За пределами желания. Мендельсон

Феликс сразу заметил Карла, облачённого в лиловый сюртук и цветастый галстук. Дипломат быстро организовал перенос багажа друга, и скоро они уже катили по тенистым дорожкам парка Сент-Джеймс.

   — Ты конечно же остановишься у меня, — заявил Карл. — Я и слышать не хочу о том, чтобы ты ехал в отель. Этот город ждёт тебя. Поклонницы съедят тебя живьём, но, по-моему, это восхитительная смерть.

Внезапно на его круглом оживлённом лице появилась сочувственная гримаса.

   — Я с прискорбием вынужден сообщить тебе, что твоя Маргарет теперь супруга шотландского графа и живёт в замке с зубчатыми башнями и заплесневелыми стенами на каком-то Богом забытом торфянике, окутанном постоянным туманом.

Феликс проглотил разочарование.

   — Она обещала ждать меня, — вздохнул он. — Женщинам нельзя доверять.

   — Даже англичанкам, — подхватил Карл. — Возьми мою Сьюзен, к примеру. Она совершенно не в моём вкусе, но я по уши в неё влюблён. Уверен, что она разобьёт мне сердце. Женщины созданы для того, чтобы разбивать мужские сердца, и им это нравится. К счастью для нас, мы остаёмся в живых после всего этого.

Облегчив душу сентенциями, он расправил плечи и сделал глубокий радостный вздох.

   — Чудесный парк, не правда ли? — вскричал он, указывая на деревья с набухшими почками и лужайки с веснушками солнечного света. — Можно ли поверить, что когда-то здесь было вонючее болото, и если бы не Генри Восьмой [34], старина Генри, который осушил его...

Он не закончил фразу, так как заметил, что Феликс не отрываясь смотрит на приближающуюся в сопровождении грума в ливрее всадницу в облегающей тёмно-зелёной амазонке. Стройные бёдра ритмично покачивались в такт неторопливой рыси гнедой. Всадница высоко держала голову, с надменным видом глядя на проезжающие экипажи. Даже издали Феликс заметил, что она красива, и это впечатление усиливалось по мере того, как расстояние между ними сокращалось. Когда она поравнялась с его экипажем, их глаза встретились, и она одарила его оценивающим взглядом из-под длинных ресниц. Карл приподнял свою бобровую шапку и приветственно помахал ею.

   — Кто она? — спросил Феликс, когда всадница скрылась из глаз.

   — Маркиза Дорсит, самая красивая вдовушка Англии и одна из фрейлин королевы.

   — Нехорошо, что такая очаровательная женщина держится так холодно и надменно.

   — Не суди по внешнему виду, — нравоучительно заметил Карл, доставая из жилетного кармашка табакерку. — Несомненно, она холодна и надменна, но, думаю, не чужда человеческих слабостей. Она часто ездит на континент, особенно в Италию, и я заметил, что какой-нибудь красивый лорд или блестящий гвардейский офицер исчезает с лондонской сцены одновременно с ней и возвращается за два-три дня до её собственного возвращения. — Он засунул в ноздри понюшку коричневого табака и глубоко втянул её. — Конечно, это не иначе как простое совпадение, — добавил он со смешком.

Кеб свернул в Грин-парк, где Феликсу нужно было оставить кредитное письмо отца. Карл приказал кучеру ехать в банк Ротшильда.

   — Я только на минутку, — бросил Феликс, выходя из экипажа.

Кассир внимательно прочёл письмо поверх очков. Затем исчез и спустя минуту вернулся и объявил Феликсу, что герр Ротшильд желает с ним познакомиться. Феликса провели в контору банкира, где его приветствовал карлик с выпученными глазами и круглым брюшком, который оказался не кем иным, как почти легендарным Натаном Ротшильдом.

   — Наши отцы были большими друзьями, — заметил банкир, указывая Феликсу на кресло и усаживаясь за свой стол. — Я сам состою с вашим отцом в весьма сердечных деловых отношениях. Сожалею, что меня не было в городе, когда вы приезжали с ним в Лондон, и очень рад возможности познакомиться с вами, особенно по случаю вашего первого концерта в Лондоне. — На мгновенье его глаза остановились на Феликсе, и неожиданно привлекательная улыбка смягчила его жёсткое некрасивое лицо. — Ваш отец должен вами гордиться.

Феликс неопределённо хмыкнул, и финансист продолжал:

   — Он изменит своё мнение после концерта. Вот увидите.

Ротшильд подробно расспросил Феликса о его семье и планах на будущее. Наконец он, казалось, вспомнил о письме, которое держал в руке.

   — Большая сумма, — констатировал он. — Ваш отец — щедрый человек. — Он поднялся из-за стола и проводил Феликса до дверей. — Не думаю, что филармоническим оркестром когда-либо дирижировал такой молодой человек, как вы. До сих пор мы все знали имя Моисея Мендельсона, но я уверен, что нам предстоит ещё много услышать о его внуке.

Карл дремал в экипаже, когда Феликс наконец возвратился.

   — Прости, но герр Ротшильд пожелал меня видеть. Эти большие банкиры владеют всем временем в мире.

   — Так в любой области, — вздохнул Карл, окончательно просыпаясь и называя кучеру свой адрес. — Чем выше поднимаешься, тем больше людей делают всё за тебя, пока наконец тебе самому ничего не приходится делать. В дипломатической миссии наш министр проводит большую часть времени за сочинением сонетов своей покойной любовнице. Пока она была жива, он её терпеть не мог, а теперь рыдает каждый раз, когда говорит о ней. Любить память о человек легче, чем самого человека.

   — Если ты когда-нибудь начнёшь писать сонеты твоим бывшим любовницам, — усмехнулся Феликс, — то будешь писать их круглые сутки. Кстати, как тебе нравится быть дипломатом?

   — Очень нравится. Я рождён быть дипломатом.

Пока экипаж катил по направлению к Бьюри-стрит, осанистый молодой человек превозносил радости и преимущества дипломатической карьеры. Работа была интересной и лёгкой. Такой лёгкой, особенно в дипломатическом представительстве Ганновера, что у всех сотрудников там было время для неторопливых обедов, сопровождаемых длительными сиестами. Кроме того, там можно было вести светскую жизнь. Хозяйки салонов обожают дипломатов — любого, даже третьего секретаря в Ганноверском представительстве. Но больше всего Карл ценил магическую силу дипломатического статуса.

   — Предположим, я захотел бы засадить в тюрьму моего квартирного хозяина, — рассуждал он с хитрой ухмылкой на круглой физиономии. — Я мог бы это сделать за пять минут.

   — На каком основании?

   — Ни на каком. — Его тон подразумевал, что ему надо было только выдать какое-нибудь обвинение из богатого арсенала, имеющегося в его распоряжении. — Я мог бы заявить, что у нас есть секретная информация о том, что он тайный агент или опасный революционер. Этого было бы достаточно, чтобы упрятать его на три-четыре недели в тюрьму, пока расследование не обнаружит, что произошла ошибка. Я объяснил это однажды моему хозяину, когда он чересчур приставал ко мне с арендной платой. Он уразумел, что к чему и сделался как шёлковый.

Карл всё ещё похохатывал, когда кеб остановился перед маленьким, но уютным коттеджем на Бьюри-стрит, где он жил.

В первые две недели Феликс был слишком занят приготовлениями к концерту, чтобы принимать приглашения, которые сыпались на него как из рога изобилия. Казалось, всем хотелось встретиться с молодым композитором-миллионером. Сезон был в разгаре, и Лондон был ослепительным. Всё в городе восхищало Феликса: сдержанная вежливость жителей, так непохожих на экспансивных французов, тенистые парки, дома, магазины, улицы. Ему представлялось, что даже дождь имеет в Лондоне особое очарование. Величайшие певцы мира — Зонтаг [35], Пизарони, Донзелли и легендарная Мария Салла — все они были в Лондоне в это время. Однако Феликс отказывался пойти послушать их, чем привёл своего друга в негодование.

   — По крайней мере, послушай Марию Саллу, — убеждал он. — Говорю тебе, она потрясающа. — Он осуждающе помахал пальцем перед носом Феликса. — Когда-нибудь твои внуки узнают, что у тебя была возможность послушать Марию Саллу, а ты остался дома, уткнувшись носом в партитуру, и скажут: «Наш дед — дурак».