Дафна

И вопросы она задает правильные: не только спрашивает, нельзя ли купить еще какие-нибудь рукописи, но также делает осторожные попытки вызвать его на разговор о Шортере. «Между прочим», — пишет она в последнем абзаце, но Симингтон-то знал: в ее письме вовсе нет ничего случайного, и Дафна, как видно, предприняла весьма серьезные шаги, чтобы разыскать вдову Шортера. Впрочем, эта женщина не выдаст тайн, касающихся ее бывшего мужа и рукописей Бронте… да и умер этот старый мошенник еще в 1926-м, через пару лет после того, как представил Симингтона великому Уайзу.

Симингтон плеснул себе в большой стакан виски из бутылки, которую прятал от Беатрис в запертом ящике письменного стола, и попытался выбрать в море фактов то, что должен объяснить Дафне.

— Факты, надо придерживаться фактов, — пробормотал он.

Но докопаться до сути было так трудно! Он для себя в записной книжке пометил аккуратными большими буквами: «ГДЕ СКРЫТА ПРАВДА». «Похоже на заглавие, — подумал он, — и притом неплохое».

— Приступай к работе, Симингтон, — вновь сказал он вслух, беря лист бумаги со своим именем и адресом, впечатанным четким черным шрифтом. — Ты получил задание, и его необходимо выполнить.

Дорогая миссис Дюморье!

Благодарю Вас за письмо и чек, пришедшие сегодня по почте. Должен признать, что испытал нежданную радость, обнаружив, что еще один писатель проявляет такой живой интерес к Брэнуэллу после всех лет его полного забвения. Уверен: если бы мы встретились, у нас было бы много тем для разговора.

Вы совершенно правы: стихи, приписываемые Эмили, принадлежат Брэнуэллу, но когда я осмелился заявить об этом лет 30 назад, против меня поднялась волна возмущения.

Он подчеркнул слова «волна возмущения» и остановился на миг, пытаясь вспомнить, когда и где в действительности произошел этот эпизод и вокруг каких стихов разгорелись споры, но не мог восстановить в памяти подробности — они ускользали от него. И все же эти воспоминания о том, как его несправедливо травили и осуждали, до сих пор причиняли ему боль. Он отхлебнул виски и сжал перо еще сильнее.

Прошу простить меня, если эти сведения Вам уже известны, но, возможно, мне удастся сообщить Вам что-то новое насчет принадлежащих мне рукописей Бронте, а также тех, что хранятся в других местах. Как Вы, возможно, уже знаете, мистер Клемент Шортер и мистер Т.Дж. Уайз были преданными членами Общества Бронте, и когда в последние годы минувшего века в Хоуорте открылся музей Бронте, его коллекцию составили преимущественно реликвии и рукописи, предоставленные Обществу мистером Шортером и мистером Уайзом. У Вас может возникнуть вопрос: каким образом вышеупомянутые джентльмены натолкнулись на эти бесценные сокровища? Мистер Уайз был чрезвычайно страстным библиофилом, обладателем одной из ценнейших во всей Англии коллекций книг и литературных рукописей. Он умер в 1937 году, завещав свою коллекцию Британскому музею, в библиотеке которого она находится и поныне. Он обладал необычным талантом выискивать редчайшие рукописные оригиналы Байрона, Шелли, Вордсворта, Браунинга и многих других, а в 1895 году организовал и оплатил поездку мистера Шортера (журналиста и редактора «Иллюстрейтед Лондон ньюс», в душе столь же страстного, как и сам мистер Уайз, собирателя книг и рукописей) в Ирландию, на родину Артура Белла Николза, бывшего одно время викарием в Хоуорте, а также мужем Шарлотты Бронте в течение нескольких счастливых месяцев до ее безвременной кончины в 1855 году.

Мистер Шортер обнаружил вдовца Шарлотты именно тогда, когда мистер Николз собирался поведать миру не только о своей-бывшей жене и их совместной жизни, но и о возможности продажи большого числа рукописей и писем Бронте, которые он хранил в течение многих лет, включая замечательные детские рассказы об Ангрии и Гондале, эти маленькие книжечки, написанные микроскопическим почерком, словно они предназначались лилипуту. Все эти богатства достались мистеру Шортеру за четыре сотни фунтов, он сохранил за собой право на будущую публикацию этих материалов, хотя владельцем рукописей продолжал оставаться мистер Уайз, поскольку покупка была совершена от его имени. Можете себе представить, какая это бесценная сокровищница: мы должны быть благодарны мистеру Шортеру за то, что он спас рукописи, — ведь мистер Николз предал бы их огню, бросив в камин, — таково, как я полагаю, было его первоначальное намерение. Так, во всяком случае, представил мне эту историю мистер Шортер.

Мистер Уайз сберег часть этих драгоценных рукописей, но не все, особенно не повезло тем, что принадлежали Брэнуэллу, которым он, к несчастью, интересовался мало. Некоторые из них были вскоре проданы, другие рассеяны среди коллекционеров Америки, где Шарлотта к тому времени снискала всеобщее восхищение, в отличие от своего незадачливого брата. В последующие годы я купил у мистера Уайза многие рукописи Бронте, пополнив тем самым свою коллекцию. Кроме того, я совершал подобные покупки и для лорда Бротертона, высокочтимого лорда-мэра Лидса и члена парламента от Уэйкфилда [15] сделавшего меня в 1923 году библиотекарем своей частной коллекции, которая получила под моим попечительством известность как Бодлеевская библиотека [16] Севера.

Как это ни печально, мои друзья умерли много лет назад: мистер Шортер в 1926 году, вскоре после окончания нашей совместной работы над двумя томами брэнуэлловских материалов — повестью и собранием писем, присланных с моим предыдущим письмом. Затем, в 1930 году, умер мой большой друг и покровитель лорд Бротертон, завещав свою коллекцию университету Лидса при условии, что я буду заботиться о ней в качестве библиотекаря, а мистер Уайз, как я уже упоминал, скончался в 1937 году. И вот мне пришлось продолжать свою борьбу в одиночку. Задача, стоявшая передо мной, была чрезвычайно трудна, в особенности это касалось восстановления репутации Брэнуэлла в общественном мнении. Иногда у меня возникает ощущение, что и я брошен на произвол судьбы в Ангрии…

Возможно, Вы слышали, что я собираюсь уходить в отставку, и хотя моя исследовательская и писательская деятельность, безусловно, продолжится — пока я жив, мне не удастся до конца отрешиться от страстного желания узнать полную правду о Брэнуэлле Бронте, — все же настало время приступить к передаче некоторой части моей библиотеки в другие, надежные, насколько это возможно, руки. И если Вы захотите приобрести еще что-нибудь, Вы могли бы дать мне знать, насколько далеко простирается Ваш интерес.

Симингтон решил, что здесь подходящее место закончить письмо, по крайней мере сейчас. Как и прежде, его взволновала сила собственных слов, но при этом он внезапно почувствовал, что очень устал. Недолгое время он думал о своих пятерых сыновьях — все они теперь взрослые мужчины, — как он увещевал их, маленьких, вести себя потише, когда он работал, работал, работал на лорда Бротертона, и Уайза, и Шортера, да и ради Брэнуэлла тоже. Понимал ли кто-нибудь из них, как тяжко ему приходилось? Первая жена, мать его мальчиков, умерла в 1927 году, через три дня после двенадцатой годовщины их свадьбы: бедная Элси, Элси Фицджеральд Флауэр, дочь поклингтонского мясника. И все же Симингтон до сих пор не забыл ощущения, что его предали, которое он испытал, когда она скончалась, оставив его с пятью детьми. Элси звала его Алексом, в отличие от Беатрис, которая теперь никак его не называет.

Так было не всегда. Беатрис появилась в его доме вскоре после смерти Элси, чтобы исполнять обязанности служанки и няни его детей. Она знала, что это такое — потерять близкого человека: два года назад умер ее первый муж, — и было вполне естественно, что они сошлись. Поженились они в июне 1928 года, после смерти Элси не прошло и года, что дало повод к сплетням в Ньюлей-Гроув.

Они вполне ладили какое-то время, подумал Симингтон, это теперь она всем недовольна. Получая хорошее жалованье от богатого и щедрого лорда Бротертона, Симингтон, кроме того, имел немалые дополнительные доходы от перепродажи книг и рукописей, идя по стопам своего отца, также занимавшегося частным предпринимательством, правда не выставляя этого напоказ, как его отец, — никакой вульгарности: Симингтон умел быть осмотрительным. Тогда хватало денег и на кухарку, и на служанку, и на садовника, даже на шофера, возившего их в большой машине. У них был ухоженный теннисный корт в задней части сада, огромный вольер, полный экзотических птиц, высоко ценимых Симингтоном, — их яркое оперение особенно бросалось в глаза на фоне темной клетки. Принадлежал ему и красивый загородный дом на морском побережье в Фай-ли, достаточно близкий, чтобы ездить туда на уик-энды, и еще один дом, рядом, в Ньюлей-Гроув, меньший по размеру, но необходимый Симингтону, чтобы разместить там все увеличивающуюся библиотеку и коллекцию птичьих яиц, а также окаменелостей, марок и многого другого. И еще в особняке лорда Бротертона устраивались приемы гостей в саду, к нему приглашали на чай, снаряжались экспедиции в Хоуорт, все чаще и чаще, после того как Симингтон и его наниматель (нет, не наниматель — покровитель!) вступили в Общество Бронте в 1923 году. То были хорошие годы: все двери для него широко открыты, все казалось осуществимым. Он стал библиотекарем и хранителем приходского музея Бронте, продолжая выполнять свои обязанности перед лордом Бротертоном и будучи усердным издателем для Шортера и Уайза, делая, за них всю тяжелую работу и великодушно делясь с ними доходами.