Ростов Великий (СИ)

— Чти сии нечестивые строки.

Келейник прочел и очам своим не поверил:

— Господи! Здесь всё достойно твоего величия… Как же могло оное случиться? Чудеса, брат Дионисий.

— Никаких чудес нет, старче. Твои священные книги когда-то переписал с греческого весьма недобросовестный переписчик, местами исказив священный слог. Такие неправильные писания встречались и в нашем затворе, но мы их исправили. Если пожелаешь, то оставь свои книги у нас, а мы, за твои подвиги, подарим божественные писания с чистым, выверенным слогом.

— Охотно приму, брат Дионисий.

С того дня отшельник вновь обрел душевный покой.

К скиту отшельника Фотея пробиралась старая, худая монахиня в рясе с рябиновой клюкой в руке. За ее сутулыми, хилыми плечами болталась легкая холщовая котома с немудрящими харчами. Черница, хоть и в почтенных годах, шла по летнему лесу споро. Иногда останавливалась, и, опираясь обеими руками на изогнутую рукоять клюки, любовалась дремотным лесом.

— Господи, какая лепота! — благостно произносила черница.

Целых десять лет она прожила в женском монастыре, дни и ночи проведя в тоскливой, закоптелой, сумеречной келье, и не было дня, чтобы она не вспоминала чудесный зеленоглавый лес, кой манил к себе все последние годы.

«Обитель не для меня», — наконец решила черница, и, не спросив благословения властной, взыскательной игуменьи, ушла из монастыря.

Когда-то лес был ее вторым домом. Знахарка-мать с пяти лет брала ее с собой за пользительными травами и кореньями, а после ее смерти, она уже сама, почти до глубокой старости, посещала окрестные, завороженно-таинственные леса. Она знала каждую травинку-былинку, знала волшебную и злую силу того или иного корня, могущего поставить тяжело недужного человека на ноги, или свалить самого здорового крепыша одной каплей зелья.

Многое, ох, многое повидала на своем веку эта невзрачная старуха!

На пустынь же ее неожиданно навела мать. Семилетняя девчушка увидела внезапно открывшийся скит и страшно удивилась:

— Что это, мамка?

— То пустынь отшельника Иова.

— Зайдем к нему, мамка. Я пить хочу.

Но мамка почему-то посуровела лицом.

— Нельзя, никак нельзя знахарке к богочтимому подвижнику. Уходим, дочка… А водицей я тебя из родничка напою.

Когда не стало матери, она уже отроковицей набрела на скит и тайком видела, как отшельник рубит вторую, а затем и третью, четвертую келью. Думала:

«Зачем ему лишние кельи, когда он живет один?»

Этот вопрос у нее долго не выходил из головы, но ответа она так и не находила. Потом узнала, что старый келейник умер, а на его место пришел новый отшельник. К нему-то она и шла.

Сильный недуг скрутил Фотея. Он, скрестив невесомые руки на впалой груди, лежал в жесткой домовине и отпевал сам себя. Восковая свеча, сжатая в тех же пожелтевших руках, плясала трепетными огоньками по закоптелым стенам кельи.

Отшельник вздрогнул: у подножия гроба стояла старя черная старуха и смотрела на него выцветшими, немигающими глазами.

«Вот и смерть пришла, — ничуть не удивляясь, подумал старец. — А почему не в саване?»

— Ты малость поспешила, смёртушка. Дай мне завершить отходную молитву, а затем возьми мою душу.

— Рано ты собрался в мир иной, — зашамкала беззубым ртом старуха. — Ты еще поживешь на белом свете, преподобный Фотей. Я — не твоя смерть.

— Кто ж ты? — слабым голосом вопросил отшельник.

— Раба Божия Фетинья, коя пришла тебе поклониться и исцелить твои недуги.

Старец тихо шевельнулся в домовине.

— Дивны дела твои, Господи.

— Дивны, преподобный. Ты покуда полежи, а я за пользительными травками схожу.

Через три дня старец встал из домовины, а через неделю начал бродить по келье.

— Кто тебя послал, Фетинья?

— Бог, — коротко и просто ответила старуха.

— Значит, не зря мне видение было.

— И мне было, преподобный, — схитрила старуха. — Явилась ночью пресвятая Богородица, аж келья моя лучезарным светом озарилась, и молвила: «Ступай, раба Божия Фетинья, в пустынь к преподобному Фотею и недуг его исцели. Не приспело еще его время стать небожителем».

Старец упал перед образом на колени и принялся за долгую молитву. А Фетинья, тем временем, оглядела остальные кельи. Доброе жилье. Ай да отшельник Иов, зря время не терял. Вот и сегодня сгодилась одна из его келий. Да только пустит ли на постоянное житие старец Фотей?

Еще через неделю, когда отшельник стал выходить из скита на поляну, он молвил:

— Исцелен я, Фетинья, Божьим промыслом. Ныне ты вольна уходить.

Фетинья опустилась перед старцем на колени:

— Оставь меня здесь, преподобный. Хочу век свой дожить в благочестивом месте.

Старец недоуменно развел руками:

— Никогда того не было, дабы в одной пустыне вкупе мужчины и женщины обитали. Дозволено ли то Господом?

— Прости меня, преподобный, но пустынь твоя не монастырь, и жить я буду, коль дозволишь, в самой отдаленной келье. Вместе и беды легче переносятся.

— Живи, коль тебя сама Богородица прислала.

Глава 2

АРИНУШКА

Близилась страда [184] и Фетинья всё дальше углублялась в леса. Она до сих пор не жаловалась на ноги и, казалось, никогда не уставала. А лес всё манил и манил ее. Она же искала новые грибные, брусничные и клюквенные места, кои зело пригодятся в долгую стылую зиму. Находила Фетинья и ореховые заросли, и пчелиные дупла с медом. Всё сгодится!

Как-то незаметно, незаметно, но верст двадцать от скита прошагала. Присела на валежину передохнуть и вдруг почувствовала запах дыма. Принюхалась острым крючковатым носом и несказанно удивилась: дым-то печной! Никак вблизи изба топится.

Фетинья сторожко пошла на запах дыма, раздвинула заросли и перед ней оказалась небольшая деревушка в три приземистых избы.

Старуха затаилась. Неведомая деревня может оказаться и мирным поселением (в глухих лесных урочищах нередко скрывались смерды, не захотевшие нести господского тягла) и разбойным станом, в коих, после татьбы и грабежа, прятались лихие люди.

Наметанным глазом Фетинья определила, что, судя по избам, деревня появилась лет семьдесят назад, срублена она была неприхотливо, наспех, без основательной и дотошной крестьянской руки; ни нарядных наличников, изукрашенных деревянной резьбой, ни красных крылец, ни причудливо вырезанных петушков. Всё — серо, обыденно, докучливо. Даже пустынь отшельника Фотея выглядела теремом. Две избы, крытые дерном, и вовсе заросли бурьяном. На крышах поднялась молодая поросль из корявых березок.

«В этих избах уже не живут, даже крыльцо утонуло в чертополохе, — определила Фетинья. — Дым идет из волоковых окон последней избы. Но кто ж ее обитатели?».

Долго ждала Фетинья. Но вот на крыльцо вышла юная девушка в холщовом сарафане и берестяных лапотках с липовым ведерком в руке и пошла к колодцу с журавлем. Старуха сразу определила, что девушка хороша собой: легкая прямая походка, гибкая, выше среднего роста, с пышной льняной косой, заплетенной простой тряпичной лентой.

А затем на крыльце появилась маленькая старушка в грубой сермяге.

— Поосторожней у журавля, внучка. Склизко тамотки.

«Слава тебе, Господи, — перекрестилась Фетинья. — Не разбойный стан. Можно смело выходить».

Девушка, увидев перед собой старуху в черном облачении, выронила от испуга ведерко. Шестнадцать лет она не видела в деревушке незнакомых людей.

— Не пужайся, касатка, — как можно ласковей произнесла Фетинья. — Худа ни тебе, ни вашему дому я не сотворю.

Перекрестилась (хозяйка дома облегченно вздохнула: неведомая старуха на ведьму похожа, вон даже седые космы выбились из-под черного убруса [185]), поклонилась избе и вдругорядь молвила:

— Не пужайтесь, люди православные. Да хранит вас Господь.