Предтеча

ериновою кислотою».

Между тем, продолжал собираться и кружок, правда теперь сходились в доме Корзинкина. Рассуждали, чем можно заменить лопнувшие железные цепи на дверцах песчаных печек, с тем же жарким единодушием переходили к другим цепям, тоже готовым лопнуть – спорили о близком, в том сомнений не было, освобождении крестьян. Потом обсуждали методы преподавания, сообщения в немецких и французских журналах, ругались, не сойдясь во взглядах на последнюю статью Чернышевского, и кончали сходки поздней ночью громким, хотя и не слишком дружным пением студенческих песен, к вящему неудовольствию дворников и смиренных петербургских обывателей.

На оджин из таких вечеров профессор Горного института Назарий Андреевич Иванов – грозный начальник департаментской лаборатории, порой забредавший на огонек в доме своего младшего лаборанта, принес переведенное с английского и выпущенное торговым домом Струговщикова сочинение некоего Джонсона. Опус сей при несомненной его анекдотичности, сыграл в жизни Соколова роль своеобразного детонатора.

– Позвольте, господа, представить новое издание, по которому публика будет судить как о нашей работе, так и о всей химии, да и вообще о природе, – с этими словами Иванов бросил на стол два тонких томика в бумажных обложках, а затем, севши на диван, добавил: – Вредная книжонка.

Первым томом тут же завладел Соколов, второй достался полковнику Лаврову – преподавателю математики Михайловского артиллерийского училища и дальнему родственнику того Лаврова, что испытывал в соколовской лаборатории отечественные угли. Лавров-артиллерист хоть и не работал по химии, но, следуя похвальной привычке русского человека интересоваться всем, кружок посещал усердно.

Поначалу книга даже понравилась Соколову. Ее переводчик – Алексей Ходнев был известен в Петербурге своими весьма популярными публичными лекциями. Далекая от химии публика находила их поучительными и несложными и потому охотно посещала чтения Ходнева. Николай Соколов, считавший такие лекции делом чрезвычайно полезным, Ходнева уважал и потому, увидав его имя на обложке, глянул на Иванова с неодобрением.

Но уже на седьмой странице в глаза ему бросилась фраза, заставившая согласиться с Назарием Андреевичем.

– Черт знает что… – пробормотал Соколов и прочел вслух: – Если бы атмосфера состояла из одного кислорода, то жизнь животных была бы чрезвычайно кратковременна; тело, однажды зажженное, горело бы так быстро, что цель, для которой человек сожигает разные естественные материалы, была бы достигнута весьма несовершенно. В отвращение этого, природа примешала к кислороду большое количество азота, который, будучи сам по себе совершенно бесполезен, служит только для ослабления слишком сильного действия кислорода…

– Телеология апостольского доктора Фомы в приложении к современной химии, – подал голос Федор Савченков.

Весь последующий текст шел в том же духе, и многочисленные «для того, чтобы» и «с целью», щедро разбросанные по страницам, действовали на выученников позитивных