Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

Она старалась слушать Николлета, но в ее ушах звучали вопросы:

«Почему это случилось именно в данный момент? Не опасно ли это? Кто несет ответственность за такое решение? Как я проведу без него месяцы?»

— Он уедет на шесть месяцев, — продолжал Николлет. — Поймите меня правильно, Джесси, это нужная работа. Но она появилась неожиданно, и я огорчен, что не могу поехать…

В ее глазах показались слезы.

— Мы можем ждать его шесть месяцев, вы и я, ибо для него это важное начало. Он хорошо выполнит поручение, а когда конгресс одобрит планы отца о большой экспедиции в Скалистые горы и в Орегон, лейтенант Джон Фремонт будет тем, к кому они обратятся, чтобы ее возглавить.

Николлет встал:

— Хорошо молодым, они — хозяева своего времени.

Он нежно обнял ее.

Она не сказала отцу о визите Николлета. В ее голове кружилась одна и та же мысль: «Увижу ли я Джона до отъезда?»

Во время обеда в дверь громко постучали. Вошел Джошаам и шепнул что-то мистеру Бентону. Тот покраснел и вышел из-за стола. Чуть позже слуга вернулся и позвал Джесси. Когда она вошла в прихожую, то увидела лейтенанта Фремонта, прижимавшего военную шляпу.

— Я выезжаю сегодня вечером в Сент-Луис, — сказал он. — Я попросил у вашего отца разрешения попрощаться с вами.

Джесси не могла вымолвить ни слова и стояла, пожирая его глазами. Она заметила, что Джон также пристально рассматривает ее. Весь дух маленькой прихожей был пронизан стремлением влюбленных быть ближе друг к другу перед разлукой. Томас Бентон не мог больше противостоять силе их чувств.

— Хорошо, — сказал он дружелюбным голосом, — в конце года, если вы будете чувствовать себя так же, как сейчас, я дам согласие на вашу свадьбу.

Он повернулся к Джону и протянул ему руку:

— Удачи вам, и сделайте хорошую работу.

— Это я сделаю, сэр, — улыбнулся он, а Джесси стояла рядом, счастливая и гордая за Джона. — Благодарю вас за возможность возглавить мою собственную экспедицию и заверяю, что привезу материал, который сделает неизбежным в будущем и более дальние экспедиции.

— Я готов позавидовать тому, как вы проведете лето на открытом воздухе, — сказал Том, — сон под звездами, охота, купание на заре в горных реках. Это здоровая жизнь, лейтенант.

— Очень здоровая, сэр, — согласился Джон с искоркой в глазах, — но она не излечит мой особого рода недуг.

Том Бентон молча усмехнулся, потом пошел в столовую и закрыл за собой дверь. Джесси и Джон остались вдвоем.

Позже, на протяжении долгих месяцев разлуки, она старалась вспомнить, что произошло в наступивший вслед за этим момент. Она не помнила, какими взглядами они обменялись, какие слова сказали. Она не помнила, кто сделал первое движение, какой импульс толкнул их в объятия друг друга. Вдруг она почувствовала его руки, притягивающие ее к его телу, и его губы на своих губах. Она не могла дышать, не могла думать. Его рот, прижатый к ее губам, не произносил слов, а выразил себя в ободряющем поцелуе, говорившем им обоим, что в их единении была полная истина, а не ложь.

На следующее утро отец пригласил ее в библиотеку, где сообщил, что отныне она может не посещать Академию мисс Инглиш.

— Спасибо, дорогой, хорошо, что ты понял. Не поедешь ли со мной в Джорджтаун, чтобы помочь оформить мой уход из школы?

Она быстро собрала свои пожитки в спальне, затем присоединилась к отцу, приносившему извинения мисс Инглиш. Мисс Инглиш высказала свое мнение относительно ученицы:

— Мисс Джесси умная, сенатор, но ей не хватает послушания, которое присуще образцовому учащемуся. Более того, она обладает странной манерой ставить под вопрос наши задания: она либо принимает их, либо отвергает в соответствии с собственными нормами.

Джесси и ее отец посмотрели друг на друга. Мисс Инглиш, уловив мимолетные взгляды, добавила:

— Эта черта может быть положительной для мужчины, но не для молодой женщины. Она может привести к неприятностям и душевным страданиям. Боюсь, что у мисс Джесси странные идеи относительно роли женщины в современном обществе.

Повернувшись к Джесси, она продолжала:

— Если даже вы не получили ничего полезного за два года пребывания в моей школе, мисс Джесси Бентон, то, надеюсь, вы будете помнить, что мы старались обучить вас быть прекрасной леди: выдержанной, спокойной, с хорошими манерами — самым важным в жизни женщины, без чего она теряет свое очарование и красоту. Нет ничего более нетерпимого, чем настойчивая, стремящаяся самоутвердиться женщина, отказывающаяся быть хорошей хозяйкой дома и матерью. Сенатор Бентон, надеюсь, вы не разрешите вашей дочери стать лидером в радикальном феминистском движении. Оно принесет ей лишь несчастье.

Незаметно скривив рот, он ответил:

— Верно, мисс Инглиш, жизнь первопроходца трудна. Скромным образом я пытался выступать в роли первопроходца. Вы правы, утверждая, что такой путь тернист.

Повернувшись к дочери, он заметил:

— Пожалуйста, не забудь, Джесси, сказанные здесь слова и, когда ты получишь сполна потому, что игнорировала наши советы, не утверждай, что мы тебе этого не говорили.

Джесси ожидала, что проведет ближайшие месяцы в работе с отцом, но из Черри-Гроув пришло известие, что одна из ее кузин собирается выйти замуж. Ее мать решила, что они поедут на Юг на свадьбу. Родители Джесси были в восторге от поездки, рассчитывая, как они полагали, что впечатления и пышность свадьбы развеют ее воспоминания о лейтенанте Фремонте.

В сопровождении отца они добрались до небольшого пароходика, который должен был довезти их по Потомаку до Фредериксбурга, а тем временем Джошаам доставил их обвязанные веревками чемоданы к задним сходням. После прощаний Джесси и ее мать расположились на носу судна и любовались тем, как небольшой корабль скользил по тихой глади реки.

По мере того как их судно удалялось от Вашингтон-Сити, Джесси заметила, что мать молодела, ее глаза становились более чистыми, бледные щеки порозовели, она распрямилась. Она принялась рассказывать дочери о своем детстве в Черри-Гроув, о красе и спокойствии поместья, и Джесси казалось, что мать сбросила добрых десять лет со своих плеч и вновь стала той красивой женщиной, какой она запомнила ее с детства.

Она была рада поездке с матерью, поскольку ее роман с Джоном, казалось, мог еще более отдалить их друг от друга. Джесси любила свою мать, но негативно относилась к тому, что Элизабет Бентон не проявляла интереса к кампаниям и борьбе мужа, не восхищалась победами сенатора Бентона, не страдала, когда он подвергался нападкам, и не работала с ним по ночам, не посвящала ему лучшие побуждения сердца и разума во имя его успехов.

От тетушек, дядюшек, бывших поклонников и особенно от бабушки Макдоуэлл она узнала, что ее мать была мягкой благородной девушкой-южанкой, любимицей Черри-Гроув. Ее комната была самой светлой в большом поместье, ее туалетный столик украшали серебряные канделябры, ее постель под балдахином была высоко набита перьями. У нее был небольшой, но приятный голос, и она развлекала ухажеров популярными балладами, аккомпанируя себе на клавесине.

Поначалу Джесси развлекали рассказы о том, как на протяжении шести лет шесть раз мать отклоняла предложения отца о свадьбе, но постепенно ее удивление переросло в возмущение. Где-то в глубине души она изумлялась, почему ее мать отвергла Томаса Гарта Бентона, когда он был всего лишь молодым адвокатом Сент-Луиса, и дала согласие, когда он стал первым сенатором от Миссури и вступил на стезю, которая сулила ему важную карьеру. Джесси не могла понять, как можно не любить в течение шести лет, а затем вдруг решить, что появилось достаточно любви, чтобы сочетаться браком. Для нее, как и для Томаса Бентона, не существовали ни искатели руки, ни долгие годы колебаний и сомнений, ни послабления в отношении человека и дела.

Отец встретился с матерью в доме ее дяди, губернатора Джеймса Престона из Виргинии. Это был один из частых случаев, когда она выезжала в Ричмонд в сопровождении горничной и слуги в своей английской карете желтого цвета с красными сафьяновыми сиденьями. Он в нее влюбился с первого взгляда и уже на следующий день появился в доме будущей невесты. Глядя на свою мать, с лица которой годы стерли былую красоту и прелесть, Джесси вспоминала ее рассказы о том, как надоедливый молодой человек Том Бентон, который не шел ни в какое сравнение с виргинскими кавалерами, по уши влюбился в Элизабет Макдоуэлл, происходившую из самой старой и уважаемой семьи в Америке. Она вроде бы имела все преимущества над Томом Бентоном — богатство, положение в обществе, красоту, воспитание. «Да, — думала Джесси, — у матери были все преимущества, кроме одного — интеллекта». За ней ухаживал один из лучших умов в Америке, но шесть лет она твердила: