Война

Иванюта не шелохнулся, полагая, что с ним происходит что-то странное. Но его подтолкнул политрук Казанский, и он понял, что не ослышался.

«За что?!» – обожгла Мишу мысль. Он вышел вперед и, сделав поворот кругом, стал лицом к строю.

– Товарищи, – послышался сзади него совсем не строгий голос полкового комиссара Жилова, – я пользуюсь случаем и хочу сказать, что к вам направлен на работу в редакцию младший политрук Иванюта… Вот он перед вами. В окружении Михаил показал себя молодцом… В числе других отличившихся из нашей группы младший политрук Иванюта представлен к боевому ордену…

Мише почудилось, будто земля, на которой он стоит, пытается поменяться местом с небом: лес, просека и двухшеренговый строй на просеке качнулись из стороны в сторону, и от этого у него перед глазами заплясали лучисто-зеленые звезды.

Жилов между тем продолжал:

– Сейчас такое время, что награды не скоро находят героев, и я от лица службы пока объявляю младшему политруку Иванюте благодарность…

– Служу Советскому Союзу! – выпалил Миша изменившимся от волнения голосом, и от этих его слов лес и просека перестали качаться.

«Только в батальон, в роту, в атаку!..» – будто крикнул кто-то внутри Миши, и он почувствовал, как его сердце наливается боевым восторгом.

Когда строй был распущен и все заторопились получить карты, Казанский окликнул Иванюту:

– Михайло, обожди!

– Мне за картой надо.

– Успеешь… Я вот что хотел. – Казанский будто чувствовал какую-то неловкость перед Мишей. – Не забывай там, что ты журналист. Держи наготове блокнот. Вернусь с печатной машиной, и никаких больше для тебя атак без особой нужды. Сразу же начнем делать газету.

– Все ясно. – Миша боялся отстать от политотдельцев. – Будет тебе материал. Может, и сочиню там что-нибудь.

– Ты, главное, уцелей, – грустно посоветовал Казанский.

– Да уж постараюсь.

– В настоящих атаках небось не бывал?

– Не бывал, так побуду! – В глазах Миши запрыгали озорные чертики.

– Это тебе не на танцы бегать.

– А ты ходил в атаки? – поинтересовался Миша.

– Если б не ходил, не стал бы тебя поучать.

– Ну, тогда поучай.

– Ты беги за картой, а если останется время, я тебе кое-что подскажу. А то одно дело – штурмовая полоса в училище, а другое – когда на тебя летит тысяча чертей с налитыми кровью глазами.

– Хорошо, я сейчас, – пообещал Миша, но обещание не выполнил: возле палатки политотдела уже стояли наготове машины.

В дни первой декады июля немецкие войска группы армий «Центр», усиливаясь за счет резервов и ведя в ходе наступления перегруппировку, яростно атаковали советские части на рубежах Западная Двина, Днепр и Березина. Главные удары они наносили по предмостным укреплениям в районах Могилева, Быхова, Рогачева, Жлобина и западнее Витебска. Боевые порядки немецких дивизий приобрели устойчивую форму для наступательных действий; броневые сгустки их ударных сил с естественной закономерностью тяготели к тем местам, где было удобно форсировать под прикрытием пикировщиков реки, где более проходимая местность и имелись дороги для развития оперативного успеха с меньшим для себя уроном. Гитлеровский генералитет не мог и предположить, что обороняющаяся сторона, понеся значительно большие потери, чем германские войска, способна перейти в наступление. Более того, германское верховное командование в эти дни было уверено, как гласил один из документов, датированный 4 июля, что «на фронте группы армий «Центр» возможно обеспечить продвижение танковых частей вплоть до Москвы, а пехоты

– за Западную Двину и Днепр. На фронте группы армий «Север» можно обеспечить продвижение танковых частей до Ленинграда и пехотных соединений до рубежа Великие Луки, Дно, Псков, Тарту».

Между тем Военный совет Западного фронта поставил перед своими войсками задачу: прочно удерживая рубежи Западная Двина, Днепр, с утра 6 июля нанести контрудары на лепельском, борисовском и бобруйском направлениях. Главная задача возлагалась на 7-й механизированный корпус генерала Виноградова и на 5-й механизированный корпус генерала Алексеенко, которые, располагая к началу наступления в общей сложности 700 танками, должны были из района юго-западнее Витебска нанести контрудар на глубину 140 километров в направлении Сенно и Лепель и уничтожить лепельскую группировку противника.

На полсуток раньше, в 18 часов 5 июля, сковывающий удар из района юго-западнее Орши в направлении на Борисов наносили два стрелковых корпуса и сводная оперативная группа генерал-майора Чумакова.

…Когда части сводной группы вышли на исходный рубеж, заняв под прикрытием дымовых снарядов или маскируясь кустами и лесом траншеи двух изнемогавших в оборонительных боях наших дивизий, генерал Чумаков прибыл на свой передовой командный пункт. КП располагался на поросшей карликовым осинником высоте, ничем не выделявшейся среди других таких же высот и высоток, которые будто крупным зеленым пунктиром продолжили собой изогнутый мыс леса, похожий на гигантский рог. Этот рог и опередившие его островки высот полукружием вонзались в белесую ширь хлебов. За текучим маревом над заливами ржи и пшеницы курчавилась зелень, а за ней угадывалась речка (там таилась наша оборонительная линия); по ту сторону речки – заматерелый кустарник с рыжими плешинами песчаных полян, с оврагами и взгорками. Он поглотил пространство до самой кромки дальнего угрюмого леса и копил в своей всхолмленности неприятельские силы.

Оставив машину в овраге перед высотой, где стояли забросанные ветками другие машины, генерал Чумаков в окружении нескольких работников оперативного и разведотделений стал подниматься по склону высоты, определяя опытным взглядом, как разместились и замаскировались вспомогательные службы. Вскоре они вступили в ход сообщения, который вел на командно-наблюдательный пункт мимо ответвлений к блиндажам начальников рода войск и служб. Здесь, на НП, Федор Ксенофонтович увидел полковника Карпухина; начальник штаба что-то строго втолковывал вытянувшемуся перед ним майору – начальнику связи.