Емельян Пугачев. Книга 1

Громада подхватила:

— Все пойдем до императрицы, все поголовно… Как раньше наши деды-прадеды служили, так и мы на прежних поведенциях и отеческих порядках безо всякого отрицания служить должны. А в штат легиона не хотим!

Атаман Тамбовцев, негласно наущаемый коварным Мартемьяном Бородиным, решился на крайнюю меру: для сформирования легионного отряда хватать кого попало. Чрез бесчисленные насилия, мордобой и жестокую распрю было нахватано, наловлено сколько по штату надо — триста тридцать пять человек.

Всех их держали под арестом, а в Питер донесли, что приказ Военной коллегии исполнен, и команда будет препровождена под конвоем в Симбирск.

Но напрасно атаман обольщал себя такой надеждой: растревоженный улей Яицкого войска все больше и больше раздражался. Боясь мести атамана, большинство казаков, спасая животы свои, рассыпалось по степям и дальним хуторам, благо летняя пора стояла, — везде приют.

Непослушная сторона успела тайно отправить в Петербург депутацию из двадцати двух человек, собрав им в дорогу по тридцать копеек с дыма.

Депутация, возглавляемая сотником Портновым, в июле 1770 года прибыла в Царское Село, где жила Екатерина.

Депутацию во дворец не пустили, не пустили и в парк, из которого можно бы как-нибудь, хоть по водосточной трубе залезть в открытое дворцовое оконце. Как быть? Сотник Портнов с двумя молодыми казаками с утра ходил возле железных решеток, заглядывая в парк, не покажется ли императрица.

— Она! Ей же богу, она, — закричал бесхитростный Портнов и ткнул рукой по направлению спускавшейся от дворцового пантдуса к озеру группы: впереди две женщины — побольше и поменьше, возле них две собачонки — тоже побольше и поменьше, на три шага сзади — высокий статный генерал с тростью («Это граф Орлов, Григорий Григорьич», — прошептал сотник), сзади него два пажа, а в некотором отдалении — пять гайдуков в малиновых кафтанах.

Около всех ворот в парк стояли с ружьями драгуны.

Иван Портнов вложил пальцы в рот и трижды свистнул. Чрез две-три минуты к сотнику сбежались остальные девятнадцать казаков.

— Господи благослови, — проговорил Портнов, с легкостью перемахнул через невысокую железную решетку и, творя молитву, побежал прямиком к Екатерине, которая успела спуститься к озеру и теперь бросала подплывшим лебедям кусочки хлеба.

За Портновым, топоча, как степные кони, бежали два десятка казаков.

Придерживая у бедер сабли, они боязливо озирались на гнавшегося за ними солдата с ружьем.

— Стой! Стой! Стрелять буду! — вопил солдат.

Где-то близко забил барабан тревогу, зазвонил колокольчик, раздалась крикливая команда. И вскоре целая рать, ружья наперевес, ринулись за казаками. Но казакам теперь не страшно, они уже подлетали к государыне.

Екатерина, одетая в светло-голубой просторный пеньюар и кружевной чепец, быстро повернулась на шум и только лишь произнесла: «Что это значит?», как запыхавшийся сотник Портнов, сдернув шапку, повалился Екатерине в ноги, уткнулся лбом в зеленую траву, а вытянутой правой рукой совал царице челобитную. Он по простоте душевной защурился, чтоб не ослепнуть от блистательного зрака государыни, рыжая борода его подрагивала, он пронзительно кричал:

— Мать всеблагая!.. Ваше величество! Прими, прими слезное прошение наше… Препоручаем себя вашему величеству. От наших старшин против беззаконных их поступков и наглого разорительства высочайшей десницей защити и оборони…

Два десятка казаков тоже стали на колени. Они смущенно мигали и ничего пред собой не видели, кроме трепетного белого листа бумаги и миловидной, «райского фасона», женщины.

Граф Григорий Орлов, блистая золотом кафтана и бриллиантами драгоценных колец, грозил им тростью, но про себя улыбался.

Екатерина приняла бумагу, подняла брови, сотник Иван Портнов услыхал «небесный» голос:

— Встаньте, казаки.

Бородачи поднялись, замерли, руки по швам.

Голос Екатерины сделался по-земному раздражителен. Она спросила:

— Ведомо ли вам, казаки, что мне лично подавать прошения регламент воспрещает?

— Ведомо, ваше величество! — гаркнул сотник Портнов и выпучил испуганные глаза на Екатерину.

— А ежели ведомо, то чего ради ты это сделал, сотник?

— Винимся, ваше величество! — опять гаркнул Портнов. — Тако войсковой круг постановил, чтоб лично, значит… В ручки…

— Круг-то круг, — сказала Екатерина, — а над кругом все-таки — я… я… Уж который раз вы чините сие беззаконие… И что вас мир не берет?

— Винимся, ваше величество! — и все казаки снова упали на колени.

Екатерина вскинула к глазам лорнет, с интересом присмотрелась к широкоплечим бородачам и заговорила по-французски с княгиней Головиной.

Орлов резко сказал казакам:

— Ответ чрез Военную коллегию… Ну, марш отсюда!

Екатерина, прервав разговор с Головиной, окинула Орлова улыбчиво-укоризненным взглядом и приказала похожему на девушку пажу:

— Проводи, пожалюй, казаков во дворец, пускай их там покормят. И… и… по стаканчику водки…

Казаки, облегченно задышав, третий раз бухнулись Екатерине в ноги.

В челобитной депутаты просили царицу не определять казаков в легионные полки, приказать удовольствовать их денежным и хлебным жалованьем, которого они не получали пять лет.

Через месяц Екатерина повелела Военной коллегии немедленно удовлетворить просьбу казаков. Но об освобождении их от легионной службы в последовавшем указе не было ни слова. Таким решением депутаты остались недовольны, в Военной коллегии вели себя дерзко, на предложение возвратиться на Яик не согласились и данную им грамоту на имя войска оставили в зале коллегии.

Вскоре казакам вторично удалось вручить императрице новую челобитную, где они вновь просили уволить их от службы в легионе.

Видя подобное упорство депутатов, Екатерина указала Военной коллегии:

Для умиротворения войска были командированы на Яик лично известный Екатерине, друг Григория Орлова, офицер Семеновского полка Дурново, а из Оренбурга — генерал-майор Давыдов.

Наступил март 1771 года. За это время стряслась беда с калмыками.

Правительство решило послать на войну в Турцию двадцать тысяч калмыков. В ответ на это тридцать тысяч калмыцких кибиток, бросив свои кочевья, бежали в Китай. На Яик пришло высочайшее повеление командировать в Кизляр пятьсот казаков в погоню за калмыками.

Этот неожиданный сюрприз был войску весьма неприятен. Собирались один за другим четыре очень шумных круга. Непослушная сторона наотрез отказалась идти в команду.

— Почему?

— А вот почему… — и сотник непослушной партии подал атаману копию указа, полученную депутатами в Военной коллегии год тому назад. В этой копии столичным переписчиком был искажен в пользу казаков текст высочайшего указа и вместо слов: «куда (то есть в легион) их впредь не наряжать», в копии сказано: «никуда их впредь не наряжать».

Это послужило сигналом к полному отказу от командировки в Кизляр.

Генерал Давыдов и петербургский офицер Дурново послали обо всем этом донесение в Военную коллегию. А непослушная сторона вновь выбрала депутацию под начальством сотника Кирпичникова. Депутация прибыла в Петербург в средине лета 1771 года.

Сотник Кирпичников явился к начальнику Военной коллегии графу Захару Чернышеву, чтоб подать чрез него челобитную императрице. Но граф заорал на Кирпичникова:

— Ты чего шляешься один?.. Сколько вас здесь?.. Двадцать пять человек? Надоели со своими просьбицами… Придите все, тогда приму вашу челобитную. А может, и арестую всех.

Депутаты изыскали способ подать челобитную Екатерине лично. В июне месяце, когда императрица ехала в Сенат, рыжебородый казак Федот Кожин, пав на колени, успел подать ей челобитную. Его арестовали, но он ухитрился сбежать в Москву.