Императрица

Она вошла во дворец, не заговаривая ни с кем из служанок. Как обычно в грозу, вдовствующая императрица лежала в постели. Приподнятая на подушках, она перебирала руками буддистские четки, а ее худое лицо белело как воск. Увидев Ехоналу и даже не улыбнувшись, она торжественно произнесла:

— Как может в такой час родиться здоровый ребенок? Само Небо пришло в ярость.

Ехонала подбежала к кровати и встала на колени.

— Успокойтесь, мать императрица, — уговаривала она, — Небо гневается не на нас. Злые люди подняли восстание против Трона, а ребенок, который родится, будет нашим спасителем. Небо рассердилось от его имени, а не против него или нас.

— Ты так думаешь?

— Конечно, — ответила Ехонала и, не вставая с колен, продолжала утешительные речи, время от времени поднося горячий бульон, который поддерживал силы старой женщины.

Развлекая больную, Ехонала читала ей забавные истории, пела песни, помогала она также и творить молитвы. Часы шли.

На закате ветер утих, а дворцы и дворы залил удивительный желтый свет. Ехонала завесила занавески и стала ждать. Ей постоянно сообщали, что ребенок вот-вот родится, но она не говорила об этом вдовствующей императрице. Желтый свет неожиданно исчез, и стало темно, а когда наступила ночь, во дворец явился Ань Дэхай. Ехонала поспешила ему навстречу и по лицу главного евнуха поняла, что новость он принес плохую.

— Мертвый ребенок? — спросила она.

— Не мертвый, — угрюмо ответил тот, — но это девочка. Слабая, болезненная девочка.

Ехонала приложила платок к глазам.

— Жестокое Небо…

— Вы сообщите эту новость почтенной матери? — спросил евнух. — Я должен поспешить к императору. — Он сходит с ума от гнева.

— Я скажу ей, — пообещала Ехонала.

— А вы сами, — продолжал главный евнух, — готовьтесь к тому, что нынешней ночью будете призваны Сыном неба. Конечно, он будет в вас нуждаться.

— Я готова, — ответила Ехонала.

Ехонала вернулась в спальню вдовствующей императрицы, даже не взглянув на служанок, которые уже угадали новость и стояли, понурив головы. В глазах их блестели слезы. Увидев лицо Ехоналы, старая женщина все поняла.

— Это не мальчик, — уверенно сказала она, и на ее лице отразилась усталость долгих лет ожидания.

— Это девочка, — мягко ответила Ехонала.

Она опустилась на колени возле кровати, взяла руки старой больной женщины и долго гладила их своими молодыми сильными руками.

— Зачем мне жить?.. — жалобно спросила старая мать императора.

— Вы должны жить, почтенная, ответила Ехонала, стараясь, чтобы ее глубокий голос звучал нежно. — Вы должны жить — пока не родится мой сын.

Ее сокровенная надежда была открыта. Ехонала бережно хранила свой секрет и теперь, как дорогой подарок, преподнесла его матери императора.

Лицо старой женщины задрожало и озарилось сморщенной улыбкой.

— Это правда?! — воскликнула она. — Неужели Небо благосклонно к нам? Конечно, ребенок появится на свет из твоего сильного тела, и родится непременно сын. Будда слышит!

Иначе быть не может! А я-то считала тебя неистовой, говорила, что ты слишком сильна для моего сына… Дочь, как теплы твои руки!

Старая императрица смотрела на прекрасное молодое лицо, ставшее таким близким. В ее глазах Ехонала прочла обожание.

— Мои руки всегда теплы, — сказала она. — Да, я сильная. И я могу быть неистовой. И я рожу сына.

Услышав слова Ехоналы, почтенная дама поднялась со своей постели так порывисто, что все вокруг испугались.

— Поберегите себя, мать императора! — воскликнула Ехонала.

Она хотела поддержать старую женщину, но та отстранила ее.

— Пошлите евнухов к моему сыну, — дрожащим от волнения голосом велела она. — Передайте ему, что у меня хорошие известия.

Придворные дамы, услышав эти слова, обменялись недоверчивыми, но радостными взглядами. Поднялась суматоха, забегали с поручениями евнухи.

— Ванну! — приказала вдовствующая императрица служанкам и повернулась к Ехонале: — А ты, мое сердце, теперь мне дороже всех, кроме разве что моего сына. Тебе назначено судьбой, я вижу это по твоим глазам. Такие глаза! Они говорят, что с тобой не может случиться ничего плохого. Возвращайся в свою спальню, дочь моя, и отдохни. Я прикажу перевести тебя во внутренние дворы Западного дворца, где террасы освещаются солнцем. И пусть без промедления придут врачи!

— Но я не больна, почтенная, — смеясь, ответила Ехонала. — Посмотрите на меня!

Она вытянула вперед руки, подняла голову: по щекам ее разливался румянец, темные глаза горели.

Вдовствующая императрица внимательно разглядывала Ехоналу.

— Ты прекрасна, прекрасна, — чуть слышно бормотала она. — Глаза ясные, брови, словно крылья мотылька, тело нежное, как у ребенка, я была уверена, что супруга принесет девочку. Я говорила, помните, я всем говорила, что создание с такими тонкими костями и такой слабой плотью принесет только девочку.

— Почтенная, вы говорили это, вы в самом деле это говорили, — одна за другой подтвердили служанки.

А Ехонала сказала:

— Почтенная, я буду слушаться вас во всем.

Она учтиво поклонилась и вышла из спальни. За дверью ее ждали служанки и Ли Ляньинь. Евнух радостно потирал руки, щелкал пальцами и ухмылялся.

— Пусть императрица Феникс мне приказывает, — обратился он к Ехонале. — Я жду ее приказаний.

— Тише, — ответила девушка, — ты радуешься слишком рано.

— Разве я не предчувствовал судьбу? — возразил он. — Теперь я вижу воочию.

— Оставь меня, — строго приказала Ехонала.

Она пошла прочь с мягкой грацией, и следом засеменила служанка. Пройдя несколько шагов, Ехонала обернулась к евнуху.

— Ты можешь сделать только одно: пойти к моему родичу передать ему все, что слышал.

Ли Ляньинь по-черепашьи вытянул длинную жилистую шею.

— Должен ли я велеть ему посетить вас? — вкрадчиво спросил евнух.

— Нет, — нарочито громко, чтобы все слышали, ответила Ехонала, — не подобает мне разговаривать ни с кем из мужчин, кроме моего господина императора.

Положив руку на плечо служанке, она удалилась. Ехонале оставалось только ждать, когда император получит известие и призовет ее. Служанка помогла ей принять ванну, облачила в свежие нижние одежды, сделала искусную прическу, спрятав волосы под головным убором, украшенным драгоценностями.

— Какие платья изволите выбрать, несравненная? — поинтересовалась служанка.

— Принеси бледно-голубой халат с розовыми цветами сливы и желтый халат, — тот, на котором вышит зеленый бамбук, — приказала Ехонала.

Оба халата были доставлены, но прежде чем Ехонала решила, который из них больше подходит к цвету ее лица, в дверях послышалась суматоха и раздались плачущие голоса.

— Что случилось? — закричала служанка.

Она выбежала, оставив госпожу выбирать наряд, и столкнулась с Ли Ляньинем. Его лицо было зеленоватым, как незрелый персик, а нижняя губа отвисла.

— Умерла вдовствующая императрица! — выдохнул он.

— Умерла! — завопила служанка. — Но ведь госпожа была у ' нее два часа назад!

— Умерла, — повторил Ли Ляньинь, — фрейлины с трудом довели ее до Зала аудиенций, а когда император бросился ей навстречу, она широко раскрыла рот и начала глотать воздух, как будто ей перерезали горло. Потом закричала, что у него будет сын, и это были ее последние слова. С этими словами она замертво упала на руки своих приближенных. Душа преподобной улетела на вечные Желтые источники.

О, Владыка ада! — плакала служанка. — Как можешь ты посылать такую недобрую весть?!

Она бросилась к своей госпоже, но Ехонала, поспешившая к дверям, уже все слышала.

— Я принесла матери императора слишком много радости, — грустно молвила она.

— Нет, радость слишком быстро сменила печаль, и душа ее не выдержала, — ответила служанка.

Ехонала промолчала. Она вернулась в спальню и остановилась, глядя на халаты, разложенные на кровати.

— Убери их, — сказала она наконец. — Теперь меня не призовут, пока не кончится траур.