Яик – светлая река

– У меня есть надежные люди, а подводу я найду.

– Зачем подводы? Куда ты хочешь спрятать?..

– В товарные склады купца Акчурина.

– Акчурина?.. Это как же?

– Из складов очень удобно рассылать листовки во все районы. Вместе с товарами… незаметно… Там наши люди работают, они помогут. И типографскую бумагу надо спрятать туда же.

– Хорошо, идите, – согласился Дмитриев.

Айтиев ушел.

Коммунисты поочередно получали задания и расходились. На кожевенный завод для организации боевой дружины был послан рабочий Половинкин, на мельницу – Нуждин.

Глава шестая

В небе стыли облака. Со стороны Шагана дул пронизывающий холодный ветер, обжигая лица, заставляя прохожих ежиться и поднимать воротники. Середина марта, а зима, казалось, и не думала отступать.

В этот вечер было особенно холодно. Слегка подтаявший за день снег взялся голубоватой ледяной коркой. Мостовая звенела под каблуками прохожих, и звонкий цокот казачьих коней раскатывался по городу, казачьи пикеты разъезжали за мостом, по центральным улицам, на окраинах.

Сями пробирался по темным улицам спящего города. Он больше страшился топота копыт, чем морозного ветра. Едва где-нибудь вблизи слышалась конская дробь, мальчик вздрагивал, прижимался спиной к забору и так, затаив дыхание, стоял до тех пор, пока не проезжал пикет и не стихали вдали дробные звуки копыт. Тогда он осторожно двигался дальше. Руки мерзли от холода, идти было трудно, Сями то и дело спотыкался.

Когда проходил мимо большого дома с широкими окнами, закрытыми ставнями, одеревеневшие пальцы выпустили кисть.

Сями, может быть, и не почувствовал бы, что выронил кисть, но он услышал, как деревянная ручка звонко ударилась о хрупкий ледок. Сквозь щели ставен на дорогу падал слабый свет. Сями нагнулся и на ощупь стал отыскивать кисть. Пальцы натыкались на шершавые ледяные выступы, проваливались в ямки, выбитые капелью. Найдя кисть, он засунул ее за рукав и стал растирать окоченевшие руки. Впереди виднелось парадное крыльцо. Сями осторожно поднялся по ступенькам и оглянулся вокруг – никого… Прислушался – тихо. Мазнул кистью по двери, наклеил листовку и, крадучись, пошел дальше.

Там, где останавливался Сями, на стенах и дверях оставались листовки. На них крупным типографским шрифтом было напечатано:

Мальчик остановился возле высокого крыльца. Оно показалось ему знакомым. Он подошел ближе. «Да это дом Курбанова!..» На крыльце, прижавшись к дверному косяку, стоял человек. Сями его не было видно, но Хаким хорошо видел мальчика. Хаким недоумевал: «Что ему нужно? Может, заблудился и теперь разыскивает нужный номер?.. А может, к кому в окно забраться хочет?..» Хаким решил не выдавать себя и проследить, что будет делать мальчик.

Сями Гадильшин работал учеником-наборщиком в типографии, но Хаким его не знал.

Остановившись перед высоким крыльцом курбановского дома, он раздумывал – клеить или не клеить листовку. Курбанова, работающего переводчиком у татар и казахов, Сями знал, несколько раз видел его среди рабочих и считал «нашим». Но дорогой, красивый костюм, который носил толмач, и его суровый вид смущали мальчика. «Может, и не наш!.. А, чей бы то ни был, читай!..» – решил Сями и, мазнув кистью ворота, наклеил листовку.

Крадучись, Сями прошел еще несколько кварталов и очутился перед двухэтажным каменным домом. Приподнявшись на цыпочках, Сями одну за одной стал наклеивать листовки в простенках между окнами. Номерной фонарь светил ярко, и Сями торопился. Возле ворот он опять на минуту задержался, читая вывеску:

«Пусть читает» – и Сями быстро наклеил на ворота пять листовок. Потом облепил листовками фонарный столб, забор и, отойдя в тень, облегченно вздохнул. Он был доволен тем, что ему удалось так хорошо разукрасить судейскую контору и дом барона Дельвига.

Листовок оставалось мало, и Сями начал подумывать, что пора возвращаться. Он находился теперь в самом конце Губернаторской улицы. «Перейду на ту сторону, там ветер тише… еще к двум-трем воротам приклею и – в типографию, к печке…» Он шагнул вперед, поскользнулся и выронил банку с клеем. Железная банка звонко ударилась о лед и покатилась в канаву. Сями кинулся поднимать ее. Пока он шарил пальцами по снегу, во дворе залилась громким лаем собака. Послышались шаги – кто-то шел со двора к калитке, ворча и покашливая. Мальчик схватил банку и, перебежав на другую сторону улицы, спрятался в тень. «Поймают, за вора примут, изобьют еще, – подумал Сями. – Лучше пережду, пока все утихнет…» Он увидел, как из ворот вышел сторож, как стал пристально всматриваться в улицу, потом, цыкнув на собаку, хлопнул воротами и пошел к будке. Собака смолкла. Сторож, заслонившись спиной от ветра, прикуривал. Красновато-желтый огонек спички на секунду осветил лицо, бородатое и красное.

Сями ждал, когда сторож уйдет, но тот не уходил. Цигарка его тускло вспыхивала в темноте.

Неожиданно почти рядом с Сями раздался хрипловатый грубый голос:

– Макар, не спишь?..

Мальчик вздрогнул, сжался в комок и замер. «По ту сторону крыльца… – догадался Сями. – Нужно было спрятаться куда-нибудь понадежнее». Под крыльцом виднелись оторванные доски. Сями заметил черный провал: «Залезу туда, спрячусь, не увидят…» Мальчик полез в дырку и вскоре очутился под крыльцом. Здесь было тихо, и он начал согреваться.

Шаги сторожа скрипели за тонкой дощатой перегородкой.

– Иди сюда, Макар, поболтаем!..

Его хриплый грубоватый бас отчетливо слышал Сями. Что отвечал сторож с противоположной стороны улицы, мальчик не слышал. Ветер заглушал слова.

Томительно и жутко было сидеть под крыльцом. Сями испуганно думал: «Зачем он зовет его сюда?.. Может быть, он заметил меня и теперь зовет соседа на помощь, чтобы вдвоем схватить?.. Нет, если бы видел, сразу бы поднял шум. Ему, очевидно, скучно, и он хочет поговорить…» Мальчик держался настороже и был готов в любую минуту выскочить из-под крыльца и пуститься наутек.

Он слышал, как подошел сторож с противоположной стороны. Тревога нарастала, сердце учащенно билось.

– Ну и погодка нынче, Макар, прямо-таки не верится, что март на дворе, – слышался хриплый грубоватый голос.

– Да, Мартыныч, должно, где-то в верховьях снег выпал, ишь как оттуда леденит ветер!..

– Но скажу тебе, Макар, этот холод еще полбеды. Есть он – и не будет его: все от милости божьей… А вот когда люди меж собой стужу сеют, это худо, от этого добра не жди. Чуется мне, польется людская кровь…

– Прослышал что, аль так, со своего разумения?

– Денщик давеча сказывал… Полковник-то в штаб ушел, а он, значит, ко мне – дай, мол, табачку, ну и разговорились.

– Так что же он сказывал, Мартыныч?

– Многое говорил, рази упомнишь все. Разговор он подслушал своего полковника с генералом… Шустрый парень. Прикидывается вроде простачком, а сам себе на уме. Ведь полковник-то в нашем доме живет. Да ты же знаешь, может, видал его?

– Полковника-то?.. Может, и видал.

– Из Нижнего Новгорода приехал. Жена, говорит, там осталась, детишки…

– Денщик-то что подслушал, ну-ка, про это…

– Секретный, говорит, разговор был между генералом и полковником… Этой ночью, значит, должны всех большевиков переловить, а Совдеп распустить.

– Да ну?!.

– Вот те и ну!.. Слухай дале: атаман Мартынов, сказывают, двадцать казачьих сотен в город привел, расставил их по окраинам, казармы занял… И у Шагана стоит сотня. А еще из нижних станиц: Бударинской, Сахарной да и Верхне-Дарьинской десять сотен должно прийти. Быть крови, Макар, непременно быть!..

– А он те не врал?

– Христом клялся.