Два брата

трудов не вынесет, понеже здоровья слабого, и от волокиты скоро помрет!»

Это была ложь, мгновенно выдуманная Кикиным. Но Алексей ей поверил.

Он тихо, но злобно выругался: призрак спокойной жизни при отце рассеялся.

— Этому не бывать! — решил он. — Еду в Вену! Прощай, Александр. В Питере повидайся с Иваном Афанасьевым, он все знает.

— Как — знает?! — испуганно воскликнул Кикин. — Ты ему и про меня сказал?

— Ну да, — спокойно ответил царевич. — Он человек верный.

Кикин необычайно разволновался. План, ловко придуманный и выполненный им, рушился благодаря глупой болтливости царевича. Алексея хватятся, начнется розыск. Первым делом возьмутся за слуг, за Ивана Большого. Тот, не выдержав пыток, откроет соучастие его, Кикина…

«Как быть? Что делать? — мучительно раздумывал Кикин. — Бежать с Алексеем Петровичем? Спохватятся, поймают… Ах, проклятый у него язык!»

Но в уме Кикина, привычном к интригам, быстро созрел план спасения.

— Пиши, царевич! Пиши Ивану, чтоб ехал к тебе. Когда его в столице не будет, то и донести некому. Мы с тобой давно в Питере не виделись, стало быть, на меня подозрения не будет… Я прямо говорю: коли меня возьмут, пытки не сдержу, во всем повинюсь и тебя выдам.

Кроме письма Ивану Большому, Алексей, по совету Кикина, написал еще два: князю Василию Долгорукому и Меншикову. В письмах царевич благодарил их за поддержку в туманных, двусмысленных выражениях. Расчет был такой: когда начнется розыск и у Долгорукого с Меншиковым окажутся благодарственные письма царевича, их: заподозрят в соучастии.

Прощаясь с Алексеем, Кикин шепнул ему:

— Как будешь в Вене и отец пришлет послов уговаривать, чтобы вернулся, не езди! Он тебе голову отсечет!
* * *

Письмо царевича приказывало камердинеру Ивану Афанасьеву Большому выехать немедленно и нагонять Алексея в Данциге. Афанасьев предъявил письмо Меншикову, тот снабдил старика паспортом и подорожной. Но у царевича не хватило мужества дожидаться своего слугу две-три недели. Алексею все казалось, что царь уже знает о его отъезде из России; он со страхом ждал, что вот-вот перехватят его посланные отца. Прожив в Данциге недолго, Алексей устремился в дальнейший путь. Иван Афанасьев не мог нагнать своего господина и, потеряв его следы, вернулся в Петербург.

Присутствие Егора Маркова страшно стесняло царевича и нарушало его планы. Маршрут, избранный Алексеем для путешествия в Копенгаген, мог показаться царскому механику странным. Но избавиться от Маркова слишком быстро тоже не входило в расчеты беглеца: Егор вернется на русскую границу и там поднимет тревогу. Надо было обмануть «соглядатая».

Отъехав станции две от Данцига, царевич вызвал Егора в номер гостиницы и, пряча от него глаза, объявил, что теперь они будут держать направление на Франкфурт-на-Одере.

— Там живет славный германский медикус, с коим хочу посоветоваться о своем здоровье.

Удивленный Егор ответил:

— Ваша воля выбирать путь.

— То-то! Я к тому говорю, чтобы ты потом не вздумал обносить меня