Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Эмма не сразу поняла, что «Йорвик» в устах Кнютте был не кто иной, как архиепископ Йоркский. Кнютте говорил лучше по-датски, чем по-английски; вышло так, как она опасалась.

— Путток? — удивленно вскричала Эмма. — Разве он не человек Харальда?

— Только не в этом случае, — ответил Кнютте, опорожнив еще одну кружку пива. Потом отрезал толстый ломоть ветчины и целым забросил его себе в рот. — Путток лучший обвинитель, чем архиепископ Кентерберийский, — пробормотал он, — поскольку именно Путток был человеком Харальда, тогда как Эдсиге все время стоял на моей стороне. Так что Йорвика нельзя упрекнуть в личной жажде мести, и я поскорее соберу Витан, пока архиепископ Кентерберийский еще в Риме.

Да, это было правдой: Эдсиге уехал, чтобы папа рукоположил его в архиепископы. Он избежал дальнейших ссор с Харальдом по поводу не состоявшейся коронации коронации последнего… Но — Путток неважный союзник; Эмма надеялась, Кнютте сам поймет это, прежде чем успеет получить слишком много дурных советов!

Таким образом Годвину пришлось пережить позор и предстать перед судом Витана по обвинению в государственной измене.

Годвин, который до поры до времени оставался уполномоченным Хардекнута, отвечал перед Путтоком, который с самого начала был человеком Харальда.

Годвин поклялся в своей невиновности перед законом и сослался на присягу самых влиятельных людей страны: он не причастен к ослеплению Альфреда, ни советом, ни помыслом. А то, что он в остальном предпринял, совершилась по приказу короля Харальда.

Витан объявил, что удовлетворен этим объяснением, и освободил Годвина ярла от всякой ответственности за судьбу Альфреда.

Один из обвиняемых вместе с Годвином, Люфинг, епископ Вустерский, потерял свою епархию, которую он получил четыре года назад в благодарность за свою помощь королю Харальду. Теперь епархия отошла к Йорку вместе с доходами и всем прочим. Но до конца года Люфингу удалось получить Вустер обратно — благодаря богатым подаркам королю Хардекнуту.

Годвин также решил помириться с новым королем, вручив ему великолепный подарок. Годвин велел построить модель датского военного корабля. Корабль был сделан чрезвычайно искусно, с золотым форштевнем, а на борту у него находилось восемьдесят воинов в шлемах. Все шлемы были из золота, а фигуры — так хорошо сделаны, что можно разглядеть у каждого оружие и кольчугу, — к тому же у каждого на руках блестели золотые запястья, по шестнадцать унций каждое. На поясе у воинов висел меч с золотой рукояткой, а на спине — датский топор, инкрустированный серебром и золотом. На левой руке — щит из золота, а в правой они держали английское копье, тоже золотое.

Хардекнут так обрадовался этому роскошному произведению искусства, что простил Годвину все и больше и слышать не хотел о мести. Эмма фыркнула при виде этой игрушки, но ничего не поделаешь: Витан сказал свое слово, и Годвин попытался помириться с новым королем.

Еще предстояло отомстить за дружинников, которых убили в Вустере. Дело для Вустера осложнялось тем, что преступление напоминало содеянное королем Кнутом в Роскилле: люди попросили убежища в монастыре, а их туда не пустили, загнали в башню и там убили. Хардекнут долго собирал войско по всей стране, которое возглавляли все его ярлы: никто потом не сможет сказать, что он вел себя опрометчиво и необдуманно! К концу следующего года войско, укрепленное дружинниками Кнута, направилось в Вустершир и бесчинствовало там, как хотело. Но убили они не очень-то многих, поскольку жители в основном разбежались. Четыре дня продолжалось разорение, а на пятый день подожгли город Вустер. Каждый из воинов едва тащил собственную добычу, и гнев короля стих.

Хардекнут, должно быть, много слышал рассказов о буйстве своего отца в молодые дни, подумала Эмма, услышав об еще одном злодеянии Кнютте.

Сивард, ярл Нортумбрии, был женат на дочери Эальдреда ярла из старинного рода, правившего в Берниции. После смерти этого, подчиненного Сиварду ярла, этот титул получил его брат Эадульф. Эальдред пал жертвой той кровавой вражды, которая со времен правления Этельреда свирепствовала между родами Утреда и Турбранда.

Эадульф был человеком короля Харальда и не хотел участвовать в разграблении Вустершира. Король Хардекнут питал к нему злобу поэтому и еще потому, что Эадульф не выказывал новому королю надлежащего почтения. Эадульф просто-напросто ответил, что он со своей стороны не видит причины для того, чтобы теперь сказать о Хардекнуте больше хорошего, чем высказал при жизни короля Харальда.

Многие пытались выступить посредниками между Хардекнутом и Эадульфом. В конце концов, король пригласил Эадульфа к своему двору, когда тот находился в Йорке. Эадульфу было предоставлено безопасное убежище, чтобы ему было нечего бояться.

Хардекнут же хотел иного. Он приказал ярлу Сиварду убить своего родственника Эадульфа. Что Сивард и сделал, отрубив голову дяде своей жены, и в благодарность за сей подвиг получил Берницию. Таким образом, Сивард стал единственным властелином земель между Хамбером и Твидом. Король считал, что он этого заслуживает, ведь он побил шотландцев и заставил их отступить обратно за пограничную реку… И снова Эмма тщетно бранила своего пропащего сына. Сколько раз она должна ему говорить, что христианские короли не нарушают законы и клятвы!

Хардекнут, как обычно, только засмеялся.

— Вероятно, ты имеешь в виду, что ни один христианский владыка не делает этого в открытую, а только когда никто не видит и не слышит?

В конце концов ей ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и рассмеяться вместе с ним: разумеется, Кнютте прав. Но все же она не могла не посоветовать ему в будущем совершать подобные дела втайне…

Дома в Дании Хардекнут посадил наместником двоюродного брата Свейна сына Эстрид. После двенадцати лет на шведской службе Свейн все-таки вернулся в Данию. Его прозвали «женолюбом», поскольку у него было девятнадцать детей. Правда, только один из них считался законнорожденным, да и тот умер в раннем возрасте. Женат он был на Ютте, одной из дочерей короля Энунда Якоба. Со временем он опять женился — на вдове Энунда, Гуннхильд, а в конце концов — на еще одной вдове, супруге Харальда Сурового Норвежского, Торе. [53]

Король Энунд Якоб, как мы видели, был вынужден поделиться властью над Швецией с королем Кнутом. Но Хардекнут этой чести не удостоился. Даже если он и пытался всех заверить, что тоже является «конунгом свеев», но монеты, которые подтверждали это, чеканились не в Сигтуне, а в Лунде…

Свейн был тщеславен, как его отец, и Эмма догадывалась, что совладать с ним будет не просто, теперь, когда Кнута больше нет на датском троне. Не было полной уверенности в том, что Магнусу датский трон достанется без боя! Даже если Кнютте все еще двадцать с небольшим, и он мог бы еще прожить по крайней мере столько же, детей у него нет, и не заметно, чтобы его тянуло к женщинам. Эмма боялась того дня, когда она услышит слухи о том, что Кнютте больше тянет к мужчинам. Так обычно часто говорили про неженатых мужчин.

Эмму радовало то, что Харальд сын Торкеля пользовался благосклонностью Свейна Эстридссона, и ему давались все более важные поручения. Это обрадовало бы и Торкеля в той же степени; жаль только, что… Эмма почувствовала прилив гордости; Харальд сын Торкеля — воспитанный молодой человек со всеми хорошими качествами, которые могли бы желать родители. Порою Эмма ощущала себя его матерью и даже отцом; ее утешало, что, по крайней мере, одного ребенка ей не удалось «испортить». Двойной радостью было то, что Харальд был женат на племяннице короля Кнута, еще одной Гуннхильд.

Кроме Винчестера Эмма должна была заботиться о всех своих угодьях и «делах». Многие из ее цветущих земель пришли в упадок во время ее ссылки. Управляющие оправдывались тем, что не было средств: ведь король наложил арест на доходы Эммы.