Баку - 1501

Через день после этого, перевернувшего всю его душу, случая между дядькой и старым воином, обучавшим его военному искусству, произошел странный разговор. Воин сказал муршиду: "Может быть, тебе лучше самому подготовиться к принятию власти? У этого ребенка, по-моему, больше тяги к книгам, чем к мечу. Боюсь, из него ничего не выйдет". - "Не бойся, выйдет! - ответил тот. - Я воспитал в нем такое жестокое сердце, что и палач позавидует. Такого еще, быть может, и мир не видал! Он сам будет стыдиться своих поэтических склонностей. Что же до моего правления... Нет! У черни к нему большое доверие. Она верит в род Шейха Сафиеддина [13] и пойдет за ним с закрытыми глазами. А это-то нам и нужно".

Хотя Исмаил никогда не узнал об этом диалоге, но впоследствии, на полях сражений, он полностью подтвердил пророчество своего дяди...

8. КОНЕЦ ОДНОГО ПЛЕМЕНИ

(Продолжение)

Окружение затянулось дольше предполагаемого... Государь отдал основным частям войска приказ двигаться вперед, и предводительствуемые знаменитыми военачальниками, кази направились к Шемахе. На берегу реки Гюнешли остались только люди Рагим-бека. В течение дня они несколько раз атаковали лагерь на скале - впоследствии это место назвали "Гяургазан" - ("Прорубленное гяурами"), но только потеряли несколько человек на узенькой тропинке, по которой не могло пройти больше одного воина. Кази вынуждены были отступить. У Рагим-бека иссякало терпение: шах ждал его с победой. Он должен был обратить в шиитов засевших на горе гяуров, или же просто уничтожить их! Смести с лица земли! Видя, что осада может принять затяжной характер, военачальник мучительно искал выход. В это время один из кази, отыскавший дорогу к верховьям прорытой племенем тропы, догадался установить на ней арканную ловушку. Захваченного таким образом пленника привели к Рагим-беку.

Рагим-бек поднял глаза на молодого человека, примерно одних с ним лет - и удивленно вгляделся. Черты его лица показались ему странно знакомыми. Откуда? Ведь он никогда не бывал в этих местах и видеть этого парня нигде не мог. И все-таки он где-то его видел. Рагим-бек не знал, конечно, что пойманный - Гюнтекин, брат той самой девушки, которой он любовался накануне на берегу реки, не понимал, что именно ее черты лица угадал он в незнакомце.

- Я предлагаю тебе принять святые законы нашей веры. Прими сам и призови к этой вере своих соплеменников. Пусть сдадутся, чтоб не пролилась напрасно их кровь.

- Но мы, слава аллаху, мусульмане! И мои соплеменники, и я.

- Я призываю тебя к священному шиитству.

- А что это такое, я не понимаю, ага?

- Прочти свою молитву.

- Нет бога кроме аллаха, а Мухаммед - пророк его.

- Добавь: Али - их последователь.

- Но зачем?

- Во имя Али, который является представителем пророка на земле!

- В нашей вере, где аллах един, пророк един, Коран един, я не знаю такого.

- Тогда позови аксакалов вашего племени.

- Зачем? Они тоже не примут!..

Допрос продолжался долго, но парень ни сам не принимал шиитства, ни для соплеменников пощады не просил. Терпение Рагим-бека, наконец, лопнуло. И он придумал выход...

По его приказу воины вместе с пленником отошли на открытое место, хорошо видное из лагеря на скале. Остановились у местной святыни - могилы старика, приобщившего в свое время племя к исламу. Здесь, у неказистого пира, будет приведен в исполнение приговор, и страшное зрелище заставит содрогнуться и сдаться непокорных сельчан.

По приказу Рагим-бека самый громкоголосый из кази взобрался на плоскую крышу пира. Встал над сводчатой дверью, на которой было начертано всего одно слово "аллах" и, повернувшись к лагерю на скале, громко закричал:

- Эй, гяуры, слушайте и не говорите потом, что вы не слышали! Смотрите, на ваших глазах мы, во имя веры, казиим этого юношу за то, что он не принял представителя пророка на земле Шахи-Мардана и шиитство, не проклял езидов Ширваншахов, убийц Шейха Джунейда и Шейха Гейдара. Во имя Али, если через четверть часа после казии вы не сдадитесь, мы вас всех перерубим мечом - вот так!

Затаив дыхание, все племя смотрело вниз. Люди ничем не выдавали своего присутствия, но хорошо видели, что происходит там, у пира.

А происходило что-то страшное. Двое кази с помощью палача подняли крепко связанного по рукам Гюнтекина на пир. Пригнули его голову к щиту, который один из кази снял с руки и положил на землю. По знаку Рагим-бека палач отрубил юноше голову. Не раздалось ни стона, ни возгласа: Гюнтекин и в последнюю минуту не попросил пощады. Дымящаяся кровь с выпуклой поверхности щита растекалась по пиру...

Из лагеря на скале раздались душераздирающие вопли, плач, причитания. Гюмюшбике и Айтекин, которых и мужчины не смогли удержать, с расцарапанными, залитыми кровью лицами, босые, с непокрытыми головами бросились бежать вниз по узкой тропинке. И мать, и сестра спешили к обезглавленному телу Гюнтекина. Следом за ними, горестно рыдая, торопились потрясенные старухи. Вскоре с гор спустились и растерявшиеся мужчины. Обрадованные кази, окружив пленников, бурно выражали свою признательность небу за то, что им удалось так быстро, без единой потери, добиться своей цели, выполнить приказ шаха.

К вечеру того же дня ни в старом селе, ни в новом лагере не осталось ни одного человека. Почти все мужчины племени, не принявшие шиитства, были зарублены мечами. Остальных забрали в плен. Среди пленников были и девушки, и молодые, женщины. У всех руки были скованы цепями. Их вели стражники. После победы над Ширваншахом Фаррухом Ясаром в Шемахе будет большой невольничий рынок; сюда торопились привести побольше живого товара. Там торговцы определят им цену, а покупатели раскупят. До начала торговли на рынок, по обычаю, явится хаджиб шахский визирь и купит столько рабов, сколько назвал молодой падишах в своем клятвенном обете. А потом во имя победы, во исполнение веления пророка "освобождать рабов", хаджиб от имени молодого шаха освободит купленных им рабов. А остальные пленники поступят в публичную продажу, их развезут по всем городам мира, и особенно в Аравию, Турцию, Иран, снова перепродадут, но уже по более дорогой цене во дворцы, поместья эмиров и военачальников. Самых красивых девушек торговцы отберут для гаремов, будут готовить из них танцовщиц, певиц, музыкантов; после обучения в специальных школах цена таких девушек возрастает. Такие невольничьи рынки устраивались после каждой победы на крупных площадях, в торговых рядах больших городов. На эти рынки доставляли не только захваченных на войне пленников, но и детей, полученных в уплату долга с Северного Кавказа и из других соседних с ним стран.

Рагим-бек, как ни вглядывался, так и не мог рассмотреть в караване пленных девушку, что накануне с такой шаловливой радостью, так по-детски беспечно болтала ножками в реке Гюнешли. И немудрено: пленные девушки были в таком виде! Горе, слезы, разодранная одежда, расцарапанные в кровь лица, растрепанные волосы сделали их неузнаваемыми. Они уже знали, что уготовано им, что путь их закончится на невольничьем рынке...

И вот двинулись. Впереди - воины под предводительством Рагим-бека, сзади - охраняемые стражей пленники и скот - его местонахождение выдал, под страхом смерти, кто-то из сельчан. Караван, взобравшись по кручам Кямаладдин и Инджабел, взял направление на Шемаху. Шли по следам ушедшего днем раньше шахского войска.

А на месте села, где веками жило мирное небольшое племя, и, в горах, на месте нового лагеря, названного соседними племенами "Гала-галаг" ("Крепость-пепелище"), остались лишь груды дымящихся развалин. И по сей день сохранилась дорога к воде, сохранилась, как символ любви к жизни и свободе!

Войско прошло; над трупами кружил старый коршун.

Кази двигались по дороге в Шемаху и оставляли за собой пожарища сел, где люди отказывались признать Али последователем пророка на земле, не произносили "Алиянвелиюлаллах". Приближался день знаменитого сражения Исмаила с Фаррухом Ясаром в Джабанах...