Золотой век

— Чего, князь?

— Чтобы ваш муж никогда, никогда к вам не возвращался.

— Вот вы чего хотите!

— А разве вы не желали бы этого? Вы сами же мне сказали, что не любите своего мужа?

— Оставимте, ваша светлость, про это говорить.

— Говорить про вашего мужа вы не хотите!

— Пойдемте, князь, в дом.

— Зачем, здесь, в саду, так хорошо…

— Как вам угодно.

— А, впрочем, пойдемте, прелестная Ольга… Здесь, в саду, нам могут помешать. А мне с вами надо много, много говорить.

— О чем, князь?

— Вы это сейчас узнаете…

Потемкин, так часто увлекавшийся женщинами, и на этот раз сильно увлекся красавицей Ольгой.

Князь решил объясниться с нею и во что бы то ни стало добиться ее любви.

Потемкин твердо рассчитывал на взаимность, потому Ольга кокетничала с ним, как говорится, напропалую и сумела так увлечь «великолепного князя Тавриды», что ему без красавицы Ольги и жизнь была не в жизнь.

Потемкин, не видя ее, стал было забывать, а теперь, при взгляде на пышную красоту молодой женщины, все в мире готов был забыть для нее.

— Ольга, прелестная Ольга, пожалейте меня, пожалейте, — едва владея собою, чтобы не броситься к ногам красавицы, не спуская с нее своего страстного взгляда, дрожащим голосом проговорил Потемкин.

— А вы, князь, разве несчастны? — с хитрой улыбкой спросила жена Серебрякова.

— О да, я очень, очень несчастен.

— Чем же, ваша светлость?

— И вы еще спрашиваете!..

— Я… я, князь, вас не понимаю.

— Да разве вы, прелестная Ольга, не видите? Я… я умираю от любви…

— Бедненький, бедненький, князенька, даже умираете от любви.

Ольга звонко и весело засмеялась.

— Вам смешно, смешно?..

— Кажется, князь, и вы ведь не плачете?

— О, если бы мне заплакать, то слезы мои обратились бы в капли крови…

— Какие вы страсти говорите, ваша светлость.

— Ольга, бесчеловечно надо мною глумиться…

— Что вы, князь, смею ли я!..

— Вы смеетесь надо мной, над моей любовью.

— И не думаю… вы даже мне не сказали, кого вы любите?

— А разве вы не догадываетесь?

— Нет, ваша светлость, я очень, очень недогадлива… простите.

— Охотно прощаю, моя прелесть, моя чародейка… знайте, я вас люблю… влюблен в вас без ума.

— В меня влюблены… да еще без ума…

Ольга опять громко засмеялась.

— Вы, вы смеетесь, смеетесь, Ольга Даниловна, над моей пламенной любовью? Повторяю, сей проступок зол и бесчеловечен… он недостоин вас… — почти гневным голосом проговорил князь Григорий Александрович.

— Простите, ваша светлость… сегодня мне очень, очень весело… Я… я счастлива, и знаете ли чем?

— Я… я не знаю… я ваш смех принимаю на мой счет…

— О, нет, нет… Хотите, князь, знать, чем я счастлива?

— Прошу, умоляю сказать…

Потемкин размяк еще более.

— Я счастлива тем, что вы, князь, меня любите — вспыхнув, как маков цвет, тихо, опустив свою красивую головку, проговорила молодая женщина. Она так искусно притворилась, так искренно говорила, что ей трудно было не поверить.

— Что… что вы сказали! — воскликнул счастливым голосом Потемкин.

— Разве вы не слыхали?

— Слышал, слышал… Прошу, умоляю повторить, умоляю, прелестная Ольга…

— Я счастлива вашей любовью, князь.

— Как, Ольга, вы… ты… меня любишь… ты счастлива моей любовью… О, Боже, какое безмерное, нескончаемое счастье!.. Какое блаженство!.. Милая, бесценная Ольга… видите, я у ваших ног… Я… я, могущественный вельможа, во прахе перед вами, перед вашей чудной, дивной красотой, — и, говоря страстным голосом эти слова, Потемкин грузно опустился на колена.

В пылу своего страстного объяснения он не заметил и не слыхал, как скрипнула дверь, приотворилась немного; эта дверь вела в другую комнату, в которой находился Сергей Серебряков; ему слышен был весь разговор, происходивший между его женою и князем Потемкиным.

Хитрая красавица Ольга нарочно ввела влюбленного Потемкина в комнату, находившуюся рядом с кабинетом мужа.

В отверстие двери показался бледный, встревоженный Серебряков.

Ольга незаметно дала ему знак, чтобы он спрятался.

Дверь тихо затворилась.

— Встаньте, князь, встаньте, — почти повелительно проговорила молодая женщина увлеченному Григорию Александровичу, который все еще стоял перед ней на коленях.

— Так вы меня любите?.. О, милая Ольга, каким неземным счастьем вы подарили меня… Я брошу все, все и пойду за вами туда, куда вы меня поведете!..

— Нет, князь, не вы, а я за вами пойду…

— Ведь это можно с ума сойти!.. Столько счастья… столько счастья! — Потемкин задыхался от волнения.

А красавица Ольга мстила Потемкину и в душе смеялась над увлечением этого всесильного вельможи, которого она сумела заставить пресмыкаться у ее ног и вымаливать ее любви; но этою местью она еще не удовольствовалась; она хотела, чтобы и другие видели унижение Потемкина.

— Ну, князь, довольно!.. Вам надо спешить навстречу к государыне… На балу во дворце мы увидимся, только не забудьте прислать приглашение мужу; одна на бал я не поеду, — сказала Ольга Потемкину, который страстно целовал у ней руки.

Как не хотелось Григорию Александровичу уезжать из домика Серебряковых, а все же надо было ехать.

XXXVIII

Светлейший князь Потемкин был наверху счастия, «его любит» такая чудная женщина, как Ольга.

Из Ялты ехал он счастливым и довольным.

С императорским поездом он встретился на дороге.

Государыня да и все находившиеся в ее свите удивлены были переменой, происшедшей с князем Потемкиным.

Куда девались его угрюмость и мрачное настроение духа; светлейший был весел, разговорчив, рассказывал дорогою веселые анекдоты, смеялся сам и заставлял смеяться других.

— Что с вами, князь? Вы как будто переродились. Из угрюмого, молчаливого стали таким весельчаком, — со своей обычной улыбкой промолвила императрица.

— И то переродился, царица-матушка, моя благодетельница.

— С чего же эта перемена? Мы послали вас отдохнуть, а вы вместо отдыха уехали в Ялту… Уж не нашли ли вы там что-нибудь особенное и для вас приятное… Отвечайте, князь!

— Нашел, ваше величество, нашел.

— Что же вы, князь, нашли?

— Нашел то, государыня, моя благодетельница, чего искал…

— Вот как… А вы что искали? Надеюсь, князь, вы нам скажете — это не секрет?

— Нашел я все готовым к торжественной встрече вашего величества… Вот это-то меня и обрадовало и развеселило, — почти совсем искренним голосом проговорил Потемкин.

— Князь Григорий Александрович, вы становитесь все любезнее и любезнее. Это нас радует… Мое путешествие состоялось благодаря исключительно вам, князь. Проведенные дни в путешествии будут мне счастливым воспоминанием всей моей жизни.

Государыня проговорила эти слова громко и внятно, обращаясь к одному только Потемкину.

В словах монархини слышалось новое благоволение к своему любимцу, и они служили как бы новым залогом его могущества, его славы.

Бал, данный во временном дворце, построенном князем Потемкиным для приема великой монархини, затмил собой все балы, бывшие в Крыму по случаю приезда императрицы Екатерины. От горевших факелов, смоляных бочек и роскошной иллюминации, несмотря на темную ночь, было светло как днем. А фейерверк, состоящий из 300 ООО ракет, привел в восторг и удивление всех; даже иностранцы говорили, что ничего подобного они не видели.

Этот бал, устроенный Потемкиным, был по своему великолепию каким-то сказочным.

Вельможи в своих мундирах, залитых золотом, инородцы в национальной одежде, жители Востока в своих красивых и пестрых нарядах — все это смешалось вместе и представляло собой пеструю картину.

Государыня ранее обыкновенного удалилась с бала в свои апартаменты, чувствуя усталость и утомление.

Вскоре уехал и австрийский император в отведенное ему роскошное помещение.