая плеяда жрецов и демиургов, источая сладкие улыбки, кланялись Диофанту и поздравляли его с победой.

– Потомки не забудут твоих подвигов, стратег!

– В память о твоих победах будут высечены стелы из мрамора и отлиты бронзовые изваяния!

– Ты спас Херсонес, и город готов воздать тебе хвалу и венчать тебя золотым венком!

Так говорили льстивые херсонесцы. Диофант пробежал взором по их сморщенным от улыбок лицам, но уши его были открыты не только для льстивых похвал, но и для угрожающего гомона толпы, что бушевала на площади и не принимала участия во встрече своего освободителя.

– Да, да, – рассеянно отвечал Диофант, – мы одержали великую победу над варварами, мы отвели угрозу варварского вторжения в наш Священный город. Жаль, что это радостное событие не может утолить нашу общую скорбь по случаю утраты святыни города – Девы. Но мы вернем ее!

Понтиец поднял правую руку, сжатую в кулак, словно принося клятву, и нахмурился с видом решительным и грозным.

Архонты обменялись быстрыми взглядами, но продолжали сохранять мину внимания и любезности, не показывая ничем своего отношения к словам стратега.

– Я готов выступить немедленно перед народом и заявить, что ксоан будет скоро водворен на свое место в храме города!.. Пусть граждане не шумят и не волнуются. Тот, кто освободил город, тот не преминет вернуть и временно потерянную святыню!.. А сейчас я прошу объявить городу, что со мною прибыли три корабля с пшеницей из Керкинитиды, а также то, что Прекрасный порт в наших руках со всеми хлебными запасами!

– Слава Диофанту!

– Слава Митридату!

Толпа на площади продолжала шуметь.

На палубе показался несколько задержавшийся Херемон. Он вышел из рубки, пошатываясь и запахивая дрожащими руками полы своей шубы. Его лицо подергивалось, выражало недоумение и внутреннее усилие. Старик был настроен очень решительно и собирался предстать перед советом и народом с речью, в которой хотел обвинить власти города в легкомыслии, спросить их перед народом: как они решились на страшное и неслыханное дело – вынести ксоан куда-то далеко на поле битвы?.. Не потому ли народ утвердил сие неверное решение, что лукавые архонты припугнули его призраком голода?.. Херемон решил бросить в лицо властям обвинение в олигархии и поднять народ на священный поход против скифов сейчас же!.. Он верил, что Диофант всецело поддержит его в этом требовании и возглавит священный поход за освобождение из плена богини города.

С этими мыслями он ступил на трап. Он уже видел Миния и других сильных мужей полиса, и лицо его еще больше задергалось от внутреннего волнения.

«Освободим Деву, вернем мою голубку Гедию, а потом можно будет настроить народ на переизбрание всех магистратов!.. Нужно Херсонесу вернуть его демократию!»

Эта мысль родилась в голове Херемона мгновенно. И опять он решил, что опорой его в борьбе против Миния и Дамасикла будет Диофант.

Но с берега уже увидели «грифа, стерегущего золото», и те люди, которые только что восхваляли Диофанта, закричали возмущенными голосами:

– Вот он, отступник от городских богов!

– Колдун! Не пускать его на берег!

– Прочь с херсонесской земли волхвователя!

– Херемон – друг ночных сфинксов и демонов!

Это прозвучало столь неожиданно, что понтиец вздрогнул. Архонты с неудовольствием обернулись назад и стали махать руками крикунам, побуждая их замолчать. Но херсонесцы были людьми со странностями, и когда входили в раж, особенно на площадях, то их сдержать не представлялось возможным.

– Забить камнями старого «грифа»!

– Его следует сжечь, как зловредного чародея!

Херемон наконец понял, что оскорбительные обвинения направлены прямо на него. Он торопливо сбежал по трапу и издали задал вопрос Минию:

– Эй, эпистат! Почему негодные люди оскорбляют мою старость?

Но глава правительства только пожал плечами и отвернулся.

– Агела, может, ты скажешь, что это значит?

Но царь тоже не захотел говорить со стариком и даже не взглянул на него. Толпа видела это. На растерявшегося «грифа» посыпались насмешки и гневные обвинения.

Херемон понял, что произошло нечто необыкновенное. Его искаженное старостью лицо задергалось более чем всегда.

Диофант в недоумении обменялся взглядами с Бритагором. Хотел обратиться к Минию за разъяснением, но Бритагор шепнул ему:

– Не спеши, стратег, пусть они делают что хотят. Херсонесцы подготовили для нас какую-то комедию и сейчас начали ее разыгрывать!.. Будь осторожен.