Стрелы Перуна

— Нет-нет! — засмеялся Хасан. — Он просил меня через чаушиара, визира телохранителей-тургудов своего дворца.

— А яз и чаушиара не видывал. Дважды с хакан-беком толковал. Да только попусту. Склизкий он, што твой налим. А с визирем потолковать не мешало бы... Да так, штоб никто не проведал... — Русс вопросительно глянул прямо в быстрые глаза араба.

Тот не отвел взгляда, но и не ответил на скрытый вопрос: словно не понял, о чем речь.

— Великий просил меня доставить его письмо в Андалус [55] к ученому еврею Хосдаи Ибн-Шафруту. Тот спрашивал кагана Иосифа о земле хазарской, где, как он слыхал, хорошо живется его соплеменникам; где главная вера от Моисея, где все другие веры и народы ничего не стоят...

Летко криво усмехнулся.

— Да-да, — подтвердил серьезно араб. — Мне дали перевод письма Хосдаи Ибн-Шафрута, которое этот почтенный еврей прислал Шад-Хазару в прошлом году, а ответа на него никак получить не может. Хотя ответ этот написан уже давно.

— А разве иудейские купцы не могут доставить в Андалузию послание царское?

— Пробовали, но не смогли.

— Это евреи-то?! — не поверил Летко.

— Вот именно. Путь через Румию им заказан. Там царь Никифор изгнал детей Моисея из своей страны, многих казнил и ограбил. Никифору золото нужно для войны с нами, и он делает глупость за глупостью... Путь через Великую Арабию далек и опасен: халифы Арабистана грызутся между собой и рвут империю Мухаммеда на части... О-о, времена тяжкие! — вздохнул Хаджи-Хасан.

— Прошли бы по Руси, — сказал Летко. — У нас много иудеев, и никто их не трогает. В Киев-граде даже конец торговый их именем зовется.

— Урусия — да. Но через страну мадьяр и Булгарию путь им отрезан. Булгарский царь Петр смотрит в румскую сторону и делает то, чего захочет Никифор. А мадьяры держат саблю против Оттона, царя германцев, у которого иудеев много и которые ссужают ему золото для войны. Видишь сам — пути евреям в Андалус почти все закрыты. А мои люди пройдут повсюду, даже по Румии, с которой воюют халифы Арабистана.

— А што в послании царском? — простодушно спросил Летко.

Хасан взял с низкого резного столика свернутый в трубку лист плотной китайской бумаги с шелковым шнурком и золотой висячей печатью:

— То аллах один ведает... да каган Иосиф.

— Ежели аллах ведает, дак и ты тож, — поднял палец Летко и хитро подмигнул.

Хасан расхохотался, обнажив белые ровные зубы.

— Хитер, урус. Ох, хитер...

— Дак што ж?

Хаджи положил документ на столик, а из выдвинутого ящика достал лист желтой бумаги.

— Все читать тебе не буду, а вот это: «...И с того дня, как вступили наши предки под покров Шехины, он подчинил нам всех наших врагов и ниспроверг все народы и племена, живущие вокруг нас... Так что никто до настоящего дня не устоял перед нами. Все они нам служат и платят дань: и цари Эдома, и цари исмаильтян... Земли наши на запад достигают реки Кузу [56], на север — до холодной страны йура и вису [57]. И они покорны нам, страшась меча нашего...»

— Ишь ты. — Летко откинулся на подушки. — Ежели верить посланию сему, дак вся Русь Светлая под хакановой пятой. Киев-град скоро уж сто лет, как спослал Итиль-хану меч заместо дани.

Хасан спрятал лист в ящик.

— Хазария снова хочет вернуть себе всех данников, которые склоняли перед ней головы и две сотни лет назад.

— Старого не воротишь!

— Как знать? Хазары точат меч на Урусию. Орду собирают большую. На помощь эмира Бухары зовут... Я должен ответ Мансура Ибн-Нуха [58] кагану-беки Хазарии передать.

— И што за ответ будет? — насторожился Летко.

— Завтра узнаешь, друг.

Русский посол задумался. Хасан пристально наблюдал за ним. Наблюдал долго, настойчиво. Но вот, как бы стряхнув с себя оцепенение, Летко Волчий Хвост сказал:

— Да, чуть не забыл: великий князь Святослав шлет тебе свой привет и дары богатые. Дозволь передать?

Араб утвердительно склонил голову. Летко посмотрел на прислужника Темира, тот в свою очередь — на хозяина и, получив разрешение, вышел. Вскоре из-за полога явился Ставр с мешками. Летко кивнул. Ставр снял завязки и, охапками доставая соболиные шкурки, стал бросать их к ногам Хаджи-Хасана. Глаза арабского купца вспыхнули, как у пантеры, увидевшей желанную добычу, а руки невольно погрузились в искрящийся мех.

Когда Ставр опустошил мешки и отступил в сторону, Хасан встал, почтительно склонил голову перед русским послом так, как бы перед ним был сам великий князь Киевский, и молвил:

— Могуч и щедр каган Урусии Святосляб. Его счастливый меч не знает промаха. Мы наслышаны о его славной победе над каганом Ураком. Урак был великим беком, но пал смертию, посягнув на землю урусов! — Хаджи-Хасан гордо выпрямился и добавил: — Великий эмир Бухары Мансур Ибн-Нух не хочет быть врагом кагану Святослябу! Завтра властители Хазарии услышат эти слова!

Летко Волчий Хвост тоже встал, склонил голову:

— Велик царь Бухары Мансур Великолепный!.. Прими послание для него от великого князя Святослава Грозного! — Он взял из рук Ставра свиток пергамента с золотой печатью. На печати был изображен барс в прыжке над перекрестьем из трех молний — личный знак властителя Киевской Руси.

Араб принял свиток двумя руками, поднес ко лбу, к сердцу, губам и сказал торжественно:

— Исполню поручение великого и могучего кагана Урусии. Уши эмира Бухары услышат слово дружественного ему грозного воителя Святосляба.

— Дары царю Мансуру на моем подворье. Пришли своих людей оружных, Хасан, дабы в целости доставить их владыке Бухары... Только надобно так все сотворить, штоб кто из недругов не прознал.

Араб в знак согласия склонил голову.

— А это, — Летко достал из-за пазухи синий лоскут шелка с великокняжеским знаком, — ярлык тебе на торговлю в Киев-граде... Без мытного сбора [59].

Араб снова склонил голову, принимая богатый дар.

«Если бы красный шелк...» — подумал он.

Летко, словно прочитав его мысли, добавил:

— Красный ярлык будет твоим, как только добрый ответ от царя Бухары Мансура придет. Тогда и другие города Руси откроют перед тобой ворота базаров... И Ноу-град тоже!

Хасан пристально глянул в глаза Летке:

— Ответ будет добрым! Пусть каган Святосляб готовит красный ярлык.

Купец дал знак. Вошел величественный Махмуд. Он церемонно передал хозяину саблю в ножнах, усыпанных редчайшими самоцветами. Хаджи-Хасан двумя руками поднес ее руссу:

— Это мой ничтожный дар кагану Святослябу, да будет он властвовать в Урусии вечно!

Летко Волчий Хвост почтительно принял подарок, потом передал его Ставру.

Вскоре явился свету еще один клинок, разве что чуть уступающий первому по красоте. Им Хаджи-Хасан одарил русского посла.

Ставр тоже не был обойден подарком — кинжал из дамасского булата богатырь прицепил к своему боевому поясу.

А в это время поодаль от Хасанова шатра в толпе людской стоял Умаш. Он переоделся в платье персидского воина, чтобы быть неузнанным. Дорого бы он дал всякому, кто передал бы ему разговор русского посла Ашин Летко с Хаджи-Хасаном. Но это не дано было даже иудейскому купцу Исааку, который, приняв послание и золотой дар Харук-хана, развел руками и сказал:

— Сила — в богатстве! А я не так богат, как почтенный Хаджи Хасан. И куда нам обоим до богатств кагана Урусии. А тайнами владеет сильный. Чтоб узнать тайное, надо быть таким же сильным, как каган Свя... — и, встретив гневный взгляд хазарина, потянувшегося к кинжалу, добавил поспешно: — Но я попробую. Может быть, адонай [60] поможет мне!