Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

   - Так-то он стал первым! - невольно передёрнулся Юрий.

   - Взял старшинство не по праву, - подтвердил отец. - Между ним и сыном Кейстута Витовтом началась борьба, которой, казалось, не будет конца. Однако в прошлом году произошло неожиданное событие: Ягайло поехал в Угорскую землю и женился на Ядвиге, дочери и наследнице покойного Людовика, короля венгерского и польского. В Кракове окрестился в латынскую веру и принял достоинство государя Польши. Витовта же сделал наместником в Литве. Хотя согласие двоюродных братьев длилось недолго. Между ними опять немирье. И в это-то время наш Василий попал им в руки.

   - На что он им? - удивился Юрий.

   - С Ягайлой у меня дружбы нет, - вздохнул Дмитрий Иванович. - С немцами - тоже. Витовт же - друг немцев. Не отдаст ли им пленника? Могут и попросить, и даже потребовать ради мести. Вот почему я позвал тебя. Чтобы исподволь подготовить, посадить на великом княжении, если жизнь моя до времени пресечётся.

   - Татунька, слава Богу, ты здоров и молод! - воскликнул Юрий.

Отец погасил свечу на столе.

Яркий солнечный свет упал из слюдяного окна: день распогоживался. Пусть мало надежд на его тепло, зато солнечность греет душу.

Великий князь тяжело поднялся, большой и грузный, трудно было поверить, что ему ещё нет и сорока.

   - Мне кажется, я прожил долгую жизнь, - молвил он. - Сужу не по годам, по делам. Сделано много. Борьба за великое княжение с твоим дедом, Дмитрием Суздальским и Нижегородским. Ещё более яростная борьба с Михаилом Тверским. Трижды пришлось отражать нападение на Москву Ольгерда Литовского. Удалось поменять немирье на мир с Олегом Рязанским. А скольких трудов стоило выстроить каменный Кремль! Ещё что? Сделал Казань зависимой. Одолел мурзу Бегича на реке Боже. Потом - Донское побоище. Теперь вот восстановление княжества после Тохтамыша... На все эти дела молодости не хватит. Чувствую себя старцем.

   - Бог даст, - встал и Юрий, - ты сызнова наберёшься сил, старший братец Васенька воротится поздорову...

Тут он осёкся. Вдруг стало темно. Свет в окне помутился, будто наступил вечер.

   - Что это? - удивился великий князь. - По моим прикидкам, всего час дня, когда люди только ещё утренничают, а тут... будто уже вечереет.

Послышалась беготня в переходе. Дмитрий Иванович открыл дверь. Челядинец бежал со свечкой.

   - Княже, княже! - Он выронил свечу из трясущихся рук и уже в полной тьме не своим голосом произнёс: - Солнце погибло!

Юрий ощупью подошёл к столу. Услышал:

   - Ужли затмение? [15]

Люди принесли свечи. Все пошли на высокое крыльцо. Там было холодно и темно. Кто-то из слуг помянул пугливо о конце света. Чудов архимандрит Исакий, оказавшийся в тереме, произнёс:

   - О затмении пророк Захария глаголет так: «И сбудется тот день, перестанет свет, только студень и мрак будут».

Семён Фёдорович Морозов пояснил:

   - Затмение, это когда луна застит между солнцем и землёй.

Золовка Анна, гостящая у великой княгини, дала своё объяснение:

   - Затмение бывает оттого, что злой дух скрадывает свет Божий и впотьмах ловит христиан в свои сети.

Примерно два часа спустя день вновь исполнился яркости. Отец сказал матуньке:

   - Это знамение пугает меня. Что-то с Василием...

Борис Галицкий проводил Юрия в его ложню. На ходу, как бы между прочим, напомнил:

   - У государя был первенец Симеон, да помер, когда тебе ещё пяти лет не исполнилось. С тех пор старшим стал Василий.

Глубинное, смутное воспоминание! Юрий глянул на дядьку, как на дьявола-искусителя:

   - Не пойду в спальню. Лучше на свежий воздух, на огород. Побуду один.

Однако он не хотел одиночества. Более того: боялся его. У чёрного хода на заднем крыльце встретил учителя своего Морозова. Этот человек становился лекарем для души: не только научит, но и наставит. И, как духовник, смятение обратит в покой.

   - Боярин Семён, не прогуляешься ли со мной по огороду?

   - Прогулка после ненастья весьма живительна, - пошёл с ним учитель. - Солнце дарит лишь свет, а тепло спрятало за пазуху. Сейчас глядит озорно: вот, мол, какую штуку я откололо! А всё же освежишь грудь после теремного духа, и телу легче.

Юрий завёл речь о распре среди литовских наследников. В дополнение к отцовым речам узнал, что старшие братья не сопротивлялись властолюбию Якова-Ягайлы. Княжили в своих уделах и тем довольствовались. Лишь дядя Кейстут возмутился явному беззаконию, поначалу даже пленил племянника, однако же потом отпустил, простил. И ошибся. Ягайло заманил его в мрачный замок Крево, бросил в темницу, велел задушить. С тех пор у властолюбца борьба с двоюродным братом Витовтом Кейстутьевичем. У последнего в друзьях тевтонские рыцари. Ягайло же их боится, ибо воин из него аховый. Однако же сумел надеть в Кракове королевскую корону, объединил Литву с Польшей...

Тут княжичу захотелось узнать подробнее, как удалось невоинственному Ягайле столь внезапно возвыситься. Оказывается, отнюдь не внезапно. У Ядвиги, муж коей по завещанию покойного короля должен стать наследником, имелся к тому времени рыцарь сердца: Вильгельм, герцог австрийский. Они вместе воспитывались. Но не по нраву пришёлся польским вельможам тот герцог. Что он мог дать? А тут - послы от Ягайлы. Литовский князь предложил большую часть отцовских сокровищ да ещё целое государство в придачу. Даже дал отступные Вильгельму.

   - Бедная Ядвига! - пожалел Юрий.

   - Ей предложили апостольский подвиг, - сказал Морозов. - Преодолеть отвращение к низкорослому толстяку, зато обратить в истинную веру заблудший народ литовский.

Правда, Вильгельм оказался не столь уступчив: неожиданно появился в Кракове. Ему запретили вход в замок. Однако влюблённые встретились во францисканском монастыре. Страсть возобновилась с той силой, что они обвенчались. После чего Вильгельм вздумал пользоваться супружескими правами уже в самом королевском замке. Оттуда он был с бесчестьем изгнан вельможами. Ядвига намеревалась уехать вместе с ним, но её удержали силой.

   - Бояре, - заключил Юрий, - вершат дела при государевой слабости.

   - Да, - подтвердил Морозов. - После бегства Вильгельма они сызнова начали убеждать королеву стать женой князя литовского. Позволили отправить посла, дабы хорошенько вызнать его наружность и нрав. Озолочённый посол донёс: Ягайло видом приятен, в обхождении добр, И Ядвига в прошлом году всё-таки сочеталась с ним браком.

   - Чем же может угрожать брату Василию нынешнее пребывание в Литве? - хотел добраться Юрий до главного.

   - Ничем, - огорошил Морозов. - Ягайло - враг наш ещё со времён Донского побоища - сидит в Кракове. Витовт - в Вильне. Ядвига прислала ему письмо: дескать, муж отдал ей княжества Литовское и Русское, то есть южную Русь. Значит, у неё право требовать дань от обоих княжеств. Нетрудно представить, что стал чувствовать к Ягайлу Витовт?

   - Прибегнет к помощи немцев? - рассудил Юрий отцовскими мыслями. - Отдаст им в заложники нашего Василия?

   - Хлопот будет рыцарям с заложником! - возразил Морозов. - Не проще ли Витовту с помощью Дмитриева наследника добиться союза с Москвой против Кракова?

У Юрия что-то оборвалось внутри. Словно воздушный дворец, как коломенская церковь, обрушился. И легче стало от этого, вздохнулось вольнее. Ощутил себя прежним, безмятежным, до дня безгрешным.

   - Кто нынче у татуньки в первых советниках? - спросил он.

   - Сам, поди, знаешь, кто, - отвечал Морозов. - Фёдор Андреевич Кошка да Фёдор Иванович, сын казнённого Вельяминова, да Константин Дмитриевич Шея, внук Чётов...

   - Ты, - быстро перебил княжич, - тебя, коли приму власть, сделаю первым своим советником!

Семён Фёдорыч усмехнулся в светлые усы:

   - Что ж, история - сосуд мутный. Может быть, золотой венец падёт и на твою главу. Изволишь, - проси совета. Скажу, чем умудрил Бог.

По дорожке, крытой палыми листьями, к ним крупно шагал Борис Галицкий.