Табак

– Значит, ты располагаешь этой виллой? – проговорил он.

– Да, когда бываю здесь.

– А как на это смотрит законная супруга?

– Она умерла.

– Умерла?… Да что ты! Когда?

– Пять дней назад.

– Жалко!.. – Но голос Павла звучал совершенно равнодушно. – В высшем обществе тоже бывают трагедии. Отчего она скончалась?

– От тяжелой и продолжительной болезни.

– Наверное, поплатилась за грехи отца?

– Замолчи!.. – вспылила Ирина. – Мертвые заслуживают большего уважения.

– Это верно, – сказал Павел. – Но иногда трудно бывает сообразить, кого из людей вашего мира следует уважать, а кого – нет… Эта вилла – маленький дворец. Она вполне достойна тебя.

– Достойна содержанки, ты хочешь сказать.

– Ты все сердишься.

– Нет! Просто хочу показать тебе, кого надо уважать, а кого – нет.

Она повернула голову и засмеялась. Павел, не моргнув, выдержал ее взгляд. Ирина с горечью заметила, что в его глазах по-прежнему сквозит недоверие.

– Поживем – увидим, – промолвил он.

Они поднялись наверх и вошли в спальню Ирины. Это была просторная, светлая комната, самая удобная во всей вилле. Окна ее выходили в лес, маленькая дверь вела в ванную, в глубине стояла двуспальная кровать. Павел поморщился, так неприятно подействовало на пего благоухание духов «Л'ориган», кровать, блеск мебели, позолоченные рамы зеркал и бессмысленная роскошь безделушек. Ирина вынула из своей сумочки паспорт и небрежно бросила его на круглый столик, стоявший посреди комнаты.

– Вот мой паспорт! – сказала она.

Павел взял и медленно открыл паспорт. Острые глаза его остановились на фотографии, пробежали по имени, дате рождения, профессии. Какая-то жилка дрогнула у него на щеке. Он взглянул на Ирину и спросил изменившимся голосом:

– Значит ты… вы врач?

– Не надо «вы». Мы начали на «ты».

– Хорошо, – пробормотал он. – Надеюсь, что ты меня простишь.

– За что?

– За те глупости, которые я только что наболтал. Я принял тебя за женщину легкого поведения.

Наступило молчание. Но вскоре Ирина нашла в себе силу сказать:

– Ты не ошибся. Я содержанка твоего брата.

Но Павел не обратил внимания на ее слова и продолжал перелистывать паспорт. Улыбка медленно сбежала о его лица, и он нахмурился.

– Ты часто ездишь в Германию, – сказал он.

– Да.

– Похоже, что гестапо считает тебя своим человеком.

– Почему тебе так кажется? – равнодушно спросила Ирина.

– По одной печати, которую немцы ставят только па документах своих людей. Вижу и подпись пресловутой Дитрих.

– Как видно, ты хорошо разбираешься в паспортах… Эта подпись стоит сто тысяч левов и спасает от нудной беготни по немецким канцеляриям. Впрочем, так же заверены паспорта всех тех, кто работает с Германским папиросным концерном.

– Ты хочешь сказать, что эту печать тебе поставили только для удобства?

– А для чего же еще? – удивленно спросила Ирина.

Павел умолк и положил паспорт на стол. Лицо его было по-прежнему озабочено. Ирина с огорчением заметила, что его недоверие к ней возросло.

– Сойдем вниз, – сухо предложил он.

– Как угодно, – согласилась она.

Они спустились вниз, но не остались в холле, а прошли в столовую, окна которой тоже выходили в лес. Не говоря ни слова, Павел открыл все окна, затем погасил люстру, так что столовая освещалась теперь только светом ламп, горевших в холле.

– Ты ужинал? – спросила Ирина, когда они уселись за стол и молча закурили.

– Да. Нашел в холодильнике кое-какие деликатесы, которых в продаже не бывает… Хорошо подкрепился.

– Вот видишь!.. Неплохо иметь брата-миллионера. Может быть, выпьешь чего-нибудь?

– Нет, – отказался Павел.

– А я не прочь выпить, – проговорила Ирина.

Она подошла к буфету и в полутьме начала перебирать бутылки. Но бутылок было такое множество, что она не знала, па какой остановить свой выбор.

– Тебе что больше нравится? – спросила она, разглядывая этикетки. – Есть греческий коньяк, анисовка, сливянка и вина разных сортов… Ах, вспомнила, ты ведь любишь испанские вина!

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты был в Испании… Во время гражданской войны.

– Кто тебе сказал?

– Борис.

– Ты, оказывается, много знаешь обо мне.

– Да, больше, чем нужно, – рассмеялась Ирина.

Она поставила на стол два стакана и бутылку какого-то французского вина – часто гостивший здесь Лихтенфельд давно уже выпил все испанские. Не дожидаясь, пока ее собеседник догадается откупорить бутылку, Ирина сделала это сама и, еще более уязвленная его недоверием, налила вино в стаканы.

– Выпьем! – сказала она с усмешкой. – За наше знакомство.

Павел даже не прикоснулся к стакану и только сказал:

– Пить я не буду. Голова у меня должна быть ясной.

– Почему? – спросила Ирина сердито. – Опасность почуял?

– Может быть, да.

– Успокойся! Ведь револьвер у тебя в кармане.

Она негромко рассмеялась. Ей стало ясно, что она не в силах рассеять его оскорбительное недоверие; остается только уйти в свою комнату. Но она не поняла, что этому виной и ее заверенный паспорт и многое другое. Она быстро поднялась с места, а он схватился за карман, в котором лежал револьвер.

– Куда ты? – спросил он сурово.

– В свою комнату.

– Сиди здесь!

– Что это значит?

– Приказ. Пока я тут, будь у меня на глазах.

– О!.. – с болью простонала опа.

Но он, не обратив внимания на ее стоп, подошел к телефону и сильным рывком оборвал провод.

– Наверху есть другой телефон, – сказала Ирина язвительно. – Надо испортить и его.

Павел снова повторил свое приказание:

– Сиди на месте!

– Не буду! – огрызнулась она. – Стреляй в спину.

И она стала подниматься по лестнице, саркастически спрашивая себя, не вонзится ли ей в спину пуля. Но Павел, видимо, понял, что она не собирается его выдать, и не стал преследовать ее.

Ирина вошла в свою комнату с знакомым смешанным чувством гнева и тоски, которое овладевало ею всякий раз, когда она стремилась к чему-нибудь, но безуспешно или же упускала то, что получила. И сейчас ей было жаль своего мучительного и сладостного порыва, который разбился о недоверие этого мужчины, вызвав у нее чувство горькой обиды и на него, и на весь мир. Комната – прохладная, свежая, залитая лунным светом – казалась Ирине похожей на роскошный склеп, в котором замуровано ее омертвевшее сердце. Она чувствовала себя униженной, и ее обуяла бессильная злоба на всю свою прошлую жизнь. Бросившись на кровать, она зарылась лицом в подушку, истерически кусая себе руку. А когда припадок прошел, тихо заплакала.

Немного погодя она услышала стук в дверь и голос, который звучал покаянно:

– Можно войти?

– Нет, – ответила Ирина.

Но так как настойчивый стук не прекращался, она поднялась, вытерла слезы и, приоткрыв дверь, спросила сердито:

– Чего тебе надо?

– Давай поговорим еще немного, – сказал Павел. И затем, чтобы успокоить ее подозрения, быстро добавил: – Сойдем вниз.

– Нет, не пойду. Наш разговор окончен.

При свете ламп, горевших в коридоре, он заметил, что ее глаза покраснели от слез.

– Я не мог поступить иначе, – объяснил он. – Мне все время приходится быть начеку. Если я попадусь, меня будут зверски пытать, да и Борис может пострадать.

– Борис? – быстро переспросила она. – Неужели ты беспокоишься за Бориса?

– Да, ведь он как-никак мой брат.

– Брат!.. – повторила она язвительно. – Нет! Никакой он тебе не брат. Борис – это ядовитая змея, и рано или поздно он тебя ужалит.

Павел бросил на нее испытующий взгляд.

– Отчего ты плакала?

– Я не плакала.

– У тебя кровь на руке.

– Никакой крови нет.

Он взял Ирину за локоть и бережно приподнял ее руку.

– Нервы у тебя не в порядке, – сказал он с сочувствием.

– Нет, у меня все в порядке.

– Оно и видно!.. Этот мир здорово тебя опустошил.

Ирина обмотала кисть руки носовым платком и, открыв дверь, пропустила Павла. Он сел на стул за круглый столик, а Ирина подошла к тумбочке и что-то проглотила.