Остров Буян

– Садись, Иов, гости. И ты с ним… как звать-то, казак?

– Иваном.

– Садись, Иван, вечерять, – позвал Павел.

– Ждут меня, Павел, стрельцы да казаки, десятков пять человек. Пустишь ли ночевать в Печоры? – спросил Копытков.

Разбойничий атаман пытливо взглянул на десятника.

– Хитрость таишь какую?

– Ты, Павел, бога побойся. Или я с тобой крестом не менялся! Какую измену страшную ты на меня помыслил! – обиделся Иов.

– Ты не серчай, Иов Терентьич, брат. Потому спрошаю, что был у нас уговор: дорогу ко мне в Печоры людям незнаемым не казать.

– То было, Павел, время иное, – сказал Копытков. – Тогда я служил воеводе, а ныне городу. Тогда стрельцов на тебя посылали боем, а ныне я к тебе для того приехал, чтобы в ратную службу звать.

– Кого звать в ратную службу?! – удивленно воскликнул Павел.

– Тебя. Дворян побивать да беречи дороги, боярских гонцов ловить с грамотами в пути. Привез я тебе пищалей, свинцу да зелья… и грамоту от всегороднего старосты, от Гаврилы Демидова. Хошь идти в ратную службу ко Всегородней избе?

– Дворян побивать? Да такую-то службу я целых пять лет правлю! Мне что Всегородняя изба! Я сам себе староста всеуездный!.. Землю съешь, что без хитрости лезешь в Печоры?

– Земля без вреда человеку, чего же не съесть! Поп сказывал – грех, да ладно! – махнул рукою Копытков. Он ковырнул ножом земляной пол жилища и, подняв кусочек земли, кинул в рот. – Чтоб сыра земля мне колом в глотке встала, коли недобро умыслил! – сказал он и проглотил комок.

– Ну, веди же свою ватагу. Для добрых людей теснота не обида! – сказал Печеренин.

Получив пищали, свинец и порох, присланные из Пскова Гаврилой Демидовым, Павел Печеренин кликнул клич среди мужиков уезда, и за несколько дней в ватагу лесного атамана сошлось еще более полусотни новых крестьян.

Несколько дней Копытков с другими стрельцами учили их, как надо строить засеки и острожки, как стрелять из пищалей и биться саблей, как сесть в засаду на конников и как нападать на пеших.

Они раскинули стан в лесу невдалеке от Московской дороги, построили в чаще землянки и шалаши из ветвей, поставили возле стана острожек, выставили повсюду заставы.

Павел Печеренин думал заняться разорением всех окрестных дворянских домов, но Копытков поспорил с ним.

– Прежде, Павел, ты был один. А теперь дворян без тебя разорят и пожгут, а ты береги дорогу, имай послов да побивай дворян по дорогам, кои на службу к боярину едут под псковские стены, – сказал Копытков.

– А что мне за указ ваши земские старосты! – возражал Павел. – Я вольный лесной атаман. Где хочу, там и бью дворян. Прежде бил без указки и ныне так стану.

– В ратном деле лад нужен, Павел. Ныне уж не разбоем, а ратью народ на них поднялся, и творить нам не по-разбойному, а по-ратному надо.

– О чем у нас спор? «Не бей по башке, колоти по маковке»! – засмеялся Павел.

Гулкий голос, могучие плечи, дородный рост, отвага, повелительная сила всего существа Павла покорили Иванку. Со своей стороны подкупил и Иванка Павла прямым выражением дружбы, веселым нравом и дивным искусством грамоты.

– Иов Терентьич, оставь казака Ивана со мной, – сам обратился к Копыткову Павел, когда стрельцы собрались покинуть ватагу.

– Не мой человек – Земска изба казака послала, она и спросит, куды я его девал! – отшутился Копытков.

– В наказной грамоте писано у Гаврилы, чтобы нам грамот глядеть подорожных? – спросил Павел.

– Писано, – согласился Копытков.

– Ан я не книжен. Как стану я глядеть? Оставь мне Ивана для грамот.

– А сам он схочет?

Но Иванку ни к чему было и спрашивать. Он привязался не только к Павлу – ко всей ватаге, в которой было несколько парней из ближних к городу деревенек, знакомых Иванке еще с тех пор, когда они рядом, бывало, рыбачили на Великой. Жить с ними на лесном приволье, казаковать по дорогам, страшить дворян и быть надеждой и радостью слабых – что мог Иванка представить себе лучше этого!