Заговор против маршалов. Книга 1
Заговор против маршалов. Книга 1 читать книгу онлайн
Еремей Парнов - известный российский писатель, публицист, ученый и путешественник, автор научно-фантастических, приключенческих, исторических и детективных произведений, пользующихся неизменным успехом у читателя.
"Заговор против маршалов" - исторический детектив, посвященный страшным событиям, происходившим в Германии и СССР в 30-е годы нашего столетия.
В одиннадцатый том Собрания сочинений вошла первая половина романа.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
—
Тогда сделай милость, попроси ее отвезти записку в русское посольство. Мне необходимо повидаться с Сурицем. Звонить, по понятным причинам, я бы не хотел.
Додд подошел к конторке и, набросав несколько слов на бланке, вложил его в конверт. Затем достал визитную карточку.
—
Опять этот большевик! — миссис Додд была неприятно удивлена.— Ничего, кроме огорчений, это не принесет. Попомни мои слова... Ты же отдал ему ответный визит?
—
Что делать: протокол. Притом это было в прошлом году.
—
Подумай хорошенько, Уилл. Если не о нас, то хотя бы о президенте.
—
Так надо, детка, поверь мне...
—
Ну если ты уверен...— состроив выразительную гримасу, она взяла письмо.— Сказать, чтоб отдала в собственные руки?
—
Если возможно, дорогая, но не обязательно. Спасибо тебе. Это действительно важно.
Марта Додд доехала до отеля «Адлон» и отпустила машину. Не стоило лишний раз привлекать внимание. Советское полпредство находилось в соседнем квартале, и спокойнее было пройтись пешком. Жизнь в Берлине многому научила.
—
Полпред в настоящее время отсутствует,— рассматривая карточку чуть ли не на просвет, сказал дежурный и вызвал советника.
—
Я дочь американского посла,— отрекомендовалась она, отдавая письмо.
—
На словах ваш отец ничего не просил передать?
—
Нет, здесь все сказано. Он не хотел звонить.
—
Все ясно, мисс Додд,— понимающе улыбнулся русский дипломат.— Скажите вашему отцу, что его будут ждать к семи часам. При всех обстоятельствах. Спасибо за вашу любезность.
—
И вам спасибо.
Марта прошлась по аллее маркграфов. На зимнем фоне каменные фигуры выглядели довольно-таки неказисто. Особенно смешон был толстый господин в парике, горделиво попиравший корзину, наполненную сельскохозяйственными плодами. Пришлось нагнуться, чтобы разобрать имя славного властителя Бранденбургской марки, олицетворявшего богиню изобилия.
В начале одиннадцатого приехал Липский. Додд поздравил его с присвоением посольского ранга. Когда было покончено со светскими любезностями, поляк попытался прозондировать почву.
—
Опять пошли разговоры, будто бы Гитлер втихомолку готовит политический и военный договор с Советами. Вам ничего не известно?
—
Я давно не виделся с господином Сурицем. В последний раз он с жаром высказывался в пользу советско-германских торговых связей, и у меня действительно возникло подозрение, что это неспроста. Но договоры с Францией и Чехословакией развеяли сомнения. В крайнем случае речь может идти о пакте в рамках коллективной безопасности, но Гитлер вряд ли на это пойдет. Мне приятно, господин Липский, что в Варшаве по достоинству оценили ваши усилия,— американский посол обдуманно намекнул на германо-польскую декларацию о «прочной дружбе».
—
Это дело временное. Германия намерена аннексировать часть моей страны. Об этом ясно свидетельствуют карты, развешанные повсюду. Несколько дней назад я заявил новый протест, но так и не получил удовлетворительного ответа. Начав переговоры о торговле, русские и немцы были близки к военному союзу. Цель Гитлера — изолировать Францию. Если ратификация сорвется, возможен любой сюрприз. Нечто вроде второго Рапалло.
—
Не будем гадать,— тонко улыбнулся Додд.— Надеюсь, что полковник Бек сумеет вовремя сориентироваться.
Липский принужденно пожал плечами. Конечно, в глазах Америки позиция его страны выглядит ничуть не лучше, чем той же Франции или даже России. Все в конце концов преследуют собственные интересы. Но Соединенным Штатам с их высокомерным изоляционизмом едва ли пристало играть роль мирового блюстителя нравственности. Светский человек, тем более посол, не должен позволять себе подобных намеков. Впрочем, что взять с профессора истории? Эти замшелые интеллигенты мыслят абстрактными категориями прошедших веков.
Догадываясь, о чем примерно думает собеседник, Додд не спешил заполнить затянувшуюся паузу. Наблюдая за поведением Липского, он пришел к заключению, что поляк не слишком сочувствует диктатуре полков- киков, хотя и не выказывает осуждения. Карьерный дипломат, он повинуется своему правительству и сохраняет внешнее беспристрастие, когда затрагиваются даже самые щекотливые вопросы.
Липский заерзал под изучающим, до неприличия пристальным взглядом американца.
—
Почему люди так слепы, мистер Додд? — с непритворной горечью молвил польский посол.— Просто-таки не умеют видеть очевидных вещей или трусливо отворачиваются. Да, у нас есть договор с Гитлером на десять лет, только я не поручусь даже за ближайшие два-три года. Мы значительно слабее Германии. Нам никогда за ней не угнаться. Они угрожают не только нам. Германия не ограничится тем, что вновь аннексирует большую часть Польши. Следом пойдут Эльзас-Лотарингия, Австрия и Чехословакия. И тогда рейх сможет контролировать Балканскую зону и всю Балтику. Если Гитлеру это удастся, вся Европа окажется в его власти. Что будет потом, знает только бог.
—
По-моему, все было ясно еще в тридцать третьем году.
—
У нас не оставалось другого выхода. Когда Герман Геринг охотился с моим министром в Беловежской пуще, то без обиняков предложил совместно ударить по России.
—
Чистейший блеф, особенно в то время.
—
Откровенная провокация. Бек так это и расценил.
—
Вы читали вчерашний выпуск «Фелькишер Беобахтер», господин Липский?
—
Признаться, нет, еще не успел.
—
Напрасно. Это газета самого Гитлера... Мое внимание привлекла корреспонденция из Будапешта. В ней говорится о притязаниях Венгрии и Польши на приграничные части Чехословакии. Что вы думаете по этому поводу? Немецкий журналист ссылается на заявления компетентных лиц.
—
Мне решительно ничего не известно,— Липский удивленно пожал плечами.— С чехами мы как-нибудь договоримся, а вот Советы, рейх... Трудно выбирать, что хуже, мистер Додд: Сцилла или Харибда. У Германии нет общих границ с СССР. Путь на Москву снова пройдет по нашим костям.
—
На Москву? Но только что вы выражали обеспокоенность по поводу советско-германского сближения.
—
Дружба хищников опаснее вражды. В Польше не забыли разделов. Для нас одинаково чреваты оба варианта. Возьмите, к примеру, договор с чехами. Каким образом Красная Армия сможет прийти к ним на помощь? Мы никого не пропустим через свою территорию! Тухачевский уже однажды стоял под Варшавой, но господь бог и маршал Пилсудский сотворили чудо. Маршала, увы, с нами нет, а бог... Нет, мы не самоубийцы, чтоб позволить большевикам пройти через Польшу.
—
Зачем заранее сжигать за собой мосты? — успокоительно заметил Додд. Он сочувствовал Липскому, но не настолько, чтобы позволить водить себя за нос.— Жаль, что вы не успеваете следить за газетами. В сегодняшней «Берлинер цайтунг» есть сообщение о визите в Варшаву русского генерала.
—
Как же! Иеронимус Уборевич! Персона очень нам хорошо известная. Его армия стоит у наших границ. Вооружены до зубов.
—
В чем цель визита, если не секрет?
—
Какие секреты от вас, господин посол?.. Он едет к чехам, у них же теперь такая дружба. У нас только гостит. Конечно, генеральный штаб его принимает. Сосед все-таки. Как у них говорится, худой мир лучше доброй ссоры.
Часы в гостиной пробили вторую четверть. Скоро должны были приехать Гогенцоллерны. Пожалуй, не стоит им встречаться здесь с польским послом.
—
Теперь я значительно лучше понимаю ситуацию,— сказал Додд на прощание.
Липский не сообщил ему ничего нового. Но было любопытно выслушать человека, который содействовал заключению унизительного для Франции пакта. Додд записал разговор по свежим следам! Не столько для отчета, сколько для истории. Ведь все рано или поздно становится историей, даже собственная жизнь.