Путь в Иерусалим

Несмотря на то что мимо Арна и Кнута прошла дюжина мужчин и кое-кто даже споткнулся о них на входе или выходе, никто так и не заметил мальчиков, прижавшихся друг к другу, словно птенцы глухаря ночью в лесу.

Летом Сигурд Крестоносец поплыл в Святую Землю и был радушно встречен в Иерусалиме королем Баддуином. Для Балдуина было большой честью принять у себя такого отважного северного воина, и вскоре он отправился с Сигурдом к реке Иордан и хорошо укрепленному портовому городу Акка, где бросил якоря северный флот.

Король Балдуин понимал, какую пользу могут принести ему могучие северные воины, и отправился вместе с ними в Сирию, где освободил от язычников Сидон, так что еще один город в Святой Земле был спасен для верующих.

Но за эту помощь Сигурд не потребовал ни золота, ни шелков. Вместо этого по совету патриарха и короля Балдуина он получил частицы креста Господня. Сигурд поклялся священной клятвой отвезти эти реликвии на могилу Олава Святого в Нидаросе и построить там большой собор.

Скальд снова заслужил бурное одобрение, и его настойчиво просили повторить наиболее красивые стихи:

Шум в зале не прекращался, а потом начались бесконечные разговоры, когда все, перебивая друг друга, рассказывали о былых подвигах и о нынешних королях, которые походили на Сверкера Слабого Члена, а не на Сигурда Крестоносца.

Магнус попытался весело пошутить о том, что у норвежцев все по-другому, потому что сам он происходил из норвежского рода. Но никто не счел его шутку забавной, и меньше всех Эрик сын Эдварда, который встал и поднял старый рог, поставленный перед ним, — норвежский рог, хотя Эрик этого и не знал, — и выпил за мужество до дна. Потом он сказал, что сейчас ему было видение о новом гербе, который будет принадлежать ему и всему государству. На нем — три золотые короны на голубом поле, одна символизирует Свеаланд, другая — Восточный Геталанд и третья — Западный Геталанд. Он поклялся, что время, когда этот герб станет гербом его и всего государства, уже не за горами.

Зал задрожал от одобрительного гула. Эрик сын Эдварда хотел сказать что-то еще, но одновременно с этим ему нужно было выйти. Поскольку он очень хотел сделать и то, и другое, то, идя к двери, он громко и пьяно продолжал рассуждать о том, что тот, кто последует за ним, пожнет лавры в крестовом походе. Может быть, сначала это будут финны на другой стороне Восточного моря, но затем, после того как они будут окрещены, нашим может понадобиться помощь в Святой Земле.

Когда он оказался около двери, то уже не смог перешагнуть через порог, а просто оперся о дверной косяк и облегчился там, где стоял.

Он даже не заметил, что мочится на Арна и своего собственного сына Кнута. А им, в свою очередь, ничего не оставалось делать, как сжаться в комок и тихо терпеть. Оба мальчика на всю жизнь запомнили эту минуту — ведь Эрик сын Эдварда стал не только королем, но и святым.

Глава III

Зима держала Арнес в железных объятиях. С Рождества все пути на юг были отрезаны, и, хотя можно было проехать по льду Венерна на санях с широкими полозьями, все равно не стоило так себя утруждать. То, что Магнус хотел продать в тех краях, в Ледесе, должно было принести вдвое больше прибыли в конце зимы, когда у многих кладовые опустеют.

В Арнесе, как обычно, кипела работа в бочарнях, коптильнях и по засолке мяса, а также в женских мастерских, где пряли шерсть и лен и ткали как грубое полотно, так и гобелены на радость Богу и людям.

Одну из мастериц звали Суом, и она отличалась от других рабынь: волосы у нее были прямые и светлые, а не черные и курчавые, и она была рослой и красивой. Суом еще не рожала, и казалось, что она блюдет себя и у нее в жизни есть мечта, несмотря на то что она всего лишь рабыня. Она словно не слышала грубых слов и смеха, которые неслись ей вслед, когда с гордо поднятой головой она проходила мимо кузниц и бочарен. Суом была одной из любимых рабынь Сигрид, и они вдвоем часто сидели в прядильнях, придумывая все новые узоры. Суом застенчиво и испуганно сказала нет, когда Сигрид однажды спросила ее, не хочет ли она окреститься и взять христианское имя Белый Ангел. Больше Сигрид не спрашивала об этом, но все время удивлялась тому, как язычница может ткать такие красивые узоры с изображением соборов, адского огня, сияющего Храма Божьего и воинов Христовых, побеждающих темные силы.

Магнус некоторое время пребывал в раздражении от тех хлопот, которые принесла с собой суровая зима. Он ведь не мог работать в мастерских, а глубокий снег делал господскую охоту невозможной. Вдруг Магнус начал проявлять интерес к гобеленам, и Сигрид стала порой замечать его следы на снегу перед прядильней. Она также обратила внимание на то, что Суом часто вздрагивала, словно от страха, когда она входила.

В конце концов Сигрид прямо и строго спросила об их отношениях. Сначала Суом упорно и чересчур настойчиво все отрицала, но потом закрыла руками лицо и зарыдала.

Сигрид утешила ее и осторожно погладила по спине, оценивая ситуацию. Если бы Суом была свободной женщиной, то Магнус оказался бы повинен в супружеской измене. Но об этом не могло быть и речи. Если господин хотел залезть на свою рабыню, он мог свободно это сделать. И нетрудно было понять, что Суом представляла искушение не только для всех рабов, но и для свободных мужчин. Кроме того, частично Сигрид должна была винить в этом и себя, и она прекрасно это понимала. Она часто отказывалась, когда Магнус хотел исполнить свои супружеские обязанности, причину своего отказа знала только она и никогда не смогла бы ему ее объяснить. Она больше не хотела детей, не хотела ставить на карту жизнь между болью и смертью.

И теперь ей пришлось за это заплатить. Если бы развлечения Магнуса зашли слишком далеко, если бы начались смешки и сплетни, то пришлось бы предложить ему немного ограничить себя. Но пока нужно только проявлять дружелюбие к Суом, чтобы та поняла, что госпожа не станет ее ревнивой соперницей, от чего в прежние времена страдали многие рабыни. Сигрид с дрожью вспоминала рассказ о том, как какая-то женщина из рода ее матери, она давно забыла кто, приказала целиком зажарить свою соперницу-рабыню на вертеле и подала ее супругу на ужин, после чего желание изменять исчезло у мужа навсегда.

Однако скоро по Арнесу пошел слух, что на эту спесивую Суом уже залезли и что нечего ей ходить так надменно и неприступно, как будто она девственница. Это развязывало рабам языки, и под конец посыпались непристойные предложения, что Суом нужно попробовать настоящего мужика, быка, который обойдется без церемоний и околичностей и перейдет прямо к делу. Вокруг несчастной Суом словно возник ореол похоти. Несчастье неотвратимо приближалось.

Но для мальчиков, Эскиля и Арна, суровая зима была прекрасным временем. Их учитель, послушник Эрленд из Варнхема, вернулся в монастырь незадолго до Рождества, и теперь, несмотря на то что уже близилась Страстная неделя, не мог пробиться через снега обратно в Арнес. Поскольку время, которое мальчики должны были проводить, сидя уткнувшись носом в латинские тексты о философии и о святом Бернарде, теперь стало свободным, они посвящали все дни зимним играм и мальчишеским забавам. Самым веселым считалось наловить живых мышей в амбаре, а потом пустить их в поварню к рабыням и, визжа от хохота, убегать оттуда, в то время как крики, сильные удары и звуки падения свидетельствовали о том, что там происходило.

Однажды они пробрались в оружейную, взяли два старых круглых щита и с ними направились к настилу на второй этаж длинного дома, по которому в конце лета завозили сено. Мальчики сели на щиты и покатились вниз, как две маленькие выдры. Их громкий счастливый смех привлек к себе внимание, и, когда их отец пришел и увидел, что они делают с оружием взрослых, он так их отшлепал, что они побежали жаловаться к матери в ткацкую.