Королева Жанна. Книги 1-3

Встав со своих мест, сеньоры громогласно крикнули:

— Жизнь! Жизнь! Жизнь!

Когда гости прощались, Жанна попросила Вильбуа и Гроненальдо задержаться.

— Это было подстроено нарочно, господа?

— До известной степени, — ответил Гроненальдо — Все зависело от Вашего Величества… а вы просто блестяще провели свою роль…

— Благодарю за комплимент, хотя и не вполне заслуживаю его. Я прочла подсказку в глазах принца Отена.

— Ваше Величество, я ровно ничего не знал… Просто мне было смешно…

— Господин государственный секретарь, приказываю вам перестать дурачить свою королеву хотя бы сейчас? — Жанна вся искрилась от оживления. — Нет, но до чего же удачно вышло…

— О да, Ваше Величество, прекрасный вечер… Господа получили целых два подарка, да каких…

— Я также благодарю вас, и графа также, передайте ему… Это было прекрасно разыграно. Указы о стягах и шляпах подготовьте, пожалуйста, завтра же… Добрых снов, господа.

Как оказалось, королевский театр иногда мог быть и фарсом.

Глава VI

ГОРОД

Толет просыпался Первые лучи солнца озаряли только облачка, плывущие над ним, и не коснулись даже верхушек самых высоких шпилей — но жизнь уже началась и на улицах, ведущих к рынкам, и на реке, где через подъемный мост у замка Мирион пропускали барки с грузами. Приходилось торопиться: в следующий раз мост разведут только вечером, перед сигналом к тушению огней.

В четыре часа утра все четырнадцать ворот города раскрылись, и возы с припасами въехали на улицы. Везли мясо, рыбу, молоко, ранние овощи. Эти последние прибывали издалека, из Отена; хозяева возов с удовольствием подсчитывали ожидаемую выручку. Одновременно с воротами раскрылись боны на Влатре — теперь в город можно было попасть и водным путем.

Если бы доктор Фауст, путешествовавший по воздуху над многими странами в тайной надежде увидеть границы небесного рая, удосужился пролететь над Толетом, он увидел бы знатный город, разделенный рекой Влатрой на две части, из коих восточная часть почти вдвое больше западной. И дух его Мефостофиль [17] при этой оказии рассказал бы ему следующее.

Город сей молод: здания в нем сверкают свежим камнем, а в пределах стен, возведенных иждивением славного короля Лодевиса, есть еще кое-где и свободное место. Но город быстро растет. Он втянул в свою орбиту уже немало деревень и местечек, бывших когда-то не меньше его самого, а теперь ставших его частями, как бароны, некогда вольные птицы, становятся вассалами государя. Вот они, бывшие городки, считая с севера по часовой стрелке: Секули, Альгрин, Укап, Флоэль, Млен, Герен, Неер и Аглезир. В центре этого венца, как жемчужина в диадеме, сияет замок Мирион на острове Влатры; он украшен превысокими белыми башнями и сразу бросается в глаза. К северо-востоку от него, на левобережном холме, громоздится суровая цитадель, именем Таускарора, древнее гнездо сеньоров Марена, когда-то владетелей Острада, а ныне виргинских королей. Они построили себе в Толете три дворца: на левом берегу, прямо против Мириона — Тампль-хофр, и готический, с шестнадцатью шпилями, весь колючий Альгрин, ныне отданный Фемиде, богине юстиции; а на правом берегу — великолепный Аскалер, детище славного короля Карла, знаменитый своими залами и садами.

Город сей честолюбив ему постоянно надо кого-то превзойти, кого-то затмить. Во времена оны Вивиль ди Марена завещал своим потомкам-государям: Толет должен быть больше Дилиона, гнезда изменников Браннонидов, и этот завет был выполнен. В Толете находится собор Омнад, главная церковь Виргинии: ее начинали строить с таким расчетом, чтобы она была выше дилионского собора Приснодевы Марии, главного храма изменников Браннонидов. И этот завет был также выполнен. И тут Мефостофиль с ухмылкой обратил бы внимание доктора Фауста на то, что готический этот храм перекрыт в алтарной части огромным ренессансным куполом: это сделал знатный мастер Адам Мерильян-старший, после того как он, побывав в Италии, увидел флорентийский собор Санта-Мария дель Фьоре. Здешние государи, не преминул бы присовокупить Мефостофиль, поистине дьявольски упрямы: они стараются превзойти самих себя. Они всеми силами стремились добиться, чтобы Вивилиана, главная башня Мириона, была выше всех в городе, но это им не удалось — Таускарора все равно выше, потому что она стоит на холме. Приходится им утешать себя числами, коли нельзя утешиться очевидностью: от верхушки до земли Вивилиана все-таки выше всех башен в городе — четыреста шестьдесят футов, — и местные остроумцы даже называют ее Вавилониана.

А вон та титаническая стройка, указал бы Мефостофиль, есть доказательство того, что город и впредь намерен быть честолюбивым: на сей раз он желает превзойти сам вечный Рим. Ибо здесь строят собор Иоанна Евангелиста — второй кардинал Мури, своими руками положивший первый камень, постановил, что этот храм должен быть больше собора Святого Петра, главного капища папистов. Вот так-то люди и отвращаются от Бога, воображая, что служат ему, не преминул бы присовокупить Мефостофиль, ибо желание кардинала Мури есть гордыня, а гордыня есть смертный грех, это и младенцу известно.

Затем Мефостофиль показал бы доктору Фаусту аббатство Лор, где венчают королей Маренского дома, и Аранский плац, где казнят воров, и Университет, занимающий несколько кварталов к юго-востоку от Тампльхофра, и множество рыночных площадей, торговых лавок и мануфактур, и мрачно знаменитые притоны и публичные дома Секули, и прямые улицы — Дорогу Мулов Липовую, Мрайян, Парадную, Фригийскую, Графскую, и другие, вымощенные плитками и отменно чистые; указал бы ему и биржу на левом берегу, возле моста Ресифе, и рядом с ней — Дом без окон, банк Андреуса Ренара, графа Мана. Дом этот получил свое имя за то, что действительно не имеет окон в нижнем этаже — ради убережения от соблазна, ибо за этими толстыми стенами хранятся огромные богатства. Ренар нарочно купил это место под горой, на которой возвышается Таускарора: в тени крепости деньги будут целее.

Тут зарябило бы у доктора Фауста в глазах, и поднялся бы он выше, и. сказал бы ему Мефостофиль:

— Видишь, господин мой Фауст, этому городу нет еще и трехсот лет, а он разросся до великих пределов, и число жителей в нем равно стам тысячам с лишком. Все это потому, что город сей стоит на благословенном месте, которое притягивает к себе и золото, и серебро, и всякие товары, а также искусных мастеров.

Фауст не стал бы спрашивать, кто благословил это место, и, подумав о своей участи, которую выбрал себе сам, с тяжким вздохом полетел бы дальше.

Ночные дозоры снимали последние цепи и рогатки. Шпили и купола уже ярко блестели, но в улицах еще лежали сумрак и прохлада. Воздух был чистый, как ключевая вода, и солдаты, несмотря на бессонную ночь, не чувствовали утомления.

Проходили группы рабочих, направляющихся на стройку, ремесленники, мастеровые. Тем, кто зарабатывал свой хлеб руками, надо было вставать первыми.

Постепенно лучи солнца проникли в окна домов и упали на камни мостовых, под ноги прохожим. Тогда стали появляться те, кто работает языком и головой: женщины из зажиточных семейств, цеховые мастера и судейские чиновники.

Студенты и дворяне сладко спали — те, кто успел к этому времени лечь.

На рынках шла самая бойкая торговля, когда появились глашатаи в сопровождении трубачей. Верхом на лошадях, в ярких белых с синим одеяниях, они въезжали в самую середину. Трубачи троекратно трубили:

— Внемлите! Внемлите! Внемлите слову королевы!

После того как устанавливалась относительная тишина, глашатай разворачивал свиток и, встав на стременах, читал:

— Именем Ее Королевского Величества Иоанны Первой! Приняв державу земли Виргинской, сочли мы за благо рассмотреть указы и декреты, имевшие силу вплоть до сего дня, и ныне заявляем вам, жители славного город Толета, что любим вас и прав ваших ущемлять не имеем даже в мыслях. А посему данные вам права и привилегии сохраняем за вами неизменно и даже более того: налог на соль, ныне существующий, снижаем мы на треть…