Русский щит. Роман-хроника

Прискакал гонец из засадного полка, передал весть от воеводы: полк уже в дубраве, сторожа сидят на деревьях, ждут княжеского знака…

Юрий Игоревич удовлетворенно кивнул: «Успели!»

Морозило. Застоявшиеся кони тихо звенели уздечками. Ратники терли зазябшие уши, хлопали рукавицами по бокам — грелись. Тихо разговаривали. Старый ополченец, шмыгая покрасневшим носом, задирал соседа, здоровенного добродушного парня:

— Заскучал, Тиша? На печку бы сейчас, а?

— Не, чего там, постоим! — добродушно басил парень, перекидывая с плеча на плечо медную булаву.

— Ну, сам не замерз — меня погрей! За пазуху посади. Мне, старичку, места хватит!

Вокруг засмеялись. Тиша обиженно отвернулся:

— Нашел время насмешничать. Волос седой, а ум где? Вот пощекочет тебя татарин копьем, досмеешься…

— А я за тебя спрячусь, авось не достанет!

Но шутки не веселили. Кто-то сказал тоскливо:

— Помолчал бы, старик… Не на праздник, чай, собрались…

Нетронутой снежной белизной лежало впереди поле, кое-где простроченное цепочками заячьих следов. Казалось, это поле было незримой границей между русским войском и тем страшным, непонятным, что вот-вот надвинется из-за дальних курганов…

Вдали показались какие-то черные точки, рассыпались по горизонту, отделив прерывистой линией серое небо от снежной равнины. Потом из низин поползли, растекаясь по дорогам, сплошные конные массы.

Татары!

Сдержанный гул прокатился по русскому войску. Напряженно поднялись копья.

Татарская конница медленно приближалась, развернув в стороны крылья дозорных отрядов. Два поприща, одно… Вот уже расстояние между противниками можно мерить перестрелами — совсем близко.

Из татарских рядов выехали конные лучники, пустили стрелы, потом еще и еще. Прикрывая свой пеший строй, навстречу им бросились легкоконные дружинники, тоже принялись пускать стрелы.

В рукопашный бой татары пока что не вступали, норовили поразить издали. Князь Юрий Игоревич видел, как падают на снег ратники. Татар на поле пока что было немного, не больше, чем рязанцев. Может, потому и не идут в сечу, что дожидаются подмоги? Если так, нужно нападать самим. Главное — отогнать конных лучников, не дать им безнаказанно истреблять воев…

Юрий Игоревич подозвал племянника, Олега Красного, распорядился:

— Веди конную дружину!

Рязанская конница, гордость Юрия Игоревича, стройными рядами двинулась вперед, сначала медленно, шагом, а затем — неудержимым галопом. Боевой клич — «Рязань! Рязань!» — прогремел над полем.

Олег Красный мчался впереди всех с тяжелым прямым мечом в руке. Татары начали отступать. Рязанский князь двинул вперед пешие полки. Татары продолжали медленно пятиться.

Князь Юрий Игоревич не уловил мгновения, когда на поле что-то вдруг переменилось. Дружинники Олега Красного остановились, начали заворачивать коней. Слева и справа, окружая их, спешила свежая татарская конница. Невысокие лохматые лошадки проворно перебирались через сугробы.

Олег Красный поздно заметил опасность: его уже отрезали от своих. Один за другим падали под ударами телохранители молодого князя.

Олег кружился на месте, отбиваясь мечом от наседавших татар. Удар! Еще удар! Переломилась пополам татарская сабля. Свалился с коня всадник в лохматой лисьей шубе, разрубленный почти до пояса: рука у князя Олега была тяжелая, мечом он владел.

— Пробьюсь! Пробьюсь! — упрямо шептал Олег.

Но — не пробился. Сдернули его с коня арканом, скрутили руки и потащили к холму, где стоял Батый в окружении тысячников и темников. Нукеры-телохранители бросили пленника в снег, к ногам хана. Олег зажмурил глаза, ожидая смертельного удара. Но Батый проговорил что-то хриплым голосом, махнул плетью. Те же нукеры поставили Олега на ноги и повели к обозу…

Так погибла отборная конница рязанского князя Юрия Игоревича. Не знали еще русские воеводы, что татары любят заманивать противника ложным отступлением, чтобы потом окружить и уничтожить. Неразгаданная военная хитрость обернулась бедой для рязанского войска. Юрий Игоревич сумел лишь сделать единственно возможное: он остановил полки, еще не попавшие в кольцо. Русский строй, поредевший, но еще крепкий, по-прежнему загораживал дорогу на Рязань.

К татарам подходили новые и новые рати. Снова многочисленные лучники осыпали стрелами русский строй. Падали убитые и раненые рязанцы. Особенно много погибало смердов-ополченцев, которые были без доспехов. Длинные татарские стрелы пронзали их насквозь. Это была уже не битва — избиение…

Медленно попятился рязанский строй под ливнем стрел. Наступал тот решающий миг боя, когда полководец обязан принимать какое-то решение.

Воеводы ждали приказа князя. Но Юрий Игоревич колебался. Бросить в сечу засадный полк, спрятавшийся в дубраве, чтобы снова отогнать лучников? Но ведь именно так погибли вырвавшиеся вперед дружинники Олега Красного… Трубить отступление и уводить уцелевшую конницу? Но тогда погибнет пешее ополчение, никто не спасется. По прежним битвам с половцами известно, что быстрые степные наездники не выпускают добычу из рук, настигают отступающих на свежих запасных конях и вырубают саблями… Нет, так нельзя! Нужно во что бы то ни стало продержаться до темноты! «Но тогда, — думал Юрий Игоревич, — нужно еще раз отогнать лучников…»

И рязанский князь бросил в сечу свой засадный полк.

Запели боевые рожки. Ломая ветки, вынеслись из дубравы застоявшиеся кони. Племянник рязанского князя — Роман Ингоревич — вел полк на врага.

Врассыпную бросились татарские лучники, спеша укрыться за спинами тяжело вооруженных воинов из тумена самого Батыя — «железнобоких», как их называли почтительно в татарском войске. Засадный полк не сумел преодолеть их многотысячную толщу и после яростной сечи отступил обратно в дубраву. Отчаянный бросок засадного полка не переломил хода битвы: не по назначению была истрачена его сила, не для решающего удара по утомленному врагу, а по горькой необходимости. Не осталось больше у Юрия Игоревича свежего войска.

Снова накатились волны татарских лучников, а потом на большой полк навалилась вся конница.

В копья встретили рязанцы конную лаву, бились зло, упорно. Много воинов Батыя погибло в этой сече. Но слишком неравными были силы. На смену утомленным Батый посылал новые тумены.

И дрогнули рязанцы, начали отступать.

Немногие из пешцев сумели добежать до дубравы или до спасительных оврагов. Но сам Юрий Игоревич с остатками конных дружин ушел от погони. Прорвался и засадный полк. До ночи Роман Ингоревич отбивал в дубраве приступы татар, а в темноте вывел полк на рязанскую дорогу.

По пути к засадному полку присоединялись уцелевшие воины из других полков — окровавленные, в изрубленных доспехах, на загнанных, тяжело дышавших конях. Многие были пешими и шли из последних сил, держась за стремена всадников. Среди пешцев оказался и ополченец Тиша. Прижимая к груди обвязанную тряпицей руку, он недоумённо спрашивал:

— Как же это мы, а? Крепко ведь бились, крепко, а что вышло-то?

Воины, шагавшие рядом, тоскливо вздыхали.

— Старика нашего убили. Хороший был старик, — продолжал Тиша. — Маленький такой, седенький, а духом — крепок. Как начали отходить, крикнул я ему: «Беги, дед, убьют ни за что!» А он глазами этак сверкнул, отрезал: «Стар я от ворога бегать, непривычен!» И пошел с рогатинкой вперед, один против тысячи… Смяли его конями… А мы вот живы… Как это так?

И Тиша безнадежно махнул рукой.

Кто-то из ратников положил ему руку на плечо, сказал:

— Не горюй, парень! Еще не конец. Велика Русь, Рязань только край ее. За все отплатим ворогам: и за деда твоего, и за иных павших. Худое видели и хорошее увидим. Не может быть для Руси конечной гибели. Так-то, парень!

Вечер и ночь простояло войско Батыя на поле битвы. Татары добивали ножами раненых рязанцев, обирали павших, делили добычу. Невеликой оказалась добыча, а крови за нее было пролито неожиданно много. Сотники и тысячники пересчитывали воинов, и к исходу ночи хан Батый уже знал, скольких людей и коней недосчиталось войско. Бородатые русичи оказались опасными врагами, победа над ними далась дорого.